Разъяренный (ЛП) - Эванс Кэти. Страница 47

— Я? — кричу от возмущения, абсолютно не веря ни единому его слову.

— Этот придурок пристаёт к тебе, Стоун? — спрашивает Маккенна, ставя мой напиток на стол и садясь рядом.

— Полагаю, по-другому он просто не умеет, — игриво ухмыляюсь я.

— Братан, я только сказал ей, что ты отличная партия, — оправдывается Лекс. — Поверь, ты бы сам захотел, чтобы я с ней поговорил.

Маккенна скользит рукой по спинке сиденья за моей спиной и наклоняется ко мне. Этот жест вроде бы непреднамеренный, но меня это не обманывает. Маккенна делает глоток своего напитка.

— Угу, — говорит, кивая так, словно имеет в виду: пошёл на хер.

— Её не парит, что ты любишь надевать на концертах розовые парики. Ей это нравится, потому что подходит к её образу скверной девчонки, — продолжает Лекс. — А ещё её не волнует, что ты по утрам несёшь всякую чушь. Ей всё равно, что твой большой член может разорвать её пополам. Она всё, что тебе нужно, чувак.

— Скажи мне то, чего я не знаю, например, почему твоя задница припаркована прямо рядом с ней?

— Я её грею.

— Пошёл вон, Лекс.

— Мужик, я устал как чёрт, остынь. — Однако говоря эти слова, Лекс освобождает кабинку, и я чувствую руку на своём бедре. Поднимаю глаза, и они встречаются с серебристым взглядом улыбающегося Маккенны.

Опасность…

Сердце начинает бешено колотиться.

Я не могу влюбиться в него снова. Не могу.

Но это уже произошло. Ты влюбилась. Так и есть!

— Твоя рука куда-то направляется? — спрашиваю я, затаив дыхание, в моём голосе звучит удивление, хотя я скорее встревожена, чем удивлена. И взволнована. Сильнее, чем когда-либо.

— Да, — говорит он, скользя пальцами выше, его глаза из-за чего-то сияют. Из-за вызова? Вожделения? Маккенна наклоняет голову, и когда я чувствую его губы, его дыхание у своего уха, мой желудок сжимается. — Я не могу отвести от тебя глаз, я хочу, чтобы мои руки были на тебе, и мои губы — на тебе. На самом деле, у меня возникают серьёзные проблемы с тем, чтобы делить тебя с кем-то, даже на одну ночь.

Я нервно смеюсь.

— Эти слова обычно срабатывают?

— Помнишь наш первый раз? — продолжает Маккенна, игнорируя меня. Соблазнительный шёпот Маккенны ласкает ухо, в то время как его пальцы скользят вверх под топ, как будто… как будто ему действительно нравится прикасаться к моей коже.

Он обвивает рукой мою талию и останавливает её сбоку от грудной клетки, его большой палец всего на волосок от моей груди.

— Нет, не помню, — вру я, прерывисто дыша. — Это всё из-за диетической колы, которая убивает клетки моего мозга.

Когда он запечатлевает на моём виске далеко не невинный поцелуй, разум вступает со мной в противоречие, и я переношусь на семь лет назад, в кабинку, подобную этой, с теми же руками, теми же губами. Назад в то время, когда я смущалась от того, кто я есть и кем я хочу быть, но никогда не смущалась из-за этого мальчика.

Нас увидят, Кенна…

Что плохого, если увидят? Почему, чёрт возьми, тебе за меня стыдно?

Теперь он мужчина. Возбуждённый. Его твёрдое бедро прижимается к моему. Рука крепче обхватывает мои рёбра. Раньше он был расстроен и страдал из-за того, что я не позволяла своей матери о нас узнать. Я понимала, что она нас разлучит. Но, в итоге, это стало неважно. Он ушёл сам.

— Ты помнишь. Вижу по твоим глазам, что помнишь, — мягко говорит он.

Я закрываю глаза, когда Маккенна оставляет ещё один поцелуй, на этот раз нежный, соблазнительный, в уголке моих губ.

— Я тоже не люблю вспоминать, Пинк. Это худшая форма пытки — думать о том, как ты смотрела на меня раньше. Думать, что ты больше никогда не будешь на меня так смотреть, — шепчет он.

Заставляю себя открыть глаза и смотрю в лицо Маккенне, оно так близко, что руки чешутся от желания обхватить его голову. Наклоняюсь ближе и тяну зубами бриллиантовую серьгу в его ухе, и он задерживает дыхание, как будто едва держит себя в руках.

Когда я отодвигаюсь, его пристальный взгляд становится таким напряжённым, и я чувствую себя настолько одурманенной собственным воздействием на него, что начинаю закрывать глаза. Он останавливает меня.

— Не надо, чёрт возьми. Не закрывай их.

Я держу их открытыми, а его челюсть сжимается, глаза становятся тёмными, словно сумерки, зрачки расширены, и мне страшно. Боюсь всего. Жара его тела, прижатого к моему. Удерживающего меня пристального взгляда. Я боюсь того, насколько он мне близок, насколько мы близки… эмоционально.

Маккенна улыбается, но это совсем не та самоуверенная ухмылка, к которой я привыкла. Эта улыбка нежная, такая нежная. Маккенна пристально смотрит волчьими глазами, и меня приводит в смущение, когда он проводит своим серебряным кольцом на большом пальце по контуру моего подбородка.

— Клянусь, ты у меня забрала что-то, но я так и не смог понять, что именно.

Я любила тебя, идиот. И ты меня тоже любил. И это напугало тебя — как испугало и меня — и поэтому ты ушёл!

Это напоминание заставляет меня поёжиться. Я пытаюсь установить некоторую дистанцию между нами. Чтобы возвести свои стены. Резко отворачиваюсь и невидящим взглядом смотрю на танцпол.

— Ясное дело, я украла твоё сердце. Разжевала и выплюнула. Вот поэтому ты сейчас ничего не чувствуешь.

— А вот и моя людоедка. — Впрочем, последовавший за этим смех не звучит весело. Просто Маккенна следует моему примеру, но я знаю, что на самом деле он не находит моё замечание смешным.

Он игриво дёргает меня за розовую прядь.

— Ладно, Пинк, — говорит он, уступая, — если ты не хочешь прогуляться со мной по аллее памяти, то хотя бы поговори со мной.

Не знаю, что ему сказать, и ловлю себя на том, что использую глупые слова, чтобы отвлечь его внимание, как проделывала подобное со своей матерью, когда была маленькой. С Маккенной, когда у нас было долгое, уютное молчание, и мне хотелось нарушить его — или когда ему хотелось меня рассмешить.

— Обрезание, — выпаливаю я.

Он разражается смехом, на этот раз настоящим, и этот звук мне нравится.

— Плохая девчонка.

— Липосакция, — продолжаю я, теперь уже улыбаясь.

— Ах, детка, ты знаешь, как уйти от пустых разговоров.

— Тиротоксизм! — смеюсь я.

— Отравление сыром? — удивлённо приподнимает брови.

— Ага. Стернутация¹¹! — продолжаю я, затаив дыхание, когда Маккенна притягивает меня к своей груди. Прижимает к себе, целует ушную раковину, и моё сердце разрывает от переполняющих его эмоций.

— Боже, как я люблю этот смех, — шепчет он, глядя на меня сверху вниз и улыбаясь. — Потанцуй со мной.

— Нет.

— Да ладно тебе, цыпочка. Потанцуй со мной.

— Мой ответ — нет. И я не откликаюсь на «цыпочка», «Пинк», или «великолепная».

— Как насчёт «Дарт Вейдер», а? — улыбаясь, поддразнивает он и запрокидывает мою голову назад.

— С чего бы? Ты неровно дышишь к мужчинам в масках? — поддразниваю его в ответ.

— Я неровно дышу к тебе, — вздыхает он. — Почему я могу заполучить любую девушку и забыть о ней, как только кончу, но с тобой?.. Одного раза просто недостаточно. Я хочу кончать в тебя снова и снова. Хочу смотреть, как ты кончаешь. Я эгоистичный придурок, который трахает девушек, чтобы мне было хорошо. Но почему именно с тобой я хочу, чтобы было хорошо тебе? Объясни мне это.

— Не могу.

— Тогда потанцуй со мной. — Он встаёт и протягивает мне большую красивую руку с серебряным кольцом на большом пальце.

Опасность…

О, мозг, просто заткнись!

Маккенна протягивает свою сухощавую жилистую руку точно так же, как он протягивал её мне, когда мы были заперты в кладовке, но сейчас впервые я вижу, как моя собственная рука тянется и скользит в его ладонь. Смесь покоя и тревоги, которую я испытываю при контакте, приводит меня в замешательство. Он ведёт меня на танцпол.

Опасность.

Остановись.

Всё это команды, которые поступают от моего мозга телу, но стоит Маккенне обнять меня, и я перестаю их слышать.