Планета, с которой не возвращаются - Андерсон Пол Уильям. Страница 5

Они с Лоренценом в течении нескольких вахт обсуждали политику, аналитическую философию и шансы команды Академии выиграть первенство по метеорному поло в этом году. — Кто выигрывает?

— Боюсь, что этот недоносок. — Эвери передвинул своего слона. — Гардэ королеве, — сказал он почти извиняющимся голосом.

— Что? А, да… да… посмотрим… — Гуммус-луджиль нахмурился. Кажется, это будет стоить мне коня. Ладно. — Он сделал ход.

Эвери не тронул коня, но взял ладьей пешку.

— Мат в… пять ходов, — сказал он. — Будете сопротивляться?

— Что? — Гуммус-луджиль лихорадочно изучал доску. Пальцы Фернандеса извлекли громкий аккорд.

— Видите… вот так… и так… потом так…

— Черт побери, прекратите этот грохот! — выпалил Гуммус-луджиль. Как я могу при этом сосредоточиться?

Фернандес вспыхнул.

— У меня столько же прав…

Гуммус-луджиль оскалил зубы.

— Если бы вы играли, было бы еще ничего, — насмешливо сказал он. — Но вы тянете кота за хвост, засоня.

— Эй, Кемаль, полегче, — Эвери выглядел встревоженным. Ко всеобщему удивлению, Торнтон принял сторону инженера.

— Здесь должно быть место мира и спокойствия, — отрезал он. — Почему бы вам не поиграть в спальне, сеньор Фернандес?

— Там пришедшие с вахты, они спят, — ответил уругваец. Он встал, сжимая кулаки. — И если вы думаете, что можете диктовать остальным…

Лоренцен отступил, чувствуя беспомощное замешательство, которое всегда вызывали в нем споры. Он пытался сказать что-то, но язык, казалось, распух у него во рту. Именно этот момент выбрал для появления Фридрих фон Остен. Он стоял у дальнего входа, слегка покачиваясь. Было хорошо известно, что он сумел протащить на борт ящик виски. Он не был алкоголиком, но на борту нет женщин, а не может же он все время чистить свои любимые ружья. Солдат-наемник из руин Европы — даже если он окончил Солнечную Академию, хорошо проявил себя в Патруле и назначен главным оружейником экспедиции — не имеет других интересов.

— Что происходить? — спросил он.

— Не ваше чертово дело! — ответил Гуммус-луджиль. Им часто приходилось работать вместе, но они не выносили друг друга. Это естественно для двух одинаково высокомерных людей.

— Тогда я делать это свой чертово дело, — фон Остен сделал шаг вперед, расправив широкие плечи, его рыжая борода встала дыбом, широкое, покрытое рубцами лицо покраснело. — Фи опять смеетесь над Мигелем?

— Я могу и сам позаботиться о себе, — довольно спокойно сказал Фернандес. — И вы, и этот пуританский святоша можете не вмешиваться.

Торнтон прикусил губу.

— Я еще поговорю с вами о святошах, — сказал он, тоже вставая.

Фернандес дико посмотрел на него. Все знали, что его семья с материнской стороны была вырезана во время Себастианского восстания столетие назад; Эвери предупредил всех, чтобы об этом не упоминали.

— Джоаб, — правительственный чиновник заторопился к марсианину, размахивая руками. — Полегче, джентльмены, прошу вас…

— Если бы все идиоты с разжиженными алкоголем мозгами занимались только своими делами… — начал Гуммус-луджиль.

— Разве это не наше чертово дело? — закричал фон Остен. — Мы есть zusammen — вместе, и вас надо отдать один день в Патруль с его дисциплина…

«Он говорит правду, но неподходящими словами и в неподходящий момент, — подумал Лоренцен. — Он совершенно прав, но от этого не становится менее непереносимым».

— Послушайте… — он открыл рот, но заикание, которое всегда наступало у него в момент возбуждения, помешало продолжать.

Гуммус-луджиль сделал короткий шаг к немцу.

— Если вы выйдете со мной на минутку, мы поговорим об этом, — сказал он.

— Джентльмены! — вопил Эвери.

— Это кто джентльмены, они? — спросил Торнтон.

— Und du kannst auch herausgehen! — взревел фон Остен, поворачиваясь к нему.

— Никто не посмеет оскорбить меня! — прокричал Фернандес. Его маленькое жилистое тело сжалось для нападения.

— Убирайся с дороги, засоня! — сказал Гуммус-луджиль. Фернандес издал звук, похожий на рыдание, и прыгнул к нему. Турок удивленно отшатнулся.

Когда кулак задел его щеку, он, в свою очередь, ударил, и Фернандес отлетел назад.

Фон Остен взревел и бросился на Гуммус-луджиля.

— Дайте руку, — прохрипел Эвери. — Помогите разнять их! — Он тащил за собой Торнтона.

Марсианин схватил фон Остена за руку. Немец ударил его по ноге.

Торнтон сжал губы, чтобы удержать крик боли, и пытался схватить своего противника. Гуммус-луджиль стоял на месте тяжело дыша.

— Что здесь происходит?

Все обернулись на эти слова. В дверях стоял капитан Гамильтон.

Это был высокий человек, крепкого телосложения, с тяжелыми чертами лица, с густыми серыми волосами над удлиненным лицом. Он был одет в голубой мундир Патрульного отряда, резервистом которого являлся. Одежда сидела на нем с математической правильностью. Обычно тихий голос стал непривычно резким, а серые глаза, как холодным железом, пронзали всех.

— Мне казалось, что я слышу звуки ссоры. — Все отодвинулись друг от друга, угрюмо поглядывая на него, но избегая встретиться с ним глазами.

Он долго стоял неподвижно, глядя на них с открытым презрением.

Лоренцен постарался сжаться. Но в глубине души он спрашивал себя, насколько это выражение отражает действительное мнение капитана. Гамильтон был сторонником строгой дисциплины и педантом, он прошел специальную психологическую подготовку, чтобы справиться со всеми страхами и комплексами, связанными с его ролью. Но он не превратился в машину. В Канаде у него были дом и внуки, он увлекался садоводством. Он вовсе не внушал антипатию, когда…

— У всех у вас есть университетские степени, — капитан теперь говорил совершенно спокойно. — Вы образованные люди, ученые и технические специалисты. Мне говорили, что вы представляете верх интеллекта Солнечной системы. Если это действительно так, то да поможет нам бог!

Ответа не было.

— Я полагаю, вы знаете, что наша экспедиция опасна, продолжал Гамильтон. — Я знаю также, что вам говорили о судьбе первой экспедиции на Троас. Она не вернулась. Мне кажется, что на нас ложится определенная ответственность: мы должны действовать, как сплоченный отряд, чтобы выжить и победить то, что погубило первую экспедицию. Похоже, что вы этой ответственности не ощущаете.

Он нахмурился.

— По-видимому, вы, ученые, также думаете, что я всего лишь пилот. Я только извозчик, который должен доставить вас на Троас и обратно. Если вы так считаете, советую вам вновь прочесть устав экспедиции — надеюсь, вы умеете читать. Я отвечаю за безопасность всего корабля, включая ваши жизни. Да поможет мне бог. Это означает, что я здесь хозяин. С того момента, как вы прошли через люк корабля на Земле, до вашего выхода из него снова на Земле я здесь единственный хозяин.

Я не дам и плевка за того, кто забудет об этом или кто попытается ослушаться меня. Достаточно уже того, что тут произошла ссора, а их не должно быть. Вы все проведете сутки в тюремном помещении — без пищи.

Может, это научит вас лучшим манерам.

— Но я не… — прошептал Хидеки.

— Вот именно, — отрезал Гамильтон. — Я хочу, чтобы каждый человек на борту считал предотвращение таких конфликтов своим долгом. Если ваши жизни, жизни ваших товарищей для вас ничего не значат, может, вас научат пустые желудки.

— Но я пытался… — завопил Эвери. — И не сумели. Вы будете подвергнуты аресту за некомпетентность, мистер Эвери. Это ваша обязанность устранять такие конфликты. А теперь — марш!

Они двинулись. Никто не сказал ни слова. Немного позже Хидеки во тьме тюремного помещения прошептал:

— Плохо. Что он о себе думает? Что он бог всемогущий?

Лоренцен пожал плечами. Благодаря своему темпераменту он уже успокоился.

— Он капитан.

— Но если он будет продолжать в том же духе, все его возненавидят.

— Я думаю, что он достаточно взвешивает свои поступки. Может, этого он и добивается.

Еще позже, лежа во тьме на жесткой узкой койке, Лоренцен размышлял, почему же все идет так плохо. Эвери разговаривал со всеми, консультировал, старался, чтобы страх и ненависть каждого не обернулись против остальных.