Немного о потерянном времени (СИ) - Шабанн Дора. Страница 27

Не могу больше.

Для меня этого уже слишком много.

Не тяну.

— Ох, лови ее, дурень!

И тишина.

Придя в себя в машине скорой помощи, приоткрыв заплывшие глаза и найдя взглядом измученную дочь, дремавшую на руках у фельдшера, я не поняла, а почувствовала, что пришел мой черед усваивать те жёсткие, даже жестокие уроки, которые преподносит самый суровый и самый беспристрастный учитель — жизнь.

Путь я вижу для нас с дочерью только один.

Глава 30

Руслан

Веселье в жизни обороты сбрасывать отказывалось.

С Ником на следующий день метнулись к профессору Алиеву. А чего дома загибаться от тоски или опять творить на психе какую-нибудь хрень?

Хотели отвлечься.

Ну, да. План перевыполнили, бл*.

Тяжело. Больно.

Я потом сильно жалел, что нельзя поплакать. Бро не заценит. Буду до вечера терпеть, пока мать не вернется.

Это жизнь, и это ужасно.

Видеть, как угасает могучий богатырь, офигенный мозг, огромное сердце, надежное плечо и не иметь возможности хоть чем-то помочь — горько.

Посидели мы, чай попили, Ником похвастались (он очень кстати молчал, впечатлившись), я голову пеплом пос ы пал, повинился.

Да и отчалили в печали. Пусть Инесса Арнольдовна и молодцом держалась, но боль из глаз у нее теперь не уходит. А руки мелко дрожат.

Страшно.

Страшно мне терять символы счастливого детства.

А они все, как сговорились.

Николаич, мой куратор «оттуда», проявился, когда мы с Ником какао неурочное пили дома после визита к Алиевым.

Успокаивали нервы.

— Дело такое вышло, боец, что карьеру ты завершаешь. Сейчас спокойно восстанавливайся, потом контракт закрывай. И добро пожаловать в мирную жизнь, парень.

Што?

— В смысле? Я же всю жизнь планировал? Да и там еще времени…

— Отставить. Слушай мою команду: поправить здоровье, уволиться. Как понял?

Не понимаю ничего, но отвечаю правильно. Как положено:

— Вас понял. Есть поправить здоровье и уволиться.

— Вот и молодец. Хоть по этому поводу родители выдохнут, — тонко намекающе бурчит Николаич.

Не будем разочаровывать наставника:

— А что там у вас творится-то? Что за жесть с Игорем Александровичем?

— Э, да какая там жесть? Спятил старый. Уже к шестидесяти, а все туда же: любовь, вишь, у него образовалась, — как-то круто завернул с порога тот, кто все-все в Универе у родителей знает.

Но тема такая, скользкая:

— Ну, чувства. Бывает.

— Это у тебя чувства, хоть и глупость это ты себе выдумал, я скажу. А у него, как есть дурость. Хотя тебя эта «любовь» начальства вроде не должна сильно зацепить. Но ты не расслабляйся! Там похуже картинка, на кафедре.

— Не пугайте, пуганый.

— Эх, малец. Пуганый тут нашелся. К нам в Университет на кафедру социологии тетка твоя, условная, скажем так, устроилась в прошлом сентябре.

Вот это новости.

И перспективы.

— Условная тетка? Это что за зверь?

— Это сестра профессора Ланского. Ума она не унаследовала от их общих предков, но наглая, хваткая и ушлая баба.

— И чего?

— Ничего. Хорошего. Что Рита, что Владимир — люди приличные, честные, коварством не обладают и угрозы не ждут.

Это правда, хоть и не совсем. Мама-то за последние годы вроде уже адекватнее к миру и обществу в целом стала относиться.

Но проблемы в чем?

— Ну, родня неприятная привалила. Я ее как-то лет десять назад мельком видел — такая кукольного типа вроде.

— Да и хрен бы с ней, с внешностью. Она проректора нашего обхаживает. Желает стать проректоршей, да мать твою уволить и с отцом их развести. Я с Ритой летом говорил, она обещала подумать и мужу как-нибудь аккуратно донести все это. Владу-то сейчас не до бабских глупостей, там у него в «секретке» такой проект, что ё! Всему миру сопло Лаваля палкой-копалкой покажется.

— Дома батя ничего особенного не говорил, — тяну задумчиво, перебирая все «отрывки из обрывков» и намеков от отца за последние годы.

Пусто.

— Кто ж тебе такое скажет? Допуск не тот. Да и вообще, тут и студенты матери твоей ему нервы треплют, и науку он вперед локомотивом тащит, и Игорь в эту свою ересь впал, никак Ланского не защищает от хищниц наших. А Рита выше этого всего. И у нее тоже и студенты, и магистры, и аспирант вот защитился блестяще. А баб от мужа гонять некогда.

Это понятно. Мама такая, очень свободу выбора уважает. А то, что выбор этот совершился давно, ей не аргумент. Типа, это ежедневное мероприятие.

— Так, а чего делать?

Наставник хмыкает, но указания, конечно, раздает:

— Тебе? Здоровье поправлять, брата адаптировать к социуму и думать — чего ты теперь, после провала контракта, весь из себя супер-спец делать будешь.

— Понял. Принял. Разрешите исполнять?

— Исполняй. Юморист недоделанный. Как был, так и остался раздолбаем.

Вполне себе комплимент, а?

Да и не худшее амплуа, между прочим.

Но если учесть, откуда мы с Марком недавно выбрались, то вообще зашибись: справилась психика с нагрузкой, мы выжили, и почти нормальные же вроде?

А вот папина родня нам не вперлась вообще никак. Тут с мамой надо обязательно обстоятельно поговорить. Насрать на то, что это неловко, папа не хочет и ему неприятно.

Поговорить.

Прояснить, что за подставы от них ждать и куда бежать в таком случае. Может, упредить как-то?

Вот, вечером это и обсудим спокойно. И про Ладу, надеюсь, я уже смогу сказать что-то внятное. И про перспективы службы, вернее, их полное отсутствие. Может в альма-матер преподавать пойти? Или хоть инструктором возьмут?

Хотя они меня до этого еще на освидетельствование к мозгоправу засунут. А там хрен пойми, что вылезти может, да.

Ситуация.

Ну, хоть у бати должно быть все спокойно: симпозиум, выступление, награждение, банкет, домой.

Ага, спокойно, видимо, вообще не про нас.

Глава 31

Маргарита

Устроившись в кухне с какао и старшим сыном, наладилась обсудить важное, послушать повзрослевшую деточку, да, может, увидеть хоть какую звезду во мраке ночи вокруг нашего семейства?

Как-то одновременно у всех вдруг проблемы полезли. Не хочется, конечно, думать о людях гадости, но с трудом верится, что все это паршивое сейчас проявилось случайно.

Шеф еще со своими страданиями. Никакого от мужика толку ни в преподавании, ни в административной работе, ни в общественной жизни.

С Никитой вроде бы стало полегче, но вот вернулся с такой помпой Русик, и малыша опять откинуло назад в адекватности и развитии.

Ослик мой, вечный генератор неожиданностей, наконец-то рядом. По идее, должен свое служение на этом завершить. Это и хорошо, и плохо сразу, потому что сыну надо решать: куда приткнуться в мирной жизни, чем заниматься? Да еще и инвалидность маячит, но, может, обойдется? И Лада, опять явилась на нашем небосклоне, ежки-плошки.

И муж. Муж внезапно снова стал источником беспокойства хотя со времен похорон Миронова все так здорово и складно у нас было, что я лишь тихо радовалась.

Но нет.

А сюрпризы-то, Пресвятые Просветители, меж тем продолжаются.

И какие!

Глядя в мессенджер, думаю: «Что-то такое в моей жизни было же?»

Рус отставляет кружку и влезает под руку после моего непечатного выступления.

Таращится на наш с Владом открытый диалог в вотсапе и всплывающие в нем фото.

— Мать, я не верю своим глазам!

Ну, мне тоже не нравится. Но совы, они не то… да и я способна еще к логическим построениям, хвала Кириллу и Мефодию. Поэтому, как бы ни было неприятно, приступим:

— Погоди, глаза и твои, и мои, да и его тоже, как раз сейчас и пригодятся! Ты смотри — нигде не видно глаз Влада…

Рус весь розовый и нервный, сам старается прямо на фото не смотреть и бормочет так, невнятно: