Тень олигарха - Бахарева Ксения Васильевна. Страница 34

Юля слушала, слушала и никак не могла взять в толк, почему представительница Фемиды с точеными красивыми чертами лица столь сурова к фигурантам дела. Почему общается с ними как с осужденными уголовными элементами, словно она уже вынесла приговор, забывая, что перед ней в клетке за железными прутьями находятся настоящие сыщики, стоящие на страже закона? И с какой стати эта суровая дама не обращает ровным счетом никакого внимания на принципиальные реплики адвоката, не приобщая к делу весомые ходатайства и положительные характеристики? И чем дальше слушалось дело, вызывались и допрашивались непонятно откуда свалившиеся свидетели, тем более в голове девушки закрадывалась мысль о тенденциозности происходящего процесса. При всем при том Денисов держался молодцом, как будто предвидел заранее, что именно нужно непременно рассказывать общественности с экранов телевизоров, и даже после окончания заседания познакомил Юлю с женой Любашей и любимыми двойняшками-сорванцами, которые к этому моменту успели выспаться.

Через две недели тщательных разбирательств и туманных прений сторон железобетонная судья удалилась в совещательную комнату, чтобы через час явить миру единоличный обвинительный приговор первой инстанции: Игорь Денисов, Сергей Трофименко и Дмитрий Макаров признаны виновными в нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть Андрея Шутько. Лучшие оперативники уголовного розыска стоически выдержали озвученные сроки от пяти до девяти лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Напротив, их жен и матерей с детьми охватил чудовищный ужас, родные истошно кричали проклятья в адрес самого справедливого суда, однако красивая дама с русыми волосами и нордическим характером поспешно удалилась восвояси в окружении секретаря со словами:

— В течение десяти дней вы имеете право обжаловать назначенный приговор первой инстанции.

— Это ужасно! — кричала разношерстная публика, и по щекам многоликой толпы текли горькие слезы.

Конвой подошел к сидящему капитану Денисову, который прикрыл лицо в оцепенении, но потом вдруг взял себя в руки и оптимистично произнес:

— Ах, как день хорошо с утра начинался!

— Извини, капитан, мне надо надеть наручники, — конвойный, как мог, выразил готовность к сочувствию, доставая из заднего кармана брюк стальные браслеты и защелкивая их на запястьях Игоря Михайловича, потом молча принес графин со стаканом свежей воды.

Денисов выпил залпом, лицо его было бледным и худым, как алебастровая маска. С таким же лицом неподвижно сидела в полном одиночестве Любаша.

— С женой попрощаться дашь, сержант? — наконец стал приходить в себя Денисов.

Конвойный утвердительно кивнул, и капитан в наручниках двинулся вглубь зала, приобнял жену, сказав:

— Не переживай, Любаша, скоро вернусь! Мальчишек поцелуй, скажи, я в командировке! — и подмигнул стоящей в двери Юле.

Спустя несколько часов с экранов телевизоров в вечерней хронике криминальных и чрезвычайных происшествий «Терранова» под видеоряд, снятый в зале городского суда, Юля твердо произнесла:

— Приговор суда первой инстанции был ожидаем: всем троим, согласно двум статьям Уголовного кодекса — четыреста двадцать шестой и сто сорок седьмой, — назначены сроки наказания от пяти до девяти лет лишения свободы. Обвиняемые так и не поняли, за что и с кем они так неотвратимо боролись. Сыщики намерены и дальше добиваться справедливого решения суда. Приговор пока не вступил в законную силу, он будет обжалован в установленном порядке всеми фигурантами. В том случае, если судебная коллегия оставит решение суда первой инстанции без изменений, — лучшие кадры уголовного розыска попадут на долгие годы за решетку. И в местах не столь отдаленных будут хлебать баланду вместе с теми, кого не так давно неотвратимо ловили: с убийцами, ворами и мошенниками. Кто от этого выиграет? Безусловно, криминальный мир.

Там, за горизонтом

Май, 1994 год, Аделаида

Тонкие пальцы нервно стучали по пузатому прозрачному бокалу, в котором плескался символ винодельческой Австралии под названием шираз. Татьяна долго цедила напиток в тишине, затем приоткрыла глаза, в очередной раз потянула мощную, концентрированную палитру фруктовой бомбы и даже не взглянула на часы, стрелка коих давно перевалила за полдень. Там, далеко за бескрайним океаном, когда-то она любила наслаждаться дорогим многолетним виски, возбуждаясь в сладостно-стыдливой печали от тайных встреч с возлюбленным. А здесь, в далекой Аделаиде, напротив, ей полюбился джемово-кофейный пьянящий алкоголь с пронзительной и обязательной соленостью от невыносимой тоски без ласки и родины. Поначалу Татьяну радовало солнце, огромные волны изумрудной стихии, так похожей на хвост павлина, чувство умиротворенной безопасности невиданного прежде мира. Однако жизнь вскоре потекла по заведенному порядку, как-то: утром одинокий завтрак в стильной столовой нового жилища, первые улыбки соседям перед тем, как сесть в машину и отвезти Маришку в школу, медленное движение по широким улицам среди невысоких домов колониального типа, а потом хаотичное гулянье по обычным паркам, коих в пятом по величине австралийском городе множество, и напоследок скучное, унылое возвращение в пустой тихий дом. Немудрено, что спустя полгода обыденность и одиночество подобного существования все чаще топились в бокале.

Опустошив бутылку шираза, бледная растрепанная женщина нетвердой походкой проследовала в ванную комнату, где ей чуть не сделалось дурно, с полчаса простояла в душе, вспоминая, как накануне они вновь крупно поссорились с Дмитрием, глянула в зеркало, на часы, понимая, наконец, что давно пора забрать дочь из школы, и, облачившись в сарафан на мокрое тело, выбежала прочь.

— Ты опять опоздала, — буркнула Маришка и, садясь в машину, угрюмо констатировала: — И опять пила…

— Только бокальчик, это можно, — извиняя себя и икая, весело пролепетала Татьяна.

— Ну конечно! Верю! — со сложными чувствами, что взрывались в подростковом теле, сквозь зубы процедила девочка.

— Как дела в школе? — не замечая интонации в голосе, громко заговорила Татьяна.

— Отстань, а?

— Как ты с матерью разговариваешь?

— Останови машину!

— С какой стати?

— Пешком пойду!

— Маришка, перестань!

— Останови, или я выпрыгну на ходу!

— Не надо! — прокричала женщина, но остановилась.

Маришка выскочила из машины и, поправив рюкзак за спиной, перебежала на правый бок улицы.

— Вернись! Вернись, кому говорю!

Татьяна какое-то время постояла у дороги, истерично ругаясь и крича вдогонку строптивой дочери, затем вновь села за руль и, проехав немного, остановилась, громко хлопнув дверью и вспоминая не самые приличные слова. Потом со всей мочи пнула босоножкой по колесу, отчего ее кожаные перепонки оторвались от танкетки, в отчаянии закрыла лицо руками, порыдала минут пять, вскоре бросила на дороге порванную обувь и уехала восвояси босиком.

То, чего так хотелось, Маришка добилась: под взором неусыпных чопорных воспитателей из школы ее забрала мать, а дальше можно тягаться где угодно и сколь угодно вплоть до наступления сумерек. За полгода учебы в стране кенгуру она отлично поняла суть образовательного процесса, неглубокого и поверхностного, но позитивного, кроме того, прилично ориентировалась в пространстве и передвижении общественного транспорта, и теперь идти по обочине вдоль шоссе по встречной полосе было куда приятней, чем ругаться с хмельной матерью. Идя вдоль дороги то по тротуару, то по земле, поднимая пыль, девочка двигалась медленно, напевая популярную песенку, и даже не заметила, как подошла к остановке О-Бана на станции Клемциг — так в Австралии называется направляемый автобус, полоса движения которого с обеих сторон ограничена вертикальными направляющими, вроде металлического бордюра. До этого Маришке удавалось заметить такие направляемые автобусы издали, и ей давно хотелось прокатиться на эдакой специально сконструированной трассе, где сочетались элементы автобусного и железнодорожного транспорта. В салоне пассажиров было немного. Девочка нашла удобное место и уставилась в окно, вскоре напрочь позабыв о том, что кричала ей вдогонку не вполне трезвая мать.