Огненное сердце (СИ) - Резник Юлия. Страница 18
– Сидельник сказал, что ты за меня просил, когда здесь начался беспредел… – замечаю я, ставя сумку на стол.
– Ну… Наверное, можно и так сказать, да.
– Спасибо, – сипну. – Я это очень ценю, Дим. Правда.
Дима морщит нос. Будто ему ни к чему мои благодарности. И вдруг в лоб интересуется:
– Что между вами происходит?
– В каком смысле?
– Я думал, ты неприкосновенная.
Наши взгляды на секунду сталкиваются и отскакивают в разные стороны.
– Выходит, неправильно думал.
– Ему что, не хватает сил тебя защитить? – дергается агрессивно. – Что он за мужик?
– Мы давно не вместе. Твой отец не обязан меня защищать.
– Почему? Если вы дружите. Или ты нужна, только когда надо зарабатывать очки?
Пожимаю плечами. Чернить Сидельника в глазах сына все еще кажется мне неправильным. Но и оправдывать я его не могу. А еще меня больно царапает то, что Дима так быстро понял все, что я сама по глупости не понимала.
– В общем, я хотела тебя поблагодарить. Ты сам-то как это пережил?
– Нормально. Что мне будет? Не по мою же душу приходили. А тебя, выходит, кто-то предупредил, раз ты слилась.
– Без комментариев, – с улыбкой выставляю перед собой руки. Красивые Димкины брови сталкиваются над переносицей. Несколько секунд он меня пристально разглядывает. Потом хлопает себя по лбу, будто, наконец, понял что-то важное, и растягивает губы в широкой заговорщицкой улыбке:
– Да ты не бойся. Твой кабинет чистый. Я попросил знакомых ребят здесь все прошерстить на предмет прослушки.
– Спасибо, – сипну я. – Но все равно без комментариев.
Какой же он… Заботливый. Умный. Внимательный. Это так трогает. А еще почему-то отправляет мысли куда-то не туда, ведь повезет же кому-то, а? С ним повезет.
Душу сковывает необъяснимая совершенно тоска. Чтобы занять руки, подтягиваю манжеты на рубашке. Берусь навести порядок в папках. А он все стоит и смотрит на… Ауч. Одергиваю манжеты назад, но толку-то? Димка уже увидел почти зажившие ссадины, оставленные наручниками.
К горлу подкатывает истеричный смешок. Наверняка теперь он решит, что я адепт БДСМ. Хочется одновременно спрятать горящее от стыда лицо в руках и в то же время заржать от идиотизма ситуации, в которую я попала.
– Амалия, ты точно в порядке?
Не знаю почему, это необъяснимо, но ему я отвечаю как есть:
– Нет, Дим. После такой встряски невозможно быть в порядке. Но я справлюсь.
– Это, – он кивает на мои руки. – Один из способов?
– Это… не твое дело.
Он хмурится. Весь такой обнаженный в своих эмоциях… Смотрит на мои губы. А потом трясет головой и, словно что-то для себя решив, отрывисто кивает и уходит. Думает, умный. Думает, что-то понял. И в этой самоуверенности наша проблема. Потому что в большинстве случаев люди переоценивают себя. И ошибаются самым жестоким образом. Но мне ли судить? Я тоже постоянно делаю ошибки. Взять хотя бы наши отношения с Сидельником.
Стараюсь сосредоточиться на работе. Провожу обещанное совещание, старательно делая вид, что все под контролем. А ведь это такая ложь, господи. Другое дело, что я не могу дать слабины и это показать. Иначе вся работа надолго встанет. Чего нельзя допустить, потому что последние события и без того отбросили нас назад.
Каждого успокаиваю. Для каждого нахожу те самые слова. На автомате отвечаю на вопросы, киваю на возмущения. Это то, что я им должна. Под конец даже шутим. И больше всех веселится академик. Зря я о нем переживала, все же самые продуктивные годы Красицкого пришлись на совок. Это его закалило.
Когда все расходятся, позволяю себе немного слабости. Опускаюсь щекой на столешницу и зачем-то проверяю телефон. От Мусы – ничего. Пытаюсь убедить себя, что так лучше. Он – живое напоминание об ужасах, что я пережила. Но… Моя душа все равно отчаянно к нему тянется.
– Устала?
– Мозг кипит после долгого бездействия, – отвечаю я, выпрямляясь. Димка стоит, опираясь задницей о стену. Руки сложены на груди.
– У меня есть один верный способ его отключить. Хочешь попробовать? Только для этого мне нужно будет тебя украсть на пару часов.
– Не думаю, что это удачная идея.
– Почему? Тебя кто-то ждет?
– Нет, но…
– Смелей, Амалия. Я не предлагаю тебе ничего такого, – закатывает красивые глаза. – Ты в любой момент сможешь уйти.
– Работы много, – поморщившись, вношу последний аргумент.
– Если мозг кипит, ему нужен отдых, а не нагрузка. Так что? В шесть будет нормально?
– Давай я решу ближе к вечеру?
Я все еще не теряю надежды, что Муса объявится. Но он не пишет мне ни в обед, ни после. И естественно, ровно в шесть часов ко мне в кабинет заглядывает Дима.
– Готова? Давай на моей, я тебя потом сюда подброшу.
– Куда хоть едем? Я не хочу в толпу, – признаюсь.
– Там, куда мы едем, ее не будет.
– То есть мы будем одни? – настораживаюсь я.
– Переживаешь за свою честь?
– Нет. За нее переживать уже поздно. Просто гадаю, что ты придумал.
Димка таинственно молчит. И уверенно ведет машину. Я благодарна ему за то, что он ничего у меня не выспрашивает и не касается рабочих тем. Потому что у меня действительно перегруз. Изредка то он, то я вставляем какие-то фразы. О том, что родной город становится все красивее, о том, какая пьянящая в этом году весна. И все хорошо, лишь одно неприятно – Димка поневоле косится на мои руки.
– Что?! – не выдерживаю в какой-то момент.
– Оно не болит? – кивает. – Вопрос непраздный. Руки тебе сегодня понадобятся.
– Не болит, – бурчу я.
А вот зачем мне понадобятся руки, становится понятно, когда мы останавливаемся.
– Нам сюда.
– Студия керамики «Колокол», – читаю я вслух. – Ты серьезно?
– А что? Такого рода времяпрепровождение недостаточно солидно для такой барышни, как ты?
Стою, хлопаю глазами. Интересный вопрос.
– Нет. Просто мне вообще не доводилось бывать в местах вроде этого.
– Значит, и с глиной ты не работала?
– Нет, – бормочу я, с удивлением оглядываясь по сторонам. Мы проходим в небольшой зал, в котором оборудована рецепция. В помещении очень светло. И аутентично. А еще здесь царят незнакомые странные ароматы. Я невольно принюхиваюсь.
– Дед! Привет. Амалия, познакомься с моим дедом Ладо Геловани. Это его студия.
В смущении протягиваю руку пожилому грузину, а сама корчу ужасную рожу, чтоб гаденыш Димка боялся. Это ж надо! Притащить меня в семью!
– Ох, какая красавица! Дай рассмотрю… Я уж и не думал, что доживу до тех времен, когда этот оболтус приведет девушку.
– Эм… Мы просто друзья, – мямлю я. Ладо такой обаятельный, что этим проникаешься сходу. Губы невольно растягиваются в ответной улыбке.
– А еще она мой босс. Так что ты поосторожнее.
Димкин дед примерно ровесник моего отца. Ну, правильно. Я – поздний ребенок, он – ранний внук. Интересно, как история Димкиного появления на свет выглядит со стороны этой части семьи? Что-то я уже сомневаюсь в правдивости версии Яра. Каково это было? Тому же Ладо? Дочь еще совсем девчонка, и такое… Хоть убейте, не верю, что Сидельник от них откупился. Одного взгляда на Ладо достаточно, чтобы понять – гордость не позволила бы ему принять подачку.
– Ясно, понятно, – смеется в усы Ладо. – Ну, вы проходите-проходите. Аня, давай-ка, для дорогих гостей сообрази чего-нибудь на стол.
– Нет-нет, что вы. Так неудобно!
– Тс-с-с, – шикает на меня Дима. – Это бесполезно. Грузинское гостеприимство, ну?! – шевелит бровями. – Дед, можно мы займем маленькую мастерскую?
– Конечно, дорогой. Там никого нет. Сейчас вам все организуют. Амалия, ты уже имела дело с глиной?
– Нет. Я новичок.
– О-о-о, глина – отличное лекарство для души.
– Правда?
– О, да. Пойдем-пойдем. Я все тут покажу.
– Привел, называется, девушку, – смеется Димка. – Все внимание тебе, дед.
Я улыбаюсь. Ладо грозит узловатым пальцем внуку. Мы рассаживаемся за большим сбитым из простых досок столом. Здесь куча каких-то красок, кисточек и трафаретов. Дима объясняет, что это все пока нам не понадобится. Потому что раскрасить изделие можно будет, лишь когда то пройдет обжиг. А это, наверное, подразумевает еще одну встречу. Что не может не радовать. Потому как я моментально проникаюсь атмосферой этого места. И смешливой улыбкой Димки. Теперь я понимаю, как он получился такой. Мальчик, выросший в семье, где его обожали. Я же и сама была на Диму похожа. До того, как меня Сидельник сломал. Вот почему это парень кажется мне таким близким. Вглядываясь в его глаза, я могу увидеть себя такой, какой уже никогда не буду.