Одинокий волк - Пиколт Джоди Линн. Страница 42

Я понятия не имею, как попасть в Плимут. Не могу же я снова просить Марию прогулять занятия. Машины у меня нет, я фактически инвалид – ох, да я еще и наказана…

– А вы не будете проезжать через Бересфорд по пути в Плимут? – как можно любезнее интересуюсь я.

– Господи! – восклицает Дэнни Бойл. – Неужели тебя не могут привезти родители?

– Мама намерена сделать все, что в ее силах, чтобы мой брат не оказался в тюрьме. Жаль, что меня не может привезти отец. Он слишком занят: именно сейчас он борется за жизнь в больнице Бересфорда.

Повисает молчание.

– Диктуй адрес, – говорит мой собеседник.

Джо дома не ночевал. Оказывается, единственный способ уберечь Эдварда от тюрьмы – убедиться, что он под присмотром. К тому же Джо мудро решил, что это не очень удачная мысль – привезти брата туда, где он будет находиться в непосредственной близости от меня. Странно, что Джо не поменялся местами с мамой, которая могла бы остаться в своем старом доме с Эдвардом, хотя бы на одну ночь. С другой стороны, Джо считает мою маму светом в окне и сделает все возможное, чтобы ей не пришлось снова перешагнуть порог дома, где все будет напоминать об отце.

Это также означает, что на следующее утро, когда за мной заезжает Дэнни Бойл, мама в конце квартала ждет с близнецами школьный автобус и абсолютно не подозревает, что шикарный серебристый БМВ, со свистом пронесшийся мимо и свернувший за угол, остановится прямо возле ее дома.

Я сажусь к Дэнни Бойлу в машину. Он меряет меня взглядом.

– Что, черт побери, на тебе надето?

Я тут же понимаю, что допустила ошибку. Хотела хорошо выглядеть в суде – а кто бы не хотел? – но самые модные платья у меня без бретелек. То, которое я надевала на весенний школьный бал, и ярко-розовое, с накладными плечами, которое меня заставили напялить на ретро-свадьбу сестры Джо в стиле восьмидесятых. Мама настояла подшить платье до колен, чтобы я могла еще его надеть. Хотя единственное место, куда, на мой взгляд, можно в нем явиться, – это костюмированный бал по мотивам подросткового сериала «Спасенный звонком».

– Ты похожа на фанатку Пэт Бенатар, – говорит Дэнни.

– Прямо в точку, – изумленно отвечаю я. Пристегиваюсь ремнем и закрываю лицо руками, когда мы проезжаем мимо мамы, стоящей на автобусной остановке.

– Как я понимаю, твоя мама понятия не имеет о том, что ты задумала, – говорит он.

Мне кажется, что мама слишком занята тем, чтобы защитить моего брата, где бы он ни находился, и даже не заметит, как я покинула свою комнату.

– Ты должна понимать вот что, – продолжает прокурор. – Именно ты настаиваешь на том, чтобы было предъявлено обвинение в покушении на убийство, а это значит, что оно должно содержать три признака: злой умысел, преднамеренность и намерение убить. Мы не должны доказывать это присяжным, но обязаны расставить точки так, чтобы они смогли воссоздать всю картину. Если этих трех признаков нет – это не убийство. Ты понимаешь, о чем я веду речь?

Я смотрю на него. Важно не то, что он говорит, а о чем молчит.

– Я сделаю все, что потребуется, чтобы продлить жизнь отца.

Он бросает на меня удовлетворенный взгляд и кивает.

– Можно вопрос? – спрашиваю я. – Почему вы передумали?

– Вчера мне позвонила сестра. Она была очень расстроена происшествием на работе. – Он обхватывает руль рукой. – Оказывается, какой-то мужчина взбесился в палате своего отца – в той самой палате, где она стояла у аппарата искусственной вентиляции легких. – Он смотрит на меня. – Она и есть та медсестра, которую оттолкнул с дороги твой брат.

Я ожидаю увидеть внушительный, облицованный деревянными панелями зал суда с высокой скамьей, на которой председательствует седовласый судья. И крайне удивлена, увидев, что присяжные – это группа обычных людей в джинсах и свитерах, которые сидят вокруг стола в комнате без окон.

Я тут же пытаюсь натянуть свитер на свое слишком модное розовое платье.

На столе лежит диктофон, от чего я начинаю еще больше нервничать, но потом, как и учил Дэнни Бойл, сосредоточиваю все внимание на прокуроре.

– Это Кара Уоррен, – представляет он меня группе собравшихся. – Кто-нибудь знаком со свидетельницей?

Люди у стола отрицательно качают головами. Блондинка со стрижкой паж (ее челка ниспадает наискось к подбородку) напоминает мою учительницу. Она встает и протягивает мне Библию.

– Поднимите правую руку… – велит она и тут же понимает, что у меня правая рука в гипсе. Раздается неловкий смешок. – Поднимите левую руку и повторяйте за мной…

Эта часть совсем как показывают по телевизору: я клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, да поможет мне Господь.

– Кара, – просит Дэнни, – назови, пожалуйста, свою фамилию и адрес.

– Кара Уоррен. Нью-Гэмпшир, Бересфорд, Статлер-хилл, сорок шесть, – отвечаю я.

– С кем ты живешь?

– С папой. Жила.

Окружной прокурор указывает на мою руку.

– Мы видим, что у тебя рука забинтована. Что произошло?

– Мы с папой попали в серьезную аварию неделю назад, – объясняю я присяжным. – Я сломала лопатку. Мой отец до сих пор без сознания.

– Лежит в коме?

– В вегетативном состоянии, как называют это врачи.

– У тебя есть другие родственники?

– Мама. Она вышла замуж второй раз. И брат, которого я не видела шесть лет. Он живет в Таиланде, но когда папа пострадал, мама позвонила брату, и он вернулся домой.

– Какие у тебя отношения с братом? – спрашивает Дэнни.

– Какие могут быть отношения! – равнодушно отвечаю я. – Он уехал и не захотел ни с кем из нас общаться.

– Как давно ваш отец в больнице?

– Восемь дней.

– И какие прогнозы делают врачи?

– Еще рано о чем-то говорить, – отвечаю я. Разве я не права?

– Вы с братом обсуждали ситуацию с отцом?

Неожиданно в желудке поселяется пустота.

– Да, – отвечаю я, и, помимо моего желания, на глаза наворачиваются слезы. – Мой брат просто хочет, чтобы все поскорее закончилось. Он считает, что конец один. Но я… я хочу, чтобы отец жил долго и доказал брату, как он ошибается!

– Отец общался с твоим братом за эти шесть лет, что он жил в Таиланде?

– Нет, – отвечаю я.

– Он когда-нибудь вспоминал твоего брата?

– Нет. Они крупно поссорились. Поэтому брат и уехал.

– А ты, Кара, поддерживала связь с братом? – продолжает задавать вопросы Дэнни.

– Нет.

Я смотрю на одну из присяжных. Она качает головой. Интересно, она так реагирует на отъезд Эдварда или на мое нежелание общаться с ним?

– Вчера ты рассказала мне кое о чем очень печальном, – говорит прокурор.

– Да.

– Можешь поведать присяжным, что же произошло?

Мы репетировали это в машине. Если честно, шестнадцать раз.

– Мой брат принял решение отключить отца от аппарата искусственной вентиляции легких, не спросив моего мнения. Я случайно узнала об этом и побежала вниз, в палату отца. – Я отчетливо слышу, как будто все происходит прямо сейчас, как пищит аппарат, когда брат выдергивает штепсель из розетки. – Там находились врачи, медсестры, больничный юрист и какие-то не знакомые мне люди – все сгрудились вокруг кровати отца. Брат тоже был там. Я стала кричать, чтобы они остановились, чтобы не убивали отца, – и все замерли. Все, за исключением моего брата. Он нагнулся, делая вид, что переводит дыхание, и выдернул штепсель от аппарата из розетки в стене.

Я замолкаю и обвожу взглядом стол. Лица присяжных напоминают воздушные шарики, такие же гладкие и непроницаемые. Я тут же вспоминаю, о чем говорил Дэнни в машине – о трех признаках убийства: преднамеренность, намерение убить и злой умысел. Ясно, что брат планировал это заранее, – в противном случае он не стал бы созывать врачей и медсестер. Также понятно, что он хотел убить отца. Камень преткновения – злой умысел.

Вспоминаю о том, что поклялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. С другой стороны, я же правую руку не поднимала. Рассуждая логически, и не могла поднять. Следовательно, моя клятва сродни невинной лжи маме, когда скрещиваешь пальцы за спиной: что ты почистил зубы, погулял с собакой, не засунул пустой пакет из-под молока назад в холодильник…