Небо в огне. Штурмовик из будущего - Политов Дмитрий Валерьевич. Страница 11

Экспат провел в больнице несколько долгих месяцев. Взаперти его не держали, но всевозможными проверками и анализами по-настоящему замучили. В итоге, с некоторыми оговорками, какими-то записями в истории болезни, но все же признали годным к летной работе. Григорий не знал, что именно сыграло на его стороне, но вдаваться в такие подробности, если честно, даже не собирался. Разрешили и разрешили!

Лейтенант Баринов, с которым сержант сильно сблизился за это время, держался той точки зрения, что потери на фронтах заставили врачей отойти от своих принципов – пилоты требовались в действующей армии как воздух. Особенно после зимнего контрнаступления под Москвой. Местный вождь – Сталин – в одном из своих выступлений заявил, что, дескать, 1942 год станет победным и немцев окончательно разобьют и вышвырнут с территории СССР. Поэтому Красная Армия наращивала свои силы, чтобы выполнить полученный приказ.

Как бы то ни было, Григорий старался не забивать себе голову и просто наслаждался возможностью снова оказаться в небе. В запасном полку он сначала летал на смешном допотопном биплане «У-2». Полеты чередовались с теоретическими занятиями и строевой подготовкой, дни сменяли друг друга, а первоначальный восторг постепенно утих. На смену ему медленно, но верно пришла глухая тоска и раздражение. Да сколько же можно?! Когда, наконец, их начнут учить летать на настоящем боевом самолете?

Экспат вместе с другими курсантами с завистью наблюдал за другими летчиками, которые вовсю осваивали остроносые «МиГи». А вот их группа, которую собрали для обучения на штурмовиках, пока ждала, когда пригонят учебные самолеты. Ходили слухи, что «Ил-2» настолько хорошо зарекомендовали себя в боях, что каждый из них ценился буквально на вес золота и распределялся чуть ли не лично товарищем Сталиным.

Для Григория, выросшего в высокотехнологичном мире с развитой промышленностью, это выглядело дико, но изменить что-либо было не в его силах. Поэтому он просто сцепил зубы и настойчиво грыз гранит местной науки. Его старания не прошли не замеченными начальством, и довольно скоро его назначили старшиной группы. Дивин заикнулся было, что не достоин такой чести, но получил строгий выговор от ротного.

– Не ожидал от вас! – кипятился сутулый капитан с землистым нездоровым лицом. – А еще орденоносец! Стыдно должно быть, товарищ Дивин. Что? Никаких разговоров! Напоминаю, что вы находитесь в армии в военное время. А потому… кру-гом!!!

Да, награда наконец-то нашла своего героя. В один из дней командир полка вручил на торжественном построении сержанту орден Красной Звезды. Экспат и думать про него забыл, а, оказывается, где-то в штабах все-таки провернулись какие-то бюрократические шестеренки и тому давнишнему представлению командующего фронтом дали ход. И вот теперь на гимнастерке Григория красовался чуть выше левого нагрудного кармана темно-вишневый знак отличия. Надо же, когда-то он вместе с другими курсантами имперского летного училища мечтал об орденах, а вот теперь, получив награду, не испытывал ровным счетом никаких особенных эмоций. Нет, приятно, конечно, что его отметили, но, что называется, до небес прыгать почему-то не хочется.

Окружающие, правда, придерживались иной точки зрения. Кто-то из курсантов искренне восхищался товарищем, кто-то завидовал, но, что характерно, равнодушных не было. А командиры, как выяснилось, и вовсе использовали данное обстоятельство для того, чтобы нагрузить экспата дополнительными обязанностями. И не то чтобы они уж так сильно его напрягали, просто возиться с другими людьми Григорию не понравилось. Объясняешь кому-то из них самые что ни на есть простейшие вещи, а он лишь глазами хлопает, как баран, и мычит что-нибудь невразумительное. А наказывают в итоге кого? Правильно, старшину группы! Ну и на хрена ему такое «счастье»?

Но постепенно Дивин втянулся. Прежние проблемы ушли на задний план. А на смену им пришли другие. В частности, вот этот самый долговязый сержант – здешний тезка по фамилии Рыжков. Нет, парень-то старательный, можно сказать, энтузиаст, но вот уровень знаний у него оставлял желать лучшего. Да и откуда им было взяться у деревенского паренька с семью классами за плечами, пришедшего в авиацию по комсомольской путевке? Приходилось буквально тянуть его за уши, помогая осваивать нелегкую летную науку.

А теперь вот экспата одолевали нехорошие предчувствия, что прежние его мучения покажутся легкой прогулкой на фоне предстоящего обучения товарища пилотированию штурмовика. За себя-то Григорий особо не переживал. Главное, как оказалось, было понять основные принципы работы здешних аппаратов, а дальше включились и полученные в имперских учебных заведениях навыки и врожденные способности. Опять же, более острое, чем у людей, зрение, хорошая реакция и сила весьма помогали там, где человек пасовал. Не случайно в его летной книжке очень быстро появилось несколько хвалебных записей. Вроде: «Техника пилотирования отличная. Летать любит. Трудолюбив. Летных происшествий не имеет. В воздухе спокоен, не устает, летает уверенно» и тому подобных.

Поэтому за изучение «Ила» сержант взялся с бесконечной уверенностью в собственных силах. При ближайшем рассмотрении машина ему понравилась. Не чета, конечно, «Когтю», но для здешних реалий очень даже ничего: послушная, с хорошим вооружением и бронированием. Настоящий «летающий танк», как прозвали его в советских ВВС. Напрягало разве что отсутствие стрелка, который явно напрашивался для прикрытия задней полусферы. Ходили слухи, что в первоначальном варианте он был, но затем в силу неизвестных причин от него отказались. Странное решение.

Штурмовик изучали полтора месяца. Но все имеет свойство заканчиваться рано или поздно. Вот и несколько сотен пилотов запасного полка в итоге выслушали приказ и… Дивин схлопотал трое суток губы за пререкания с командиром после того, как узнал, что его оставляют в тылу в качестве инструктора.

«А вот хрена вам! – твердо решил экспат. – Ни за какие коврижки здесь не останусь». И дело было вовсе не в наличии такого уж жгучего желания повоевать, просто Григорию страсть как надоело возиться с новичками. А Рыжков, тот и вовсе стал являться в кошмарных снах.

Поначалу Дивина и слушать не хотели. От увещеваний командиры очень быстро перешли к наказаниям, но упрямый сержант стоял на своем. Разбирательство дошло до командира полка, но и подполковник Гусев не смог переубедить назойливого сержанта. В итоге смутьян огреб трое суток. А после отбытия наказания вдруг получил назначение в часть. Сначала Григорий заподозрил в этом какой-то подвох, но вскоре узнал, почему начальство сменило гнев на милость: в полк прибыла группа инструкторов из аэроклубов.

И вот в конце марта 1942 года сержант Дивин отправился на Северо-Западный фронт в 586-й ШАП [3]. Правда, как водится, не обошлось без ложки дегтя – в поезд экспат садился не один. Увидев в штабе попутчика, Григорий едва не застонал: только не это!

– Ну вот что ты лыбишься?

Рыжков недоуменно нахмурился:

– А что не так, товарищ сержант?

– Все не так, – Дивин едва сдержался, чтобы не выматериться. Вот ведь, нагадили-таки ему напоследок отцы-командиры, отомстили – подсунули вечную головную боль! – Ты почему раньше не уехал, чудушко?

– Так это, – засмущался Рыжков, – живот у меня прихватило. Вот и лежал в санчасти. А тут, значит, вы…

– Живот, говоришь, – недобро сощурился Григорий. – Что, на базаре шмотки сменял и обожрался на радостях? Смотри, если в дороге заболеешь, сам из вагона выкину, мне засранцы поблизости не нужны. Понял?!

Тезка испуганно кивал.

Ехали долго. Поезд то несся на всех парах, то едва-едва тащился, замирая почти на каждом разъезде. В товарном вагоне, даже без нар, было неуютно. Спасала только установленная в центре печка-«буржуйка». Сперва, правда, к ней не нашлось дров, но на какой-то станции Дивин заставил товарища сбегать на разведку, и тот, на удивление, не подкачал, приволок целую охапку разломанного штакетника. Дело сразу пошло веселее.