Немного о потерянном времени (СИ) - Шабанн Дора. Страница 17

Из роддома мы переехали в реанимацию новорожденных ДКБ №1, где неврологи с нейрохирургами пытались определить и минимизировать последствия тугого множественного обвития пуповины в родах. Пробыли мы там пять недель.

К нашей выписке в удовлетворительном состоянии под наблюдение районного невролога, Сева уже все для себя и нас решил, так что из больницы он забрал нас прямиком в квартиру матери в Новгороде. Местный невролог наблюдал нас почти год, когда появились подозрения на гидроцефалию. После обследований диагноз подтвердился, и была для начала подобрана медикаментозная терапия.

Но все это время вопрос с операцией висел над нами. И вот теперь настал момент, когда мне надо решить — буду ли я дальше держать слово и не стану беспокоить мужа, либо наплюю на его недовольство и буду бороться за будущее дочери.

— Лада Юрьевна, я списался с коллегами, есть возможность попасть на консультацию в Педиатрическую академию. Но надо спешить, профессор, готовый вас посмотреть, будет там только до конца этой недели. Если решите ехать, то хорошо бы это сделать завтра. Вот мой телефон, напишите или позвоните, как примете решение. Не затягивайте, это не в ваших интересах.

Скомкано благодарю, обещаю к вечеру дать ответ, и выхожу из кабинета с плачущим ребенком и документами в руках.

Бросив вещи на свободный пеленальный столик, стараюсь успокоить дочь. Лиза очень беспокойная и плаксивая. Я понимаю, что это следствие болезни, но на ней же диагноза не написано. Поэтому у нас вечные проблемы с окружающими, для которых я дрянная мать, что не может успокоить ребенка. Но сейчас у меня ни на какую реакцию сил нет. Совсем. Я вся там — внутри своего самого большого кошмара. Я могу потерять моего ребенка. Единственную радость, мое утешение, мое солнышко.

— Мамочка, уймите уже свою истеричку. Вы так всех детей в округе перебудите, — раздается недовольное сзади, пока я пританцовываю у столика с нашими вещами. Лиза плевать хотела на окружающих, доктор снова сделал ей больно и неприятно. Ей плохо и она громко информирует об этом окружающих.

— Я к вам обращаюсь, женщина! — нервная дама начинает переходить на ультразвук.

А у меня нет ни сил, ни слов. Я очень сильно устала, я просто падаю, я в ужасе. Одна, против, кажется, всего мира.

Но бывают и в беспросветном мраке яркие лучики, да. Из кабинета невролога выходит медсестра. Мария Сергеевна очень хорошо отнеслась к нам с Лизой, когда мы только приехали и пришли на прием с выпиской из ДКБ. С тех пор она неизменна с нами добра. И это так удивительно, что моя дочь видела хорошего от совершенно посторонней женщины больше, чем от всей своей родни, кроме матери. Про отца мы вообще не говорим.

Милейшая Мария Сергеевна злобной мегерой отчитывает и стыдит верещащую даму, а после запихивает ее в кабинет врача со словами:

— Алексей Иванович, вот вам наша «знаменитость» со своим страдальцем.

Дверь захлопывается за печальным подростком и его шумной матерью, поэтому возгласы восторга Алексея Ивановича мы не слышим.

— А ну-ка, Ладушка, давай мне Лизоньку, да иди за мной! — командует наша добрая фея. Я покорно передаю ребенка, который тут же успокаивается и с любопытством разглядывает крупные янтарные серьги нашей любимой медсестры.

Приходим в процедурный кабинет, где Лизу выпускают в манеж, а мне накапывают в мензурку корвалола. И дают кусочек сахара. У меня прямо праздник.

— Лада, Иваныч дело говорит, вам надо ехать с Лизой к профессору. Тот очень хороший специалист, и ваша ситуация — прямо его профиль.

— Я понимаю, Мария Сергеевна, я знаю, что это нужно. Но наши обстоятельства…

— Лада! Брось все, сейчас здоровье Лизы важнее остального. Без памперсов можно прожить, а на билет на «Ласточку» вам хватит. Смотаетесь одним днем, а потом уже, с результатами будете с Иванычем думать да планировать все остальное.

Я заторможено киваю, потому что прикидываю и понимаю: на электричку мне и впрямь хватит, даже без отказа от необходимых покупок. Рефераты и контрольные в этом месяце внезапно принесли ощутимый доход, так что мы можем позволить себе вояж в Северную Столицу. Исключительно по делам, да.

— И ты бы подумала, да сама сходила бы к врачу, — неожиданно продолжает эта неравнодушная женщина.

С удивлением гляжу на нее:

— Я в порядке.

— Вижу я, в каком ты порядке. Милая, тебе бы психиатру показаться, потому что невролог уже не справится.

Внезапно, однако.

Но, несмотря на изумление, все же соглашаюсь ехать завтра к светилу нейрохирургии в Петербург.

Глава 20

Руслан

'Лучшие биатлонисты в России — выходцы из Сибири.

Потому что волки не прощают ошибок ни в стрельбе, ни в беге'

КВН «Плохая компания»

— Армия — настоящая женщина: ревнивая, жестокая и скорая на расправу, — говорит мне пожилой врач в госпитале, как только я отхожу от наркоза достаточно, чтобы воспринимать информацию на слух.

Лежу на животе, вижу мутно и пока только одним глазом, слышу через раз, дышать не так чтобы легко, но можно. В башке шумит, в целом — тошнит, но мозг, вроде как, функционирует и речь понимает.

И обрабатывает, и выводы делает. Не то, чтобы они мне нравились, ёпта.

Да, я сам идиот, расслабился.

Возбудился, надумал себе, напланировал. А этого делать на службе категорически нельзя. Распсиховался, погряз в романтических грезах, провалился в страну розовых пони. Решил, что в следующем отпуске надо обязательно с Ладой встретиться и поговорить. Не имеет значения, что там за обстоятельства вокруг нас, плевал я на всех. Речь уже начал продумывать, увлекся, бл*.

И словил в очередной раз ответку от мироздания в виде рухнувшей кирпичной стены прямо на замечтавшуюся башку. Вроде как Марк волок меня куда-то и материл от души, но за достоверность воспоминаний не поручусь.

— Я вижу основную причину ранения в снижении концентрации внимания, а не только в ошибочных разведданных, — уверенно продолжает между тем местный Айболит. — У вас в жизни, очевидно, сменились приоритеты. Появилось что-то, занимающее большую часть вашего процессора. Вы перестали отдавать полностью свои ресурсы для выполнения поставленной задачи.

Воспитательная беседа в стиле моих дорогих родителей совершенно не мешает доктору кружить вокруг койки и ловко пробираться между многочисленными трубками капельниц и катетеров, чтобы заглядывать во все интересующие его места. На мне.

— Результат у вас на спине, руках, даже на лице частично. Я, конечно, выводы свои командованию озвучивать не буду, здесь достаточно и объективных причин, но Вам, молодой человек, настоятельно рекомендую увольняться и валить на гражданку.

О, как!

Я и сам давно понял, куда встрял и выйду с удовольствием, но обстоятельства.

— У меня еще девять месяцев контракта, — хриплю.

— Ну, для начала у вас полгода реабилитации, юноша. Про перспективы сейчас говорить рано, но пока они меня вдохновляют, Руслан Владимирович. Будем посмотреть, конечно, но, у Вас теперь будет время между уколами обезболивающего, и Вы бы подумали о будущем. Это и вообще в жизни важно, а для Вас так особенно.

Ладно, вся эта муть потом. Важнее сейчас другое:

— А Марк? Меня тащил…

Доктор не удивлен совершенно, также спокойно отвечает и меня прямо заметно отпускает при его словах:

— О, ваш друг в относительном порядке: легкое сотрясение, перелом руки, вывих плеча, ожог верхних дыхательных путей. В целом состояние удовлетворительное. Реабилитация займет месяца три-четыре.

О, как. Ну, потусим вместе. Как всегда.

Хвала материным мужикам, удалось отделаться легким испугом. Даже если я всю оставшуюся жизнь на пол-лица буду, как шкварки из бекона — зато живой. Хотя я так протупил, что могли бы там все сгинуть. Идиот.

Сменив пакет в капельнице и отметив температуру в истории болезни, доктор покивал мне с довольным видом, а потом, уже взявшись за ручку двери, обернулся, прищурился и добил: