Обречён любить тебя (СИ) - Мелевич Яна. Страница 80

— Мы не в церкви на службе. Потому не стоит склонять передо мной голову в надежде отмолить грехи. Особенно чужие.

Юрий Леонидович благоразумно притворился глухим и слепым. Лишь зоркий взгляд скользил по умиротворенным лицам заключенных, которые выходили из зала ровным строем. Один за другим под власть четырех охранников со стандартным набором гаджетов: планшет, сканер, электрические наручники. Поза к стенке, затем тихий звук щелчка и фиксация на запястье. Одно неверное движение грозило легким разрядом.

Если преступник продолжал сопротивляться, то напряжение усиливалось. По тому же принципу работали вживленные в запястья всех заключенных чипы. Одного прикосновения охранника к экрану планшета было достаточно, чтобы импульс дошел до мозга, отключая организм и погружая бунтовщика в глубокий обморок.

— Всего четыре охранника, — протянул Антон, вертя головой по сторонам, когда Юрий Леонидович попросил следовать за ним. — Их же десять. Сила, все дела.

Канарейкин вздрогнул, когда полковник притормозил на мгновение и улыбнулся ему. А уж от взгляда вовсе по телу поползли мурашки. Такой дружелюбный, но ни разу не добрый. Скорее в нем мелькнуло усталое равнодушие, свойственное людям, которые полжизни проработали бок о бок с антисоциальными личностями. Примерно так же на Антона смотрел психиатр во время стандартной проверки для получения справки в университет при поступлении. У Юрия Леонидовича и того врача даже улыбки напоминали оскал.

Внезапно Антон понял, что эфиопская тюрьма и ее охранники пугали гораздо меньше. В российской тюрьме процветала демократия ровно до тех пор, пока ты выполняешь правила. А если нарушил, то не жди понимания. Падение с небес болезненно. Тем более, когда привыкаешь к видимой свободе.

— Они же не дураки, — негромко рассмеялся Юрий Леонидович, подтверждая мысли Антона такой реакцией. — Никто не хочет в карцер. Дни и ночи в бетонной будке совсем не рай. Как и переезд в строгий режим.

До знаменитых комнат для свиданий им пришлось пройти еще два коридора. Сквозь закаленное стекло пробивались первые лучи солнца после дождя, трепетно скользя по светлым стенам. Там, в самом конце, их ждала очередная дверь под замком. Открывалась она просто: человек с доступом прикладывал ладонь, подставлял под сканер глаз, и система считывала его личность.

Сами комнаты напоминали добротный гостиничный номер на двоих. Все по высшему разряду, от двуспальной кровати с чистым бельем до сверхтонкого экрана смартвизора с множеством кабельных каналов. В углу красовался маленький холодильник. На столе — многофункциональная машина для варки кофе и приготовления чая. Рядом лежал набор капсул для нее, пара кружек, аккуратная подставка с бутылочками специй, а к ним ровным рядом шла посуда в шкафу у противоположной стены.

— Система климат-контроля активирована. Приступаю к фильтрации воздуха, — услышали они электронный голос.

— Новенькая совсем, — гордо кивнул на крохотный датчик Юрий Леонидович. — Установили два года назад по программе улучшения условий жизни заключенных. Хороша, правда?

— Уютно, почти как в полицейском лагере, — обворожительно улыбнулся Марк. — Хоть завтра переезжай.

— Так не проблема, — ответил ему в тон Юрий Леонидович. — Украли миллион из госбюджета или проворачиваете мошеннические схемы? Добро пожаловать к нам.

Все замолчали на миг, затем раздался натянутый смех.

— Профессиональный юмор, — сказал полковник.

— Тонко, — оценил Марк.

— Тебе здесь не понравится, — фыркнул Ярослав.

Он подошел к многофункциональной машине, сняв верхнюю крышку, чтобы достать контейнер для воды. Кулер с автоподачей неподалеку сработал без осечек, едва емкость оказалась точно под указанной отметкой. Шум воды спрятал звук едкой усмешки.

— С чего ты взял?

Ярослав убрал контейнер от крана и посмотрел на сына с веселым прищуром.

— Твоя первая и единственная поездка в полицейский лагерь без Елисея закончилась звонком маме через двадцать минут. Вы еще из Москвы не выехали, а тебе уже раздражал сосед в кресле, громко звучала музыка из колонок и девочки вокруг показались страшными. В итоге тебя высадили на первой же остановке.

Тасманов-младший бровью не повел. Только фыркнул чуть громче.

— Я был маленьким.

— Тринадцать лет. Как с девочками за гаражами обниматься, так взрослый. А в лагерь ездить, прям из люльки еще не выпал, — заметил Ярослав со скепсисом. — Дед потом за голову хватался. Он еле путевку эту выбил у профсоюза.

— Подумаешь, разок всего такое было, — пожал плечами Марк.

— Ага, — ядовито вмешался Антон. — А кто на линейке в пятом классе нарисовал мелками ядерную бомбу, которая падала на школу? Директриса тебя потом к психологу водила, так ты и ее до нервного тика довел своим: «Почему никто не додумался сдавать идиотов на биопереработку и выращивать приличных особей», — процитировал он, и заинтересованный взгляд Юрия Леонидовича метнулся от Канарейкина к Тасманову.

— У вас очень интересный подход к социуму, Марк Ярославович, — мягко заметил полковник и добавил: — Только к особо тяжким полагается строгий режим и камера-одиночка под круглосуточным наблюдением.

— Профессиональный юмор? — спросил Марк, а в ответ раздался короткий смешок.

— Так точно.

— Забавно, — заметил Тасманов.

На мгновение взгляды начальника колонии и Марка пересеклись. Через минуту ментальная связь прервалась, мужчины поняли друг друга, после чего мирно разошлись. Юрий Леонидович заявил, что у него дела, и тихо вышел. Встреча предполагала несколько часов неспешной беседы под чай и кофе с гостинцами, потому посетителей спокойно оставили с заключенным наедине.

Под пристальным надзором камер. Куда без них.

— Ну, кто первым мне поведает о своей веселой жизни на воле? — первым прервал молчание Ярослав и коснулся кнопки на панели многофункциональной машины, чтобы забить необходимые параметры.

— Да ничего такого, — отвел взгляд Антон. Неловкая выходила ситуация. Вроде бы сам пришел за ответами, а теперь не мог сформировать нормально вопрос.

«Вам поступил важный звонок по первой линии. Вывести собеседника на основной экран?» — послышался рядом электронный голос.

— Я вас пока оставлю, — нахмурился Марк.

Его смарт-часы несколько раз оживленно мигнули на запястье. Кто-то очень желал пообщаться с Тасмановым. Не помог даже перевод звонка в режим ожидания.

— Все в порядке? — нахмурился Ярослав, поймав обеспокоенный взгляд сына.

— Да, — рассеянно кивнул Марк и поспешил на выход. — Вы пока наливайте чай с кофе. Я скоро вернусь.

Потребовалось одно нажатие на цифровой панели, чтобы система через секунду открыла дверь с громким писком. Почти сразу наступила тишина, в которой слышался только мерный звук работающей многофункциональной машины и звон ложек. Оставшись наедине с отцом Тасманова, Антон почувствовал себя еще хуже. Все тщательно отрепетированные фразы моментально вылетели из головы, пока он собирался с силами.

— Как твой отец?

Антон вздрогнул. Вопрос вполне невинный, если бы не одно важное обстоятельство: Ярослав прекрасно осведомлен о делах лучшего друга. Более того, Канарейкин был уверен, что они общались практически каждый день. До попадания в клинику Павел часто ездил в колонию, навещал друга, поднимал связи и собирался подавать апелляцию. Также они созванивались чуть ли не каждый день. Просто потому что одному скучно без другого.

Об отношениях Павла Канарейкина и Ярослава Тасманова судачило каждое захудалое интернет-издание. Вряд ли ответ Антона нес какой-то важный, информативный характер. Скорее ему бросили спасательный круг. Хвататься или нет — дело сугубо добровольное.

— Нормально. Вроде, — пожал плечами Канарейкин, отгоняя очередной приступ самоедства.

С момента выписки сколько времени прошло, а у Антона хватило духу только на несколько звонков брату и матери. Сестра предпочитала нейтралитет. Вроде не ругалась, но и ничего не говорила из принципа. Ждала, пока самая паршивая овца в их семье дозреет до «взрослого и разумного человека», — так она заявила.