Развод. Не жди прощения (СИ) - Роса Алиса. Страница 7

Герман принимается за еду. Аромат и вид этого запеченного лосося, наверное, и у мертвого пробудили бы аппетит, но мне ничего не хочется. Разве что зарыться головой в подушку и выплакать захлестывающие эмоции, которые устроили дикую качку на душе.

— Ты мне скажи, — вдруг спрашивает Герман, прожевав очередной кусочек рыбы. — Ты зачем во Францию-то ездила? Да так надолго, что муженек себе приключение нашел.

Меня буквально встряхивает от воспоминаний о последней поездке и о том, чем она закончилась. Вцепляюсь в лицо Герману негодующим взглядом.

— Вы нарочно мне боль причинить пытаетесь? — голос шипит яростью. — Или просто сами по себе бестактный болван?

Герман прекращает есть и упирает предплечья в край столешницы. Смотрит на меня так, что хочется уменьшиться до размеров точки. Становится неподестки страшно. Кажется, на этот раз я перегнула палку.

— Так, кукла, — произносит он жестким тоном. — Еще одно оскорбление, и я сам отвезу тебя муженьку. Пусть он тебя хоть на запчасти разбирает. Ясно?

— Я-асно, господин Герман, — вырывается само, только потом соображаю, что снова сказала «господин». Он звереет прямо на глазах. — Простите, Герман. Простите. Я по ошибке…

Причитаю, сама не веря тому, с какой легкостью с губ срываются извиняющиеся слова. Я уже не знаю, кто из них, Тимур или Герман пугает меня больше.

— Я предупреждал тебя, Виктория, — он встает из-за стола и выходит из кухни, а возвращается с… собачьим ошейником в руках. Ошейником, черт подери!

До конца не веря глазам, вскакиваю и пячусь к окну. Качаю головой.

— Нет, Герман, умоляю, — по щекам ползут слезы. — Я больше не буду, обещаю…

Герман неумолимо надвигается, точно не слышит меня. Пячусь, пока не забиваюсь в угол. Дальше идти некуда. Да и бегать от него, точно кошка от собаки — ниже моего достоинства. Смиряюсь. В конце концов, он и правда предупреждал, а я ослушалась.

Герман подходит вплотную, но не пытается надеть ошейник. Смотрит на меня с укоризной и сожалением.

— Руку дай, — он протягивает свою ладонь. Жест не кажется враждебным. Исполняю. Герман не торопясь обвивает ошейник вокруг моего запястья наподобие браслета и затягивает ремешок. — Пусть пока побудет тебе напоминанием. Возвращайся за стол, мы не договорили.

С этими словами он невозмутимо направляется к своему стулу. Усаживается и продолжает трапезу. Некоторое время рассматриваю намотанное на руку «украшение». Плотная, но мягкая черная кожа, отстроченная белой ниткой, серебристая пряжка. Настоящий собачий ошейник!

— У вас есть собака? — спрашиваю задумчиво, идя к столу.

— Была, — отвечает Герман тоном, который автоматически пресекает дальнейшие расспросы. — Так чего наша красивая Виктория делала во Франции?

С живой, видимо, не слезет. Вздыхаю.

— Я занимаюсь сбором антиквариата. Договариваюсь с французскими антикварами, собираю контейнер, оформляю, слежу за погрузкой, а потом в России растомаживаю, контролирую разгрузку и доставку на склады, описываю для админов сайта, — ощущаю смертельную усталость и, кажется, готова положить голову на стол и просто вырубиться. — Вам это зачем?

Герман приканчивает свою порцию лосося и доливает вина в бокалы.

— Почему нет? — поднимает бокал. — У меня в руках чужой актив. Надо знать, что это мне дает!

Делаю пару глотков вина, чтобы скрыть прущие наружу чувства.

— Актив, значит? — переспрашиваю, от шока и возмущения на затылке шевелятся волосы.

Не знаю, что конкретно в этой фразе меня задевает. Кажется, все. Похоже, ни Герман, ни Тимур меня за человека не считают. Есть какая-то ценность, которую каждый присваивает мне по моим навыкам и качествам. Я — инструмент. Я — ресурс.

— Ну да, актив, — самодовольно отвечает Герман. — Помимо того, что ты очень сексуальная девочка. Теперь моя сексуальная девочка. Предвкушаю момент, когда наконец попробую тебя на вкус.

По телу прокатывается горячая судорога. Тимур тысячу лет не предвкушал секса со мной. Последние полгода мы вообще редко им занимались. Но откровенная похоть Германа вызывает у меня отторжение. И новую волну страха, потому что эмоциональных сил ни на какое сопротивление у меня не осталось.

Под его ощупывающим взглядом ощущаю себя голой. Заливаюсь краской. Сердце стучит быстро и часто, будто пытается пробить грудную клетку. Кухня перед глазами вдруг мутнеет, но вскоре снова проясняется. Замечаю обеспокоенное лицо Германа, но ума не приложу, что могло послужить причиной. А потом вдруг мир заваливается на бок и полностью гаснет.

10. (Герман)

Виктория не мигая смотрит на меня пару мгновений, а потом начинает оседать. Вскакиваю и едва успеваю подхватить ее падающее на пол тело, чтобы головой о кафель не треснулась.

Мда. В обморок она таки брякнулась. А я, идиот, позволил ей не есть. Закономерный итог — вино на голодный желудок, густо приправленное стрессом от беседы с Тимуром. И я еще, молодец, приложил к этому руку. Но на Тимуре ответственность больше. По правде, не ожидал, что у нее такая тонкая душевная организация. Срань. Может, она услышала в словах мужа куда больше, чем я? Откуда мне знать, что творилось у нее на душе после того, что наговорил Тимур?

Несу ее в гостевую спальню. Тело легкое, как пушинка. Под кожей кости прощупываются. Тимур ее будто голодом морил! Красивая, глаза закрыты, и отчетливо видны длиннющие пушистые ресницы.

Виктория выглядит нежно и невинно. И как она пять лет продержалась рядом с жестким и беспринципным мужем? Та стервозная блондинка, с которой он ей изменил, ему подходит куда больше.

Устраиваю свою внезапную пациентку на кровати прямо поверх покрывала. Если я не потороплю Викторию нашатырным спиртом, обморок пройдет сам в течение получаса. Можно и подождать.

Рассматриваю ее стройное тело в обтягивающем бежевом платье, и фантазии о том, какая она без одежды начинают сменять друг друга в возбужденном мозгу. Черт, что со мной? Я, искушенный в сексе, купающийся в женском внимании мужчина сейчас, будто мальчишка, жажду обладать этой хрупкой куколкой. Предвкушаю и смакую собственное желание.

Она обворожительная. Хочется пощупать, погладить, поцеловать. В брюках становится тесно. Хех. Одергиваю себя. Я взрослый красивый мужик и всяко могу получить желаемое, когда Виктория будет в сознании. Решительно отхожу и усаживаюсь в кресло. Не хочу пропустить момент ее пробуждения. Придет в сознание — следует настоять, чтобы она поела.

Усилием воли прогоняю навязчивые фантазии и осмысляю произошедшее. Итак, что мы имеем. У меня в руках эксперт по французскому антиквариату с подвязками на таможне и наверняка в министерстве культуры. И по совместительству самый ценный ресурс Тимура. Не говоря уже о том, что я до боли в зубах хочу ее трахнуть.

Она мне отдастся, это ясно. Моему обаянию еще никто не мог противостоять. Что мне дает все остальное? Что-что. Похоже, у меня таки появится собственный обнал, который возглавит храбрая и верная Виктория. Правда, уверен, сразу согласия она не даст. Придется поуламывать. Или поломать. Важно добиться, чтобы она не попыталась от меня удрать, едва получит доступ на улицу. Если для этого придется сломить ее волю, придется на это пойти, хотя, наверное, рядом с собой мне все же хочется видеть личность, а не куклу.

Из кухни доносится рингтон телефона Виктории. Возвращаюсь за ним — опять Тимур. Без стеснения снимаю трубку и подношу гаджет к уху.

— Виктория? — не дожидаясь моего «алло» ласково произносит Тимур. Сменил пластинку с гнева на милость.

— Нет, — отвечаю с самодовольной улыбкой.

Он это услышит. Посмотрим, как ты сейчас будешь разговаривать, ушлепок! Подхожу к окну и вглядываюсь в подсвеченную фонарями площадь.

— Дай мне с ней поговорить! — голос Тимура рычит яростью.

Ага, разбежался, и волосы назад. Чтобы ты ее снова до обморока довел, долбан недоделанный?

— Со мной говори, — выплевываю едко.

Тимур язвительно смеется.