Если к другому уходит невеста (СИ) - Шабанн Дора. Страница 3

Матушка Ника, по совместительству дочь деда Коли, гневно шуршала причесанными бровями и трепетала ноздрями породистого носа. Увы, супротив собственного папеньки не вытягивала, так что вынуждена была негодующе терпеть.

Ник после такого выступления деда Колю зауважал гораздо сильнее, чем деда Лешу — заслуженного физика-ядерщика. Категорически одобрить демарш единственного внука — дорогого стоит в их благопристойном семействе. Дед Коля, однозначно, отчаянно смелый чувак.

Отец Никиты, Игорь Алексеевич, профессор, заведующий кафедрой деталей машин в соседнем с Государственным Университетом — Политехническом, неделю пил коньяк десятилетней выдержки, как воду из граненого стакана и не казал домой носа, дабы не попасть под внезапно летающие предметы от свадебного бабушкиного сервиза. Пусть эта версия знаменитой «Мадонны» ему никогда не нравилось, но получить молочником в лоб заслуженный деятель от педагогики как-то желанием не горел. Равно как и выслушивать от драгоценной законной второй половины, что свершившаяся внутрисемейная катастрофа — есть результат его, отцова, вольнодумства и потакания наследнику во всех прихотях с раннего детства.

Дед по линии отца, Алексей Юрьевич, патриарх рода Морозовых, член-корреспондент Отделения физических наук РАН, вместе со всей своей секцией ядерной физики, настолько был углублен в фундаментальные исследования, что умудрился успешно сохранить остатки здоровья. Просто потому, что фортель любимого внука остался за границами внимания почетного академика.

Бабушки у Никитоса были… одна. Прилагалась к деду Коле, звалась Евлампией Серафимовной. Всю взрослую сознательную жизнь занималась обустройством комфортного быта для супруга. Ну и, между делом, свободно переводила со всех значимых европейских языков. Английский, немецкий и испанский — всегда, в любом настроении и состоянии; итальянский и французский — после долгих предварительных согласований и посещения стран-носительниц языка.

Бабушка Ева — знаковый персонаж в жизни и судьбе Никиты Игоревича. Когда Ник на практике после первого курса угощал деда Колю с женой луковым супом а-ля паризьен, Евлампия Серафимовна, отведав внуково творение, помчалась в свой рабочий кабинет и вскоре появилась оттуда с огромной серебряной супницей.

Грохнув семейным раритетом перед носом потомка, грозная валькирия семейства Одинцовых изрекла:

— Научишься нормально готовить рийет, фуа-гра, буйабес и чимичангу — отдам тебе в полное владение прабабкин серебряный сервиз на двенадцать персон.

Ник приободрился. Супница, полученная за первое блюдо «как на старейшем рынке 'Чрево Парижа» окрыляла. Особенно в шестнадцать лет. Особенно за то, что делать самому было в кайф.

После первой внезапной и столь значимой для него лично победы Никитос зарылся в поваренные книги и журналы о путешествиях.

Результат был заметен уже через четыре года. Завершая свое обучение в техникуме, Ник обладал готовой боевой творческой командой, уставным капиталом в виде серебряного сервиза и компаньоном. Земля в центре города, прилагавшаяся к золотым рукам «Короля десертов» их выпуска была серьезным аргументом в беседе о планах открытия собственного ресторана.

В дальнейшем Никита Игоревич устраивал своему высокоинтеллектуальному и чересчур пафосному, на его взгляд, семейству регулярные встряски.

То, продав весь заработанный честным трудом и глубокими личными изысканиями сервиз (кроме подноса), открыл ресторан «Северный Полюс» в центре города. Три этажа, три тематических меню, круглогодичная полная загрузка. И это в двадцать три года.

Не успела родня выпить валерьянки и закусить коньячком, как в течение пяти лет открываются один за другим восемь баров линейки «Ой, мороз-мороз» на знаковых улицах города.

И вот сейчас Никите Игоревичу тридцать три.

Возраст Христа. Время перемен. Пора подумать о новых планах и стратегиях развития.

А у него в голове только Фея.

Наваждение. Болезнь. Мираж.

Больше всего Ник боится, что она и правда — мираж, морок. Яркая, невозможная мечта, приходящая к страдальцам в галлюциногенном бреду.

Три года прошло с того проклятого новогоднего корпоратива Администрации города в его «Полюсе», а он не то, что забыть её не может, он и дышит-то без Феи с трудом.

Будь проклят его перфекционизм и трудоголизм! Вот за каким дьяволом он потащился тогда в зал после банкета?

Никита Игоревич, его женщины и бизнес-планы

Почему Кощей Бессмертный

Просто сказочно богат?

Потому что он бездетный

И к тому же — не женат.

(А. Усачев)

Воздушная, нереальная, волшебная Фея красовалась на одной из салфеток. На не самом выигрышно расположенном столике в нише. Среди грязных тарелок, пустых салатников и оплывших свечей.

На белой салфетке. Выполненная синей шариковой ручкой. Как живая.

Трепет прозрачных крылышек, легкое платье из цветочных лепестков, изящные туфельки. И волшебная палочка в руке.

Тут-то Ник и застрял.

Малышка Фея сорвала резьбу и он, взрослый тридцатилетний мужик, шел через зал, как слепец, неся на ладони свой трофей. Белую салфетку.

Кому сказать — оборжут. Да и не поверят.

А у него перед глазами калейдоскоп женских лиц.

Вот дочь маминой подруги — подающая надежды пианистка. Скука смертная, до мажор, соль-диез, «ах, это же Бетховен, здесь понимать нужно». Чуть не умер.

Оп-па, а это папенькина протеже, юный математик. Бледная, сутулая, в очках с бифокальными линзами и старушечьем вязанном платье. Ну, с какого бока ему математика? У него, между прочим, отличный бухгалтер.

Да, а это новая матушкина попытка: племянница зав.кафедры экономических теорий. Жесть. Очень тихая, очень домашняя, вежливая и воспитанная. Готовит плов с тертой морковью и борщ с курицей. Выносите меня.

А! Эту хорошо помню! Это батя психанул. Приволок на банкет по поводу успешной защиты одного из своих аспирантов с едким комментарием:

— Раз умные и хозяйственные тебе не подходят, то вот тебе красавица!

Так себе комплимент, если честно. И барышня тоже. Не первой свежести. Третий сорт не брак. Силикон, ботокс, наращивание, солярий и все дела.

Жениться? Упаси боги! Но место хостесс в «Полюсе» он ей предложил.

И ее вполне устроило.

Много позже задолбавшиеся родственники неуловимого в брачные сети завидного холостяка предприняли мозговой штурм. Результат вот этот. Тата. Ни в коем случае не Наташа, что вы? Татавик. Черны очи, черны брови, горяча и бешена, как в песне. Ну, говорят, мечта нормальных мужиков. Только он никогда текилу не любил.

Видимо, что-то у него в творческом процессе сбилось.

Нет, Тата была хороша: и красивая — людям показать, и с мозгами — в гости к родне привезти, а про постель приличные, уважающие себя мужчины, не распространяются, но и там огонь.

Вот этот огонь предполагаемую семейную историю и сгубил.

Под натиском родственников, с одной стороны, и неистовой Татавик с другой, он решил-таки жениться. Лет двадцать семь ему было, кажется? Все чин по чину: предложение, кольцо, цветы, восторг, страстная ночь.

А потом, как накал страстей схлынул, задумался о подарке невесте. Ну, чтоб достойно все было. Вспомнил про оставшийся от фамильного сервиза поднос, что стоял в главном зале ресторана. Приехал никого не предупредив. А там, в подсобке, полыхает.

Что же, любая ситуация в жизни — урок. Свой он извлек.

Родню с идеей женитьбы послал. Так и сказал:

— На ваших дурах не женюсь. Поднос не продам. Он теперь талисман от бессмысленного брака.

И жил пять лет свободный, спокойный и счастливый.

Пока объединившиеся предки не притащили Жанну. Умницу, красавицу, бизнес-леди из хорошей семьи. Союз капиталов и родов.

— Тебе же, Китенок, все равно надо жениться, а то несолидно даже. Как будто ты у нас неполноценный какой, — ультимативно заявила матушка на прошлый Сочельник.