Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович. Страница 6

Беседа заходила в запретную область.

Впрочем, все было и так ясно. Денег до черта, в тюрьму уже не хочется. А кому-то надо, чтобы он туда попал. И совсем не обязательно, что этот «кто-то» – идеалист, пытающийся очистить общество от преступного элемента. Может, просто конкурент работает руками ментов. А может, нужным ментам не заплатили. Но зачем гадать, если ты – защитник?

Можно ли быть адвокатом дьявола?

Можно.

Потому что если сначала лишить дьявола адвоката – пусть даже в виде исключения, он же такой плохой! – то после этого дьявол лишит адвоката всех. Банально: лучше отвести от тюрьмы преступника, чем дать туда попасть невиновному.

Единственный нюанс – у преступника обычно достаточно денег на хорошего адвоката. А у невиновного – не всегда, он же ничего не украл…

Старика она от тюрьмы «отмазала», как он выразился. Хотя поработать пришлось скорее сыскарем, чем юристом.

Задержание происходило около дома Паши. На подъездной камере искать было нечего, менты наверняка там порылись. Но, методично обойдя местность, любознательная девушка обнаружила еще семь (!) камер, которые теоретически могли запечатлеть событие. Как говорится, айти-технологии – наше все.

Опять же теоретически подброс мог быть осуществлен и в другом месте. Но это дополнительный риск.

Впрочем, риск был и в том, что старик мог соврать Ольге про ментовский произвол и наркотик был действительно его. Тогда пусть сто камер будет в их распоряжении, толку не добьешься.

Работа была проделана большая. Упорная Ольга заполучила съемку с трех точек из найденных семи. (Проблема заключалась в том, что информацию сама камера не хранит. И даже у владельца охраняемого объекта записи нет, вся она скачивается в виртуальные хранилища обслуживающих фирм, откуда ее можно получить по спецзапросу.)

На двух точках не обнаружилось ничего подозрительного. А на третьей – при замедлении – вырисовывалась картинка подброса. Не стопроцентная, конечно. Но рука опера, лезшая в карман моднючего пальто Паши, похоже, не была пустой.

В общем, информация была из разряда ни нашим, ни вашим. Подкинули или нет, не доказано. Однако, как говорилось в анекдоте, осадочек остался.

В итоге Ольга поступила следующим образом. Довела до прокурорских (чаще всего, если люди адекватные, они вовсе не враги адвокатам) информацию о некоей видеозаписи, которая может сильно попортить нервы ментам в случае встречного иска. Дала в кафешке посмотреть, без замедления, на телефоне, искомый сюжет. И выдвинула условия, предварительно обсужденные с Пашей.

Вполне приемлемые условия для обеих сторон.

Сторона Паши не будет настаивать на произведенном подбросе (который вообще-то пленкой стопроцентно не доказывался; да и вопрос законности добычи стороной защиты доказательства тоже был открытым). Сторона же обвинения – в качестве алаверды – вставляла в текст заветную фразу «без цели сбыта». Имелось также заключение двух врачей. Первое – о многолетнем пагубном пристрастии старого вора к искусственному допингу. Второе – о его серьезном заболевании, сопровождаемом болями. Это, конечно, не повод для транспортировки и приема наркотиков, но, несомненно, смягчающее обстоятельство для выбора наказания престарелому человеку.

После заключения неофициального соглашения Паша впал в восторг: тюрьма ему больше не грозила. А Ольга получила самый большой в своей недолгой практике гонорар, точнее, его неофициальную часть.

С этими частями – тоже тонкий вопрос. Вообще-то Шеметова получала деньги исключительно через кассу, опасаясь подстав: суд – процесс соревновательный, а в таком виде спорта все средства хороши. Черный нал – такая же зона уязвимости для адвокатов, как и для бизнесменов. Но в данном случае это был вовсе не черный нал. А маленькое колечко с большим бриллиантом – так элегантно оценил свою свободу старик.

Поколебавшись немного, Ольга эту часть гонорара взяла. В конце концов, она его с лихвой отработала. Почти что оправдательный приговор не в каждой адвокатской карьере случается. А что работать приходится не как в американских фильмах – так мы же не в Америке живем.

Сегодня ей предстояло ехать к такому же старому вору. У них совпадал не только год рождения, но и общий срок отсидки – тридцать семь (!) лет.

Но если Паша подошел к закату карьеры с особняками под Москвой и Лондоном, то Иван Гаврилович Лопухов как въехал в тюрьму нищим, так и остался и не мог даже оплатить услуги адвоката.

А предстоящая отсидка почти наверняка станет последней перед вечным освобождением.

Сидеть же ему предстояло за кражу двух батонов колбасы и еще чего-то по мелочи. Кроме того, по неофициальным сведениям, на старика собирались повесить еще несколько мелких краж. То ли для улучшения статистики, то ли и в самом деле эти кражи – Ивана Гавриловича преступных рук дело: кушать же хочется каждый день.

Они остались вдвоем и внимательно всмотрелись друг в друга. И оба сильно удивились.

Ольга – тому, что грозный рецидивист с бесчисленными ходками, сидевший в самых строгих зонах при всех вождях и правительствах, оказался маленьким худеньким стариканом с хохолком редких седых волос и выцветшими слезящимися глазками.

Кстати, вовсе не испуганными. Похоже, свои последние испуги Иван Гаврилович пережил много десятков лет назад. Да и не прожил бы он столько в тюрьмах, имей привычку пугаться.

Наколок у него было много. Ольга давно научилась разбираться в их скрытом смысле. «Отрицаловом» дедок не был. Просто честный арестант, отдавший всю свою единственную жизнь тюрьме.

Дед же удивленно смотрел на Ольгу не потому, что молода и, как ему показалось, ослепительно красива, а потому что его потряс сам факт прибытия этой чудо-женщины в СИЗО по его никому не нужную душу.

– Так что все-таки произошло в том магазине? – спросила Ольга. Она уже читала милицейские протоколы, но ей хотелось услышать и вторую точку зрения.

– Взял я эту колбасу, – вздохнул вор-рецидивист Иван Гаврилович. – Есть очень хотелось.

– Вы на свободе два месяца, – уточнила Шеметова.

– Один месяц и двадцать пять дней, – поправил Лопухов. – Я уже неделю тут парюсь. Скорей бы на зону.

– А что хорошего на зоне? – Все Ольгино существо воспротивилось услышанному.

– А что хорошего тут у вас? – Иван Гаврилович смахнул веками накопившиеся слезинки. – Вон в больничке мне капли капали, глаза совсем не так слезились.

– А родственники у вас есть? – спросила Ольга.

– Не знаю, – внезапно потеряв интерес к происходящему, махнул рукой дед. – Кому я здесь, на вашей свободе, нужен?

Он еще больше скукожился, став похожим на маленького нахохлившегося подростка.

«Ну и зачем мне его защищать? – подумала Шеметова. – Не дай бог, освободят. Завтра же снова задержат, не за колбасу, так за хлеб или тушенку».

– А пенсию по старости вам оформили? – спросила она.

– Не знаю, – мотнул дед головой. Потом, помолчав, добавил: – Давай, девочка, оформляй побыстрее свои бумажки. Мне недолго осталось, не хочу в «Матроске» коньки откинуть.

– Иван Гаврилович, – сама не зная почему, решила спросить Ольга. – Я вот смотрела ваше дело. Преступления у вас какие-то… – она замешкалась, подбирая слово.

– Не преступные, – усмехнулся старик.

– Точно, – подтвердила Шеметова. – Сроки большие, слова ужасные, про рецидив и так далее. А сами эпизоды мелкие.

– И половина не мои, – подтвердил дед. – Я все подписывал, мне какая разница.

– Как это «какая разница»? – вспыхнула Ольга, в которой вновь активировался никогда не спящий защитник. – Вы украли или не вы. Есть разница.

– Для меня нет, девочка. У меня всю жизнь украли.

И неожиданно для Шеметовой – а может, и для себя – рассказал печальную историю своей украденной жизни.

Немцы вошли в их деревню под Ржевом в сорок втором. Отец был где-то на фронте, мать убило при немецком наступлении. Потом долго шли бои, сколько, не помнит.

Сначала мальчонку подкармливали враги (односельчан практически не осталось, деревня была сожжена и разрушена полностью), хотя он особо не понимал причинно-следственных связей происходивших ужасов. Потом наши вышибли немцев, и мальчик прибился к красноармейцам.