Леди второго сорта - Росси Делия. Страница 16

Голос Келда звучал тихо и ласково, внутри появилась приятная легкость, глаза закрывались сами собой, меня стало клонить в сон, но я незаметно впилась ногтями в ладонь и скинула дурман. Правда, внешне никак этого не показала.

– Да, мне нужно отдохнуть, – пробормотала слабым голосом и подъехала к кровати.

– Позвольте, я вам помогу, – суетливо дернулся Келд.

Он обхватил меня за талию и перенес на постель.

– Вот так, миледи. Лежите себе тихонечко и никому не мешайте, – пробормотал он, постоял еще пару минут и вышел из комнаты.

– Чего расселась? – раздался из-за двери грубый окрик. – Ноги подбери!

– Простите, тер маг, – испуганно пискнула Присси.

Келд добавил еще что-то, но мне некогда было разбирать, что именно. С трудом перебравшись обратно в кресло, я схватила стакан и поспешила в ванную. А там, залпом выпив воды, склонилась над ватерклозетом и избавилась от «волшебной микстуры» Келда. Правда, не успела разогнуться, как услышала раздавшиеся в спальне шаги. Неужели маг вернулся проверить действие зелья? Только этого не хватало!

Я быстро умылась, вытерла лицо и выехала из ванной.

– Вы?

Взгляд замер на знакомой фигуре.

– Что вы здесь делаете?

– Белла, как ты себя чувствуешь? – не ответил на мой вопрос Давенпорт. Выглядел он непривычно эмоциональным. В темных глазах застыла тревога и что-то еще, какое-то чувство, похожее на жалость. – Тебе плохо? Что-то болит?

Я впилась ногтями в подлокотники кресла. Если опекун слышал, как меня тошнило, то наверняка понял, что я сделала. Или нет?

– Белла, не молчи, – в голосе Давенпорта послышались отголоски волнения, и я решилась.

Тут уж или пан, или пропал.

– Это все микстура, – произнесла умирающим голосом. – Я вспомнила, мне всегда после нее очень плохо. Вот и сегодня… Тер Келд дал мне целый стакан, я выпила, а потом…

Я не договорила, страдальчески поморщившись и с трудом выдавив пару слезинок. Только бы Давенпорт поверил!

– Проклятье! – сквозь зубы выругался опекун, разом растеряв всю свою былую невозмутимость. – Почему ты раньше молчала?

– Я не хотела никого огорчать. Вы так настаивали… И тер Келд… Я его боюсь. Он такой… Такой…

Я не договорила и тихо всхлипнула.

– К ресу все! – неожиданно резко выругался опекун. Он присел на корточки, и его лицо оказалось вровень с моим. В карих глазах плескалось так много эмоций, что я опешила. Куда делся былой Давенпорт? Откуда взялся этот незнакомец? И почему рука, которой он сжал мою ладонь, такая горячая?

– Все, Белла, успокойся, – негромко сказал Давенпорт. – Не плачь, ты больше не будешь принимать это лекарство. И Келда я уволю. Ну же, перестань.

Опекун достал из кармана белоснежный платок и протянул его мне.

– Вытри слезы.

Во взгляде Давенпорта плескалась вина, и меня это так поразило, что я машинально взяла платок, приложила его к глазам и промокнула влажные ресницы. Надо же. С чего вдруг опекун так всполошился?

– Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Тошнота прошла? – не отставал Давенпорт, не сводя с меня встревоженного взгляда. – Может, вызвать доктора Штерна?

– Не нужно, – тихо произнесла в ответ, пытаясь понять, что случилось с замороженным обычно лордом.

– Хочешь прилечь? – не отставал тот, и я впервые задумалась о том, почему Давенпорт не придерживается правил этикета.

Ладно, мне, современной девушке, плевать на приличия, но ведь для Беллы присутствие в спальне постороннего мужчины должно было бы выглядеть странно? Даже невозможно. Или я чего-то не знаю о местных нравах? Может, опекун здесь заменяет отца, и ему позволено многое из того, что для остальных считается недопустимым?

– Белла, не молчи, – напряженно произнес Давенпорт, продолжая смотреть на меня встревоженно и напряженно.

– Мне уже лучше, – вздохнула в ответ и взглянула в непривычно близкие и совсем не холодные глаза. – Не волнуйтесь.

Не знаю, что на меня нашло, но я протянула руку и коснулась плеча опекуна, пытаясь его успокоить.

– Со мной правда все хорошо.

Давенпорт замер на секунду, потом подался вперед, всматриваясь в мое лицо так, будто пытался там что-то отыскать, но, видимо, не нашел, и разом заледенел, отстранился, и быстро отошел к окну. Мне даже показалось, что он попросту сбежал. Неужели ему так неприятны мои прикосновения? Или дело в чем-то другом?

Мне стало не по себе. И захотелось укутаться в шаль, укрыться от холода, наполнившего комнату, но я только сильнее вцепилась в подлокотники кресла, и распрямила плечи.

– Что ж, я рад, – после короткой паузы сказал опекун, и надолго замолчал.

Я тоже молчала, не в силах преодолеть проскользнувшее между нами отчуждение. Оно все ширилось, заполняя, казалось, все свободное пространство комнаты, росло, проникало в сердце, и это неожиданно выбило меня из колеи. Казалось бы, какая разница, что думает или чувствует Давенпорт? Вот только то живое участие, которое плескалось в темных глазах совсем недавно, задело что-то в душе, заставило поверить, что хоть кому-то в этом мире я небезразлична, и внезапное возвращение прежнего опекуна оказалось болезненным.

Время шло, комнату наполнил сумрак, тишина стала давящей.

– Лорд Давенпорт, я хотела спросить, – не выдержав, посмотрела на опекуна.

Короткий зимний день угасал, небо серело унылыми разводами, и выражение лица напряженно застывшего мужчины было под стать хмурой погоде. Он держал в руках часы, но смотрел не на них, а на низкие снеговые тучи, нависшие над городом.

– Что тебя интересует?

Голос Давенпорта прозвучал немного хрипло.

– Кем были мои родители?

– Никак не привыкну к тому, что ты ничего не помнишь, – не поворачиваясь, ответил Давенпорт. Его спина выглядела напряженной, а жест, которым он поглаживал крышку часов, выдавал волнение. – Кристофер и Пенелопа Бернстоф были талантливыми магами-артефакторами. Твои родители жили в Эрголе и работали в фамильной мастерской. Кристофер вырезал из дерева фигурки людей и животных, а Пенелопа наделяла их особыми свойствами. Состоятельные клиенты выстраивались в очередь, чтобы заполучить эти скульптуры, считалось, что они приносят своим владельцам удачу. Кстати, ты очень похожа на отца. От матери тебе достался только цвет волос.

– А почему меня воспитывала тетя?

– Через четыре года после твоего рождения Пенелопа и Кристофер Бернстофы погибли при взрыве в мастерской. Было проведено тщательное расследование, но установить, что произошло, так и не удалось. Тетя Кристофера, Летиция Бернстоф, взяла на себя заботу о твоем воспитании, и привезла в Бреголь, где ты и прожила все это время.

Я слушала опекуна, и невольно сравнивала историю Беллы со своей собственной. Я ведь тоже росла без родителей. Отец бросил маму, когда узнал о ее беременности. Он заявил, что жизнь слишком коротка и нужно успеть взять от нее все, а прицеп из бабы с мелким нахлебником ему и даром не нужен. И вообще, еще неизвестно, чей это ребенок. Вскоре его посадили за кражу, а мама, после моего рождения, быстро покатилась по наклонной. Мужчины, спиртное, травка, потом – наркотики. Тетя Фима рассказывала, что, когда она приехала в Томск и вошла в коммуналку, я тихо сидела в углу и мусолила сухую баранку, мама спала в обнимку с каким-то парнем, а на полу валялись пустые бутылки и использованные шприцы. «Я как это увидела, чуть с ума не сошла, – вздыхала тетя Фима. – Схватила тебя в охапку и выскочила из этого притона. А потом позвонила Лелечке и попросила помочь оформить опекунство». Лелечка, или Ольга Андреевна, была тетиной подругой детства, и занимала какой-то видный пост в администрации города. Не знаю, на какие рычаги она надавила, но уже спустя пару недель все необходимые бумаги были у тети Фимы на руках, и мы с ней уехали в Питер. Строго говоря, Серафима Никодимовна приходилась мне не родной, а двоюродной тетей. Но все эти тонкости я узнала намного позже, когда подросла и заинтересовалась своей родословной. К тому времени мамы уже не было в живых, а моя родная бабушка знать не хотела ни о каком «отродье», заявив, что с таким отцом мне прямая дорога в тюрьму. «Ты, Фима, деньги-то дома не храни, – советовала она во время одного из разговоров по скайпу. – А то однажды эта бандитка тебя ножичком пырнет, выгребет все подчистую, да и сбежит». Тетя Фима тогда молча закрыла ноутбук и больше никогда не общалась с моей бабкой, а я дала себе слово, что вырасту и докажу всем, что плохая наследственность ничего не значит. А еще я пообещала, что получу самое лучшее образование, и тетя Фима обязательно сможет мною гордиться. Именно это обещание заставило меня окончить школу с золотой медалью и поступить в университет на бюджет. И оно же давало мне силы учиться и работать одновременно, хоть это и оказалось очень нелегко. До сих пор помню, как спала по пять часов в сутки, и ела на ходу, чтобы все успеть.