Одинокий волк - Пиколт Джоди Линн. Страница 52

Джорджи, потирая виски, присаживается на стул.

– А Эдвард знает?

– Что знает? – переспрашивает охваченная паникой Кара, неожиданно появляясь на пороге. – Что-то с папой?

Джорджи пристально смотрит на дочь, лицо у нее непроницаемое.

– Я даже не знаю, что тебе сказать… Знаешь, как ты будешь себя чувствовать, если потеряешь отца? Как будто у тебя вырвали частичку сердца. Вот и я так себя чувствую каждый день с тех пор, как твой брат уехал. А теперь, когда Эдвард вернулся, ты пытаешься от него избавиться, обвинив его в попытке убийства?

Кара заливается краской стыда.

– Он первый начал, – отвечает она.

– Тебе же не семь лет! Речь не о том, кто разбил лампу! – кричит Джорджи.

– Он бы убил папу, если бы я вовремя не узнала, что он задумал, и не остановила его, – объясняет Кара. – Мне через три месяца исполнится восемнадцать лет, но на это всем плевать, – продолжает она. – Мое мнение все равно ничего не значит. А теперь скажи, как мне было еще привлечь внимание в этой ситуации?

– Может быть, поступить как взрослый человек, а не избалованный, недовольный ребенок, – возражает Джорджи. – Как ты поступаешь, так люди к тебе и относятся.

– Это ты осуждаешь мое поведение? – скептически усмехается Кара. – А знаешь, что вижу я? Я вижу Эдварда, которому было наплевать на отца целых шесть лет. Вижу врачей, которые торопятся отдать койку новому пациенту, который сможет оплачивать счета. Вижу, что в глубине души ты жалеешь, что шесть лет назад исчез Эдвард, а не я. – Она вытирает глаза здоровой рукой. – Но знаешь, чего я не замечаю? Чтобы хоть кому-то было не наплевать на меня и моего отца!

– Ты что, серьезно думаешь, будто я тебя не люблю? И, если уж на то пошло, не люблю Люка?

Этого я вынести уже не в силах и, нарезая салат и помидоры, вздрагиваю.

– Теперь у тебя есть своя идеальная маленькая семья, – с горечью говорит Кара. – Я здесь, пока ты не выдернула штепсель, верно?

Джорджи отшатывается, как от удара.

– Это нечестно, – отвечает она. – Я никогда не выбирала между тобой и близнецами.

– Но ты же выбрала между мной и Эдвардом, разве нет? – прямо обвиняет Кара. – Побежала за ним по лестнице. Придумала для него оправдания. Наняла адвоката.

– Я люблю его, Кара. И делаю для него то, что должна делать мать.

– А я буду делать для папы то, что должна делать дочь.

Наступает продолжительное молчание. Потом Джорджи подходит к Каре и убирает волосы у нее с глаз.

– Я не ищу оправданий твоему брату, и тебя я люблю не меньше, чем его. Но Эдвард не хотел убивать отца. Он просто хотел дать ему умереть. А это совершенно другое дело, Кара, даже несмотря на то, что ты не хочешь этого видеть.

Она выскакивает из кухни, а Кара, закрыв лицо руками, падает на стул.

– Понимаешь, я не хотела, чтобы ей все пришлось расхлебывать!

Я ставлю перед ней тарелку с лок-лаком, маринованным мясом.

– Наверное, у тебя дар такой.

– Отвезешь меня в больницу?

– Нет. Мне необходимо поговорить со своим подзащитным. Если хочешь навестить папу, придется налаживать дипломатические отношения с мамой.

– Отлично! – бормочет она, потом поднимает на меня глаза. – А Эдвард знает, что я сделала?

– Да. – Я сажусь напротив и облокачиваюсь о стол. – Он слышал все твои показания.

– Держу пари, он жаждет моей крови.

– На твоем месте я бы поостерегся разбрасываться подобными вещами, – предупреждаю я. – А то можешь сама оказаться за решеткой. За лжесвидетельство.

– На самом деле я не хочу, чтобы он попал в тюрьму. Если бы дело зашло так далеко, я бы призналась…

– Закон не подвластен прихотям семнадцатилетней девчонки. Если штат выдвигает обвинение, ты уже не владеешь ситуацией.

Она морщится.

– Я не хотела обманывать. Просто слетело с языка.

– Совсем как в тот раз, когда ты солгала полиции, что не пила в день, когда произошла авария? – уточняю я.

Кара поднимает голову и смотрит на меня. Ее глаза расширились от удивления, и я вижу, что в них плещется какая-то тайна, как карпы в темных тенях пруда.

– Да, – признается она.

– Ты солгала не только об этом, верно? – нажимаю я.

Она молча качает головой.

Я надеюсь, что наше совместное приготовление блюд камбоджийской кухни перетечет в беседу. Надеюсь, что со мной, поскольку я не являюсь частью вселенной этой семьи, а только ее спутником, она будет более откровенна. Но хлопает входная дверь, и из прихожей, как наполненные гелием воздушные шарики, летят голоса близнецов.

– Папочка! Папочка! – кричит Элизабет. – Я нарисовала для тебя русалку!

– Джейсон, давай развяжу тебе сапоги, – говорит Джорджи.

Ее голос до сих пор дрожит, и я достаточно хорошо знаю ее, чтобы понять: она рада возможности отвлечься. Она благодарна этим пухленьким ручкам, которые обхватывают ее за шею, пока она развязывает сапоги сына. Благодарна его запаху, запаху невинного ребенка, когда она зарывается лицом в его шейку. Спустя мгновение близнецы влетают в кухню и, подобно моллюскам, повисают на моих ногах. Элизабет поднимает еще влажный рисунок, сделанный пальчиками, вверх, и краска капает ей на ручки.

– Точно русалка, – говорю я. – Как думаешь, Кара?

Но стул, где она только что сидела, уже пуст. Тарелка с лок-лаком нетронута и продолжает дымиться – первое камбоджийское блюдо, которое я приготовил для нее и которое она не съела.

Я удивляюсь тому, как человек может незаметно исчезнуть в мгновение ока.

И тут мои мысли возвращаются к Люку Уоррену.

В тот же день я получаю от Бойла сообщение. Без текста, только снимок заявления о снятии обвинения, которое он послал в суд.

Еду в старый дом Джорджи. Дверь открывает Эдвард, на нем фирменная футболка школы Бересфорда и потертые спортивные штаны.

– Он не выбросил мои вещи, – говорит Эдвард. – На чердаке стоит коробка. Как вы думаете, что это означает?

– Ты слишком много думаешь, – отвечаю я и протягиваю ему паспорт. – Поздравляю. Возвращайся к своей прежней жизни.

– Не понимаю…

– Обвинительный акт аннулирован. Все обвинения сняты. Можешь ехать в больницу, навестить отца; можешь вернуться в Таиланд, если хочешь, – можешь делать все, что хочешь, ехать, куда пожелаешь. Как будто ничего не произошло.

Эдвард заключает меня в медвежьи объятия.

– Не знаю, что и сказать, Джо. Честно. То, что вы для меня сделали…

– Я сделал это для твоей мамы, – признаюсь я. – Поэтому, пожалуйста, подумай о ней, прежде чем нырять в омут с головой.

Эдвард смущенно кивает.

– Хочешь поехать к нам? Повидаться с мамой? Уверен, она бы обрадовалась.

– Сначала в больницу, – отвечает Эдвард. – Узнаю, как там дела.

Я уже открываю рот, чтобы пожелать ему удачи, как раздается звонок в дверь. Я иду за Эдвардом в прихожую и, когда он открывает дверь, вижу на пороге мужчину в кожаной куртке и шерстяной рыбацкой кепке.

– Простите за беспокойство, – говорит он. – Я ищу Эдварда Уоррена.

– Это я.

Визитер протягивает ему голубой конверт.

– Вас вызывают в суд, – сообщает он, улыбается и уходит.

Эдвард достает из конверта сложенный юридический документ. «По делу Люка Уоррена», – читаю я надпись сверху.

– Что это? – спрашивает он.

Я беру у него из рук бумаги и быстро просматриваю.

– Это иск, который подала больница в суд по делам о наследстве, – объясняю я. – Суд уже назначил твоему отцу временного опекуна. В четверг состоятся слушания по делу, чтобы назначить для него постоянного опекуна.

– Но я же его сын! – возмущается Эдвард. – Кара пока еще несовершеннолетняя.

– Существует вероятность, что судья решит, принимая во внимание… последний поворот событий… что назначенный временно опекун получит постоянную опеку. – Я поднимаю на него взгляд. – Другими словами, ни твое мнение, ни мнение Кары не будет приниматься во внимание.

Эдвард недоуменно смотрит на меня.

– Совершенно посторонний человек? Это безумие! Так поступают, когда никто не хочет брать на себя ответственность. Ради всего святого, у меня есть письмо, подписанное отцом, в котором он просит меня принимать за него решения!