Вещий Олег - Павлищева Наталья Павловна. Страница 24
Сам того не ожидая, ладожанин вдруг заорал:
– Сговорились!
Купец недовольно свел брови к переносице, вокруг Олексы тут же образовалось свободное пространство, стоявшие рядом, перестав толкаться, отодвинулись подальше, мало ли чего…
Бойцы остановились, растерянно глядя не на кричавшего Олексу и даже не друг на друга, а на купца. Теперь дошло и до глазеющих, загалдели, что впрямь сговор был.
Первым опомнился купец, встал, подбоченясь, гаркнул на Олексу:
– Ты кто такой смелый кричать? Выходи, побейся сам! Одолеешь, я тебе еще полгривны добавлю…
Вокруг смеялись. Не будь этого смеха, Олекса нипочем драться не стал бы. А тут вдруг махнул рукой и вышел в круг.
– До первой крови, – серьезно потребовал купец и уточнил: – С кем биться-то будешь?
Честно говоря, биться Олексе не хотелось ни с тем, ни с другим, но деваться было некуда. Назвался груздем – полезай в кузов. Пришлось лезть.
Он выбрал Нетеся, все же уже видел, как тот бьется, знал чего ждать. Второй детина презрительно усмехнулся, мол, боишься? Олекса искоса посмотрел на него и фыркнул:
– С тобой потом разберусь! – мысленно ужаснувшись: и зачем сказал?
Нетесь, раздосадованный незапланированным боем, не стал ни гонять Олексу, ни вообще как-то мудрить, он просто попер на ладожанина всей своей массой. Тот ловко увернулся пару раз, хорошо понимая, что долго так вести себя нельзя, признают победу Нетеся и безо всякого броска наземь. И верно, народ вокруг уже начал посмеиваться над незадачливым крикуном. Пришлось Олексе вспоминать варяжскую учебу, какую прошел еще в Ладоге. При следующей попытке Нетеся обхватить его для броска ладожанин чуть присел и вдруг рванул соперника за ногу. Тот, не ожидая ничего подобного, потерял равновесие и рухнул на спину как подкошенный. Олекса тут же уселся на его шею и заорал не своим голосом, что победил. Купец тоже принялся кричать, только противоположное, мол, Нетесь просто поскользнулся, потому и упал… Но народ вокруг загалдел о правоте Олексы, все видели его рывок. Расстроенный купец уже было повернулся, чтоб отдать заработанные деньги победителю, но его нагнал второй соперник Олексы, тронул за плечо и стал что-то говорить. Ладожанин понял, что напоминает об угрозе разобраться. Еще раз мысленно себя выругав, Олекса вздохнул, вылетевшее слово рукой не схватишь, придется биться. Его меньше заботил возможный заработок, гораздо больше – своя собственная спина.
Бугай тоже мудрить не стал, только и рвануть себя за ногу, конечно, не позволил бы. Олекса пригляделся, соперник здоров как бык, такого просто так не свалишь. Пришлось немного побегать, прикидывая, как одолеть и этого. Народ вокруг снова смеялся. Понимая, что его сейчас просто схватят и поднимут в воздух, не давая ни дыхнуть, ни двинуться, Олекса вдруг метнулся к бугаю сам и… врезал ребрами ладоней с двух сторон тому по ушам. Соперник взвыл, видно, было и впрямь очень больно, глаза его затуманились, лицо налилось кровью. Но для Олексы это имело плохие последствия – боец озверел окончательно, теперь ему было все равно, как свалить ладожанина, главное – добраться до его туловища! Он пошел на Олексу, яростно рыча. Уже одного этого было достаточно, чтобы понять, что может произойти убийство. Вокруг закричали, что бой надо прекратить, только остановить бугая уже вряд ли кто смог бы, даже купец. Олекса видел точно во сне надвигающуюся багровую от злости физиономию борца, его налитые кровью глаза и огромную тушу. Позже он и сам не мог объяснить, откуда вдруг появилось это умение – ладожанин подпрыгнул и обеими ногами врезал в скулу соперника. Раздался хруст сворачиваемой челюсти, верзила рухнул как подкошенный, а толпа, на мгновение замершая от неожиданности, взревела с восторгом!
Народ требовал от купца по чести расплатиться с Олексой и не чинить тому препятствий. Пришлось отдавать деньги. Несколько человек поспешили добавить и свои, не жалко за такой бой.
Ладожанин пересчитал полученное и хмыкнул: столько и за год не заработаешь. Словно подтверждая его мысли, купец предложил:
– Не хочешь биться у меня? Хорошо платить стану…
Олекса помотал головой:
– Не-а… мне домой надо.
Глаза купца нехорошо сузились, он пробормотал себе под нос:
– Ну смотри, как знаешь.
Его угроза была вполне понятна, но Олекса бояться загодя не стал, отправился дальше по торгу, разглядывая выставленное на продажу.
Если б не в Ладоге жил, то удивился, сколь всего люди делать умеют. Тут тебе и височные кольца разные, и бусины, и гривны одна другой краше, и привески всякие… Да только таких, как в Ладоге видел, и нет. Зазывают его купцы, что украшениями торгуют, смотрит Олекса, перебирает в руках гривны, концы которых далеко заходят друг на дружку с гнутыми головками, витые простым жгутом или сложным, скрученные поверх тонкой проволокой, все не то… Ему нужна дротовая с привесками в виде молоточков. Такие у свеев делают, да в Ладоге Сирко тоже делал. Усмехнулся Олекса, знал бы, так всю Талицу еще дома обвешал этими поделками! А так качает головой, нет, все не то. Купил кое-что, но нужного не нашел. Потом уже ходил, просто глазел на красоту, что руки людские делают.
Вдруг вздрогнул Олекса, больно вещица знакомой показалась. Точно как у Сирка в ковне оставлена, изгиб у листика такой же…
– Откуда вещь-то? Где взял?
– Тебе-то что?
Голос у продавца грубый, простуженный, злится за такие расспросы. У самого шапка на самые брови надвинута, из-под нее, кроме бородищи, ничего не видно.
Да только пригляделся Олекса и ахнул:
– Сирко, ты ли?!
Вздрогнул кузнец, что вещицу знатную показывал, глаза вскинул и хриплым шепотом сам спросил:
– Олекса?!
– Тише ты, неровен час услышат!
Отошли в сторону, встали; издали посмотреть, так мастера дела свои обсуждают.
– Сирко, ты живой? А мы уж не чаяли тебя когда свидеть. Сказано было, что тебя Озерный забрал.
Усмехнулся Сирко, горькой усмешка вышла:
– Не Озерный то был, а наши же ладожане. Помешал я им или князю вашему новому. А ты как живой остался? Мне сказали, погиб ты вместе с…
Даже договорить не смог, грубый осиплый голос дрогнул. Олекса хитро прищурил глаза, засмеялся в бороду:
– Живые мы все. И твои тоже.
– Кто? – вскинулся на него Сирко.
Олекса, довольный, пожал плечами:
– А все. И Радога, и Зорень, и сын твой, Сувор.
– Кто?!
– Тише ты! Чего орешь? Сына тебе Радога родила, Сувором назвала, как свекра своего. Шустрый мальчонка, не хуже Зореня.
– А… где они? – снова дрожал голос у Сирка, а руки мяли снятую с головы шапку.
Олекса заставил шапку на голову надеть да подале потащил друга от чужих глаз.
– Со мной они, на дальнем огнище живем у родителей моей Талицы. А ты где?
Нахмурился Сирко:
– Жил у чудинов, что подобрали мокрого да приютили, но невмоготу стало, решил на родину податься. В Ладогу мне нельзя, туда чудины ходили, сказали про пожар ваш, что, мол, все погорели.
Осторожно спросил Олекса, словно ответа боялся:
– К нам пойдешь ли?
Сирко глаза вскинул:
– А не лишний буду?
Захохотал Олекса, по плечу хлопнул:
– Ты-то? Здоровый, сильный… Али хворый стал? Чего голос-то такой?
– Не, не хвораю, только голос враз сел после купания в студеной водице.
– Ну и ладно, – радуется Олекса, – голос не волос, пусть себе хрипит. Пойдем уж, не то смотрят на нас лишне. Где живешь-то? Откель тебя забирать как девку сватанную?
Сирко головой покачал:
– Все мое со мной, – и на небольшой короб, что за плечами носят, показал.
Снова хохочет Олекса:
– Ай, незавидный ты жених! У невестушки твоей много больше короб есть. Да только не трогает она из него ничего, с собой взяла, а не тратит. Молодец баба! Сама не хуже златокузнеца работает. Смотри, – протянул он Сирку из-за пазухи сверточек малый в тряпице. Развернул Сирко и довольно крякнул. Его учение пошло впрок Радоге, хорошо сработано!