Предатель. После развода (СИ) - Арская Арина. Страница 22

Моргает и опять вздыхает. Поглаживает мою щеку:

— Красивая мама.

— Засыпай.

— Вы целовались, — с тихим упрямством повторяет Анфиса. — Я видела. И раньше вы не целовались.

Я готова плакать.

С чего это я вдруг решила, что смогу обмануть Афинку? У нас в семье не было легковерных дурочек и дурачков, которых можно с улыбочкой убедить в том, что ей приснилось, как мама и папа целовались.

— Не целовались, — Афинка опять тяжело вздыхает. — Вы меня целовали, Борьку целовали. Обнимали и целовали, но ты папу не целовала. И папа тебя.

Хмурится.

Герман, наверное, смог найти, что ответить Афинке и запудрить ей мозги, но не я. Я слишком истеричка для этого.

Я, кажется, сейчас могу забыть, как дышать.

— Почему?

— Что почему? — переспрашиваю я.

— Почему папа тебя не целовал, а ты папу?

— Потому что я и папа… Афина, милая, потому что мама и папа не живут вместе, — тихо поясняю я, и сама от своих слов же готова плакать. — Мы мама и папа, но не муж и жена. Понимаешь?

Афинка хмурится сильнее.

— Мы не вместе…

Отличный повод все подвести к тому, что у Германа есть другая тетя, которую он должен целовать.

— Папа живет отдельно, мама — отдельно, и мы… ммм…. сейчас друзья, Афина.

Не хочу быть подругой Герману.

Да и не смогу я.

Это поцелуй, да, был спонтанным и внезапным, но он меня выбил из колеи тем, что он стал глотком жизни.

Я будто до него мертвой была, а сейчас сердце так стучит, как в прошлом, когда Герман первый раз меня поцеловал.

Также внезапно, нагло и напористо.

И самое страшное, что я потеряла его поцелуи до его измены, но я была свято уверена, что Герман никуда не денется.

Пусть подождет, пока я буду готова к его страсти, напору и желанию утащить в темный уголочек.

А готова к Герману я была редко, ведь у меня проекты не кончались. Свою страсть я выплескивала на новые коллекции, на встречи с другими людьми, на показы.

Хмыкаю, потому что вспомнила, как на одном из последних мероприятий меня бесило то, что Герман обычным общением перетягивал внимание с моих тряпок на себя.

Он пришел поддержать жену, побыть с ней рядом, но я чувствовала, что проигрываю ему.

И ведь после был скандал. Конечно, я зацепилась не за его харизму, потому что я ведь не дура тиранить мужика за то, что он внимателен и обходителен с моими гостями на моем небольшом мероприятии.

Я устроила скандал дома из-за того, что он случайно облил одну из моделей в моем платье красным вином. Испортил его. Будто специально. Я начала с тихих претензий, а потом привела все к тому, что теперь все подобные встречи будут проходить без него.

И мне удалось все вывернуть так, что именно Герман мне об этом разъяренным рявком объявил:

— Пошла ты нахуй со своими показами! Заебала!

И я обиделась, ведь я просто посетовала на запачканное платье.

Он был мне не нужен тогда рядом. Он мне мешал. Нет, не так. Нужен был, но тогда, когда я скажу. Когда выйду из мастерской, готовая к поцелуям и обнимашкам, а в другие моменты я хотела его на время задвинуть.

— Мамочка, — Афинка поглаживает меня по щеке. — Тебе грустно, что ты с папой теперь друзья?

— Что? — выныриваю из своих мыслей.

— Поцелуй тогда его еще раз, — с детской наивностью предлагает Афинка. — И еще. И еще. Много-много раз целуй.

Глава 36. Нельзя

— Спи, Афиночка, — шепчу я и натягиваю плед на ее хрупкое плечико. — Спи, милая.

Она сейчас зафиксирует свое внимание на том, что мы с Германом целовались и на том, что надо его много-много раз целовать, и ждет меня жопа.

Все узнают, что мама и папа целовались.

Бабушка с дедушкой.

Аня и Антон.

Соседи.

Воспитательница в детском садике.

Случайный кот на детской площадке.

Незнакомая бабушка, которая решила отдохнуть у нашего подъезда на лавочке.

И, конечно же, Борис.

Он первый узнает, что мама и папа целовались, и почему-то именно перед сыном мне особенно боязно.

Это может обнадежить его и спровоцировать на всякие подростковые глупости.

— Закрывай глазки, — касаюсь пальцами виска. — Надо еще чуток поспать. Отдохнуть.

Афинка пусть и не совсем понимает, что происходит, взволнована. И это ее полное право.

Папа и мама до этого очень сдержанно себя вели. Никаких объятий и даже рукопожатий, а тут такое.

— Слушай, — заговорщически шепчу я. — Мама и папа целовались, но это секрет.

Попробую зайти с этой стороны. Афинка молчит, жует губы, задумчиво трет щеку и тихо выдает:

— Я не умею хранить секреты.

Ее честность обескураживает на несколько секунд. Я вот должна быть хитрой мамой, которая умеет любой неудобный разговор ловко направить в нужное русло.

— А почему секрет?— Афинка морщит нос и зевает.

— Потому что маме и папе нельзя целоваться.

— Почему нельзя?

Я готова звать на помощь Германа. Пусть он объясняет, почему нам нельзя обниматься и целоваться.

Все, надо рубить.

Размашисто и решительно.

— Потому что у папы есть другая тетя, которую он обещал целовать, — стараюсь говорить спокойно, но я слышу, как мой шепот дрожит обидой и ревностью. Повторяю. — У папы есть другая тетя, Афинка. Он с ней будет жить, ее целовать, обнимать, заботиться…

Медленно моргает. Опять хмурится.

Жду криков.

Да я сама готова сейчас покричать. И уже не от обиды на Германа, а от злости на саму себя. Мама права, подростковые капризы остались все еще со мной.

— Ты врешь, — Афинка щурится.

Я аж приоткрываю рот от неожиданности. Я планировала Афинку успокаивать, а она не собирается плакать.

— Вы с новой тетей папы скоро познакомитесь.

— Нет.

— Финочка, — слабо улыбаюсь. — Вы с ней обязательно подружитесь.

— Нет.

Узнаю сейчас в своей дочери свое упрямство.

Нет и все.

Поджимает губы, хмурится еще сильнее и быстро-быстро несколько раз моргает. Что бы я сейчас ни сказала про новую тетю, Афина не примет это и скажет, что я вру.

— В любом случае вы сегодня с ней познакомитесь, — аккуратно отзываюсь я. — Ее зовут Диана.

— Нет.

— И она очень хочет с тобой подружиться.

— Нет.

Замолкаем. Смотрим друга на друга. Я на Афину — с сожалением и усталостью, а она на меня — с вызовом.

Ох, чую жопой, что она переплюнет Борьку в тринадцать лет. И тут же возникает вопрос, а справлюсь ли я с ней одна без полноценного участия отца в ее воспитании?

— Все, спать, — сердито заявляет Афинка и крепко зажмуривается.

Шумно дышит.

Злится.

И еще ей, наверное, очень страшно. Какая нафиг новая тетя у папы?

Целую ее в лоб и затягиваю тихую колыбельную про черного котенка, который запрыгнул на луну и заснул на ней, свесив хвостик.

Лицо Афинки расслабляется. Дыхание выравнивается.

От подушек тянет и простыни тянет ненавязчивой свежестью лаванды.

Успела ли Диана побыть в кровати Германа? Успели ли они повеселиться на ортопедическом матрасе со сладкими стонами?

И что он ей шепчет на ухо, когда обнимает ее?

Говорит ли, как мне говорил когда-то, что она его девочка?

— Замер хвостик и котенок спит, — закрываю глаза, — вот и ты засыпай, баю-бай.

А если я из тех женщин, которые любят одного мужика на всю жизнь? В юности мне идея того, что кто-то может полюбить лишь раз, очень нравилась и вдохновляла.

Но не сейчас.

Любить — это счастье, когда с твоим любимым сложилась идеальная и красивая картинка, но в реальности такого не бывает.

Любить друг друга — это множество ошибок, боли, обиды, но кто-то справляется с этим, как мои родители, а кто-то — мы с Германом.

И сегодня мы опять позволили случиться новой ошибке, которая подарила мне сначала глоток жизни, а после полоснула меня когтями тоски, одиночества и ревности.

Мне надо выползти из-под одеяла, оставить Афинку в кровати и выйти к Герману, ведь я не смогу прятаться тут от него вечно.