Беспощадная война - Ламли Брайан. Страница 26

Гостиница «Королева равнин»

Клиффсайд Бридлингтон, Е. Иоркс 29 ноября

Дж. Х. Гриру, директору Григ и Андерсон

Сигассо Сандерленд, Ко. Дурхем.

Дорогой Джонни,

Я полагаю, что к настоящему времени вы уже прочитали мой официальный доклад, отправленный вам 14 числа настоящего месяца, три дня спустя после того, как утонула «Русалка». Как мне удалось составить его, сам не понимаю — но так или иначе, я готовился к этому с самого начала, и если вы беспокоились обо мне или удивлялись, почему я не даю знать о себе, то должен согласиться, что это моя ошибка. Я просто был не готов к большому отчету после… несчастья, и никак не мог взяться за дело. Боже, как я ненавижу мысль о том, что мне придется предстать перед правительственной комиссией!

Так или иначе — и мой доклад тому несомненное свидетельство — я привел свои мысли в порядок, и теперь полагаю, что смогу достаточно внятно объяснить вам свое решение. В конце концов, вы платили мне хорошие деньги, а я неплохо управлялся с вашей платформой четыре года — без жалоб и нареканий. Конечно, со временем Сигассо могла бы отправить меня на другую буровую, да только я прокляну себя, если снова утоплю морскую скважину! В самом деле, я покончил со всеми изыскательскими делами! Море, земля… Теперь для меня особой разницы нет. Разве я когда-нибудь думал, что такое может случиться…

Тут я остановлюсь. Я разорвал три варианта этого письма, предвосхищая вашу возможную реакцию, пытаясь сгладить все нелепости. Теперь же, продумав все до мелочей, я, честное слово, не прокляну вас, что бы вы ни сделали с моими откровениями. Вы можете наслать на меня целую армию инспекторов, если хотите. Но одно я знаю твердо: мой рассказ не заставит вас прекратить работы в Северном море. «Экономика страны» и все такое…

По крайней мере, надеюсь, что мое письмо рассмешит старого Андерсена, этого твердолобого, лишенного воображения старого ублюдка! Не сомневаюсь, что мое «сочинение» расценят, как фантастический рассказ, и, видимо, постараются доказать, что в ту ночь я был в подпитии. Это, кстати, не так далеко от истины. Но вы прекрасно помните, что я знаю меру. И тем не менее, события, свидетелем которых я стал, пьяный или трезвый, остаются просто фантастическими.

Вы помните, что с самого начала возле Хантерби Хед все время барахлило оборудование. Эти неполадки замучили и водолазов; и геологов. А уж с какими дьявольскими трудностями перегоняли «Русалку» из Сандерленда и ставили на якорную стоянку! Однако это оказалось только началом! Тем не менее, все предварительные работы были закончены в начале октября.

Мы пробурили не более семисот футов в дне океана, когда впервые нашли камень, напоминающий пятиконечную звезду. Вы, Джонни, слышали когда-нибудь о таком? Я не дал бы и двух пенсов за рассказ об этой штуковине, если бы не видел нечто подобное прежде.

Старый Челки Грей, тот, что работал недалеко от Ливерпуля на платформе «Сокровище океана», принадлежащей Лескойлу, прислал мне такую штуку за несколько недель до того, как его платформа вместе со всей командой, включая и самого Челки, пошла ко дну в десяти милях от Витнерси. Когда я увидел, что мы подняли вместе с большим керном такую же звезду, я вспомнил Челки, и мне стало не по себе: оба камня были похожи, как две капли воды, понимаете? А в том году «капризные шторма» разбили не только «Сокровище океана»!

И вот еще что: не только я спасся той ночью, когда утонула «Русалка». Нет, это не совсем верно — мне единственному удалось выжить в ту ночь, но где-то скрывается еще один член команды, который понял, что происходит, и исчез накануне катастрофы. И все из-за той звезды!

Этот человек — Джо Борщевски — суеверный, как черт, склонный к панике. Даже туман на море казался ему привидением — а уж когда он увидел нашу странную находку!..

А получилось все так.

Мы проходили трудный участок в очень твердой породе, и тогда — как я сказал — вместе с керном появилась первая из этих звезд. Челки считал, что это какая-то ископаемая морская звезда, оставшаяся от времен, когда Северное море было теплым, а значит, очень древняя штука. Из-за ее формы и небольших размеров я решил, что он прав. Так или иначе, когда я показал находку старому Борщевски, он чуть с ума не сошел от страха! Он божился, что мы попадем в неприятность, потому что это место «проклято», требовал остановить бурение и вернуться на берег и вообще вел себя, как безумный, не объясняя — почему.

Я, конечно, не мог оставить этот случай без внимания. Вы знаете, как опасно, если один из парней съехал с катушек — а я именно так и подумал о Борщевски. Сумасшедший на буровой платформе — это большой риск. Тут повсюду работающие механизмы, а кроме того ограниченна площадь — мало ли что может случиться. Я решил немедленно отправить Борщевски на сушу, но по радио передали штормовое предупреждение, поэтому я не мог вызвать Уеса Этли, пилота нашего вертолета. А это был бы выход из положения. Люди в море обычно страшно суеверны, и я не хотел, чтобы Джо заразил остальных ребят своими дикими фантазиями. Но все обошлось: старый Борщевски успокоился, извинялся за несдержанность и вызванную им суматоху. Кто-то, правда, сказал мне, что к своим страхам поляк относился весьма серьезно.

Поэтому, чтобы пресечь все кривотолки, я поручил геологу платформы Карсону исследовать звезду, — ну, разломать ее на части, изучить состав — а потом доложить, что она в действительности собой представляет. Конечно, если бы он сказал мне, что это всего лишь окаменевшая морская звезда, я бы сообщил об этом Борщевски. Тем бы все и кончилось. Но Карсон сказал мне, что это не окаменелость… Я не стал ничего говорить команде и попросил Карсона не распускать язык. Вряд ли я смог бы успокоить Борщевски заявив, что эта звезда — странный камень.

При бурении до 1000 футов нам попались еще две или три такие звезды, но на большей глубине они исчезли, и я на время я забыл о них. Потом я сожалел, что отмахнулся от перепуганного поляка.

Видите ли, с самого начала мне вся эта история показалась странной. Слишком густой туман висел над неестественно спокойным морем… Это не соответствовало времени года. Конечно, меня не коснулись те неприятности, с которыми сталкивались водолазы или геологи. Я оказался на уже подготовленной к работе платформе — но и я чувствовал неладное. Все началось с морских геофонов, еще до того как нашли первый камень-звезду.

Вы знаете, Джонни, что я хорошо отношусь к геофонам. Это прекрасные приборы, определяющие с точностью до дюйма глубину залегания газа или нефти. Они показали, что спускаться под воду нельзя, но… мы просто не поверили своим глазам и скрыли предупреждение, только и всего.

Хотя, если быть предельно честным, предупреждения так и сыпались, но началось все с геофонов. Мы опускали приборы внутри каждой ноги платформы до самого дна, и там они лежали и «слушали», как бур проходит сквозь камень, принимая эхо от вибрации работающей стали, разгрызающей породу. Всю информацию от геофонов электроника передавала в в наш компьютер. Вот потому мы первоначально решили, что либо компьютер не исправен, либо барахлит один из приборов. Понимаете, даже когда мы останавливали бурение — требовалось сменить бур или облицевать скважину — на компьютер все равно поступали данные о вибрации!

Какая-то неисправность все-таки была, но она повторялась так регулярно, что мы решили: существует чисто механическая причина, объясняющая происходящее. На ленте сейсмографа был отмечен повторяющийся всплеск, который возникал примерно через каждые пять секунд — блип… блип… блип… Очень странно! Однако, во всех остальных отношениях информация компьютера выглядела нормальной, поэтому никто особенно не беспокоился. Мы регистрировали эти всплески до самого конца, и, по-видимому, виной всему были какие-то морские существа, во всяком случае только так мы могли объяснить происходящее.

Пока на буровой все шло нормально. Парни не перетруждались и в свободное время каждый придумывал себе занятие по душе: кто-то спал, кто-то пил, запершись в каюте, а кто-то удил рыбу. Для этой — последней — цели использовали обычно небольшую платформу, установленную футов на двадцать ниже главной, и примерно на такой же высоте над водой. Там почти всегда сидел кто-нибудь с удочкой.

Впервые мы обратили внимание на странное поведение рыбы утром, когда Ник Адамс поймал на крючок удивительный экземпляр. Длиной в три фута, эта рыба извивалась словно светилась изнутри желтым огнем под лучами холодного ноябрьского солнца. Ник уже вытаскивал ее, когда крючок выскочил у нее изо рта, и она полетела вниз на защитные решетки возле ноги платформы. Чтобы добро не пропадало, Ник стал спускаться вниз, обвязавшись вокруг пояса веревкой, конец которой держал его брат Дейв. И что вы думаете? Когда он почти добрался но рыбины, ругаясь на чем свет стоит, эта тварь вдруг подпрыгнула и вцепилась в него, сжав челюсти с невероятной силой. Ник в панике велел Дейву немедленно поднять его наверх.

Потом он рассказал мне об этом подробнее. Проклятая рыбина, оказывается, пыталась утащить его в море, и беспокоилась больше о том, чтобы поглубже вонзить в него зубы, чем сохранить свою жизнь! Джонни, вы могли бы ожидать такого поведения от большого угря, но не от трески — обычной североморской трески!

Следующей жертвой стал водолаз Спелмен. Он не смог опуститься под воду. Вернее, ему не дали! Рыбы не позволили ему нырнуть. Они наскакивали на него, жевали его костюм и грызли воздушный шланг… Спелмен так перепугался, что отказался работать под водой. Но не стоит осуждать его, особенно если вспомнить, что впоследствии случилось с Робертсоном.

Но до того произошла еще одна неприятность с Борщевски. На шестой неделе буровых работ, Джо, отправившись на сушу, наотрез отказался вернуться на платформу, прислав мне длинное, путаное письмо. Прочтя его, я, честно говоря, вздохнул с облегчением. На этот раз поляк окончательно свихнулся. Он рассказывал о чудовищах, заточенных глубоко под землей и под дном моря, и ожидающих подходящего случая, чтобы вырваться на волю. Сумасшедщий писал, что камни в форме звезды были печатями, удерживающими этих кошмарных созданий (он называл их «Богами») в заточении; что эти боги могут влиять на погоду и способны управлять действиями других существ — таких, как рыбы — а, быть может и людьми. Он уверял меня, что одно из чудовищ покоится под морским дном, очень близко к тому месту, где стоит наша буровая, и смертельно боялся его внезапного пробуждения! Борщевски хотел предостеречь нас, но боялся прослыть сумасшедшим. Впрочем именно так и получилось… Теперь же — по его словам — он больше не в праве молчать. Если случится несчастье, он никогда не простит себе, что не сделал попытки предупредить нас.

Как я сказал, письмо Борщевски было бессвязным, но тем не менее, несмотря на мое первое впечатление, поляк описывал все довольно убедительно, чего трудно ожидать от настоящего умалишенного. Он приводил примеры из Библии, в частности ссылался на книгу Исхода, стих 20:4, и неоднократно подчеркивал то, что предметы в форме звезды ни что иное, как доисторические пентакли, зарытые под морским дном много миллионов лет назад какими-то великими волшебниками. В качестве доказательства своей правоты он перечислял все странные события: и густые туманы, и хищное нападение трески, и сбои геофонов и компьютера. В заключение Борщевски еще раз подчеркнул, что «Русалке» грозит опасность.

Я весь вечер размышлял о невероятном письме и о его авторе — старом суеверном поляке. Все это так меня растревожило, что я даже провел небольшое расследование. Как оказалось, в юности Джо был учеником какого-то колдуна или оккультиста, и, видимо, набрался от него всякой всячины… Моряки не раз замечали, как Джо чертит в воздухе странные знаки, словно состоящие из стрел: одна стрела вверх, еще две — ниже и в стороны, две — еще ниже, но ближе друг к другу. Больше всего это напоминало пятиконечную звезду!

Когда закончился рабочий день, я вышел на главную платформу, чтобы спокойно выкурить трубку — вы знаете так, мне легче сосредоточиться. Сумерки наступили всего несколько минут назад, когда произошел… следующий несчастный случай…

Робертсон, монтажник подтягивал ослабшие болты, болтаясь на подвеске где-то между водой и платформой. Не спрашивайте, откуда появился туман. Я не знаю! Но он неожиданно поднялся из моря толстым серым одеялом. Видимость ограничивалась всего несколькими футами. Я уже крикнул Робертсону, чтобы он оставил работу до утра, когда услышал его вопль и увидел, как его фонарь (ему пришлось включить его, как только появился туман) падает вниз, сияя в тумане. Фонарь исчез, и за ним последовал Робертсон. Затем послышались всплески — когда вначале фонарь, а затем и человек упали в море. Буквально пару секунд Робертсон молотил руками по воде, орал и ругался, как ненормальный. Весь экипаж платформы, бросив ужин, выбежал на палубу. Судя по крикам Робертсона падение не причинило ему вреда. Мы немедленно спустили спасательный плот, отправив двоих моряков на выручку. Все это заняло минуты две. Ни один из нас ни секунды не сомневался, что Робертсона вскоре поднимут на платформу. Помимо всего прочего он был отличным пловцом. По началу случившееся рассмешило моряков… пока Робертсон не закричал!

Я хочу сказать, что кричать можно по-разному, Джонни! Робертсон не тонул. Он кричал не так, как кричит тонущий человек!

Найти его не удалось. Вскоре туман рассеялся. Когда же спасательный плот подплыл к тому месту, где должен был плавать Робертсон, видимость уже стала нормальной — для ноябрьского вечера… И на воде не было ни малейшего следа нашего монтажника. Вместо него мы увидели нечто такое, о чем захотелось сразу же забыть — поверхность моря казалась серебряной от рыб!

Рыбы! Большие и малые, все виды, какие вы только можете себе представить. И они вели себя очень агрессивно. Понаблюдав за ними секунду, я велел поднять спасателей обратно на платформу. Мне стало ясно, что Робертсон ушел в лучший мир. Джонни. Клянусь — никогда больше не возьму в рот рыбы!

В эту ночь я не мог спать. Вы ведь знаете — я не бессердечный человек. Обычно, на океанской платформе, после дня тяжелой работы, что бы там ни случилось в течение дня, человек всегда спит крепко. Но в эту ночь я так и не сомкнул глаз, вспоминая… странные события, неприятности с приборами, рыбу, письмо Борщевски и страшную смерть Робертсона. Наконец голова моя разболелась от диких мыслей и образов.

На следующий день пополудни вернулся вертолет. Наш пилот Уес Этли жаловался, что ему пришлось сделать два полета за два дня. Нам привезли выпивку и сладости для вечеринки на следующий день. Как вы знаете, мы всегда устраиваем кутеж на борту, когда доходим до богатого места. На этот раз образцы породы говорили о том, что мы вот-вот наткнемся на богатое месторождение. К тому времени мы сидели без пива уже несколько дней — из-за плохой погоды Уес возил только почту — поэтому я порядочно «высох». Ну, вы знаете меня, Джонни. Я пошел в нашу столовую, где хранилась выпивка, и забрал несколько бутылок. Из иллюминатора я видел тускло-серое море. Оно выглядело так странно, что мысль принять стаканчик-другой показалась мне чертовски приятной.

Я сидел в своей каюте уже больше получаса, когда Джеффри, второй помощник, связался со мной по телефону. Он находился в приборном отсеке и сказал, что, по его расчетам, бур через несколько минут дойдет до «грязи». В голосе его звучало сильное беспокойство, и когда я его спросил, что с ним, он не смог мне ответить — бормотал что-то о приборах, снова воспроизводящих странные всплески. Судя по его словам в этот раз они барахлили сильнее обычного.

Примерно в это же время я заметил поднимающийся над морем туман, настоящий гороховый суп, окутывающий платформу и превращающий людей на ней в серые привидения. Заглушив звук работающих механизмов, он превратил металлический звон и стук шкивов и цепей в далекие слабые шорохи, словно я находился в водолазном костюме глубоко под водой.

В задней комнате столовой было достаточно тепло, но я необъяснимым образом почувствовал озноб, глядя на платформу и вслушиваясь в призрачные звуки, рожденные машинами и людьми.

Затем поднялся ветер. Сначала туман, потом ветер… Но я никогда прежде не видел тумана, которого сильный ветер не мог бы разметать! Мне доводилось и прежде видеть капризные шторма, Джонни, но проверьте мне, этот был по-настоящему капризным!

Он, этот шторм, налетел неизвестно откуда — и не растерзал одеяло тумана, а закрутил его, превратив в дикий безумный призрак. Огромные волны ударили по ногам старушки «Русалки», забрызгав даже поручни платформы. Я еще не совсем пришел в себя от удивления, когда телефон зазвонил снова. Отойдя от окна, я взял трубку и услышал радостный крик Джимми Джеффри.

— Мы добрались, Понго! — кричал он. — Мы добрались до нефти! — И тут его голос задрожал, из торжествующего он в секунду превратился в испуганный — в это время платформа качнулась. — Небеса святые!.. — взвыл Джеффри. — Что это было, Понго? Платформа… Подождите… — Я услышал топот, в то время как трубка телефона на другом конце упала на пол, но через мгновение Джимми вернулся. — Платформа в порядке, — уверил он меня. — Ноги крепкие, как скалы. Качнулось само дно! Понго, что происходит? Небеса святые!..

На этот раз телефон и вовсе смолк, в то время как платформа покачнулась снова, дернувшись вверх и вниз три или четыре раза. Все, что свободно лежало в каюте, свалилось на пол. Я едва смог удержаться на ногах. Трубка телефона все еще была у меня в руке. Через секунду или две она снова ожила. Джимми невнятно выкрикивал какие-то слова. Я приказал ему надеть спасательный жилет, потому что происходило что-то на редкость поганое, но не знаю, услышал ли он меня.

Платформу тряхнуло еще раз. Я полетел на пол и оказался среди корзин, банок, пакетов и осколков бутылок. Покатившись по накренившемуся полу, я натолкнулся на спасательный жилет. Один Бог знает, как он оказался в кладовке. Обычно два или три жилета висели на платформе, а остальные хранились в машинном отделении. Их надевали только после штормовых предупреждений и напоминать никому об этом не требовалось… Каким-то образом я успел надеть жилет и пробраться в столовую, прежде чем платформа качнулась снова.

В это время, сквозь рев ветра и волн, сквозь удары гребней волн о стены столовой я услышал скрип шкивов, вой работающего вхолостую оборудования и — крики.

Я в панике пробирался сквозь баррикаду из столов и стульев к двери, ведущей на платформу. В этот момент пол так резко накренился, что я вылетел в открытую дверь, попав в объятия шторма. Теперь я уже наверняка знал, что старая «Русалка» тонет. До того у меня оставалась какая-то надежда, нелепая, невероятная надежда, но теперь я знал наверняка. Наполовину оглушенный от удара о дверь, я едва не вылетел через ограждение платформы, но успел схватиться за поручни, пытаясь спасти свою жизнь. Вокруг ревел ветер, клубился ледяной туман, воздух казался соленым от водяных брызг.

И тогда передо мной открылось удивительное зрелище!

Растерявшись я разжал руки, скользнув прямо в объятие дьявольского шторма, который выл и рвал дрожащие конструкции старой «Русалки».

В тот момент, когда я оторвался от поручней, колоссальная волна ударила в платформу, сломав две ее ноги так легко, словно это были спички. Через секунду я оказался в море. Гигантская волна подхватила меня и унесла прочь на своем гребне. Даже в головокружительной гонке, когда эта гигантская водяная стена уносила меня, я пытался рассмотреть «Русалку» в мешанине ветра, тумана и океана. Но тщетно. Потом я отвернулся…

Я мало помню из того, что случилось дальше. В памяти остался жуткий страх быть съеденным заживо, но в ледяной бушующей воде я не увидел ни одной рыбины. Помню еще, как меня подняли на борт спасательной шлюпки из моря — гладкого, как сковородка, и спокойного, как мельничный пруд.

Окончательно я пришел в себя, проснувшись на чистых простынях в бридлингтонском госпитале.

До сих пор я молчал по той же причине, что и Джо Борщевски. Я не хочу, чтобы меня считали сумасшедшим. Поверьте мне, Джонни, я не безумец. Надеюсь вы серьезно отнесетесь к моему рассказу — хотя Сигассо не остановит работы в Северном море. По крайней мере я удовлетворен тем, что старался предостеречь вас.

Теперь вспомните, если хотите, что рассказывал мне Борщевски об огромных чуждых существах, томящихся в заточении под дном моря — злых «богах», управляющих погодой и морскими созданиями — и объясните мне то, что я видел, прежде чем меня смыло со старой «Русалки».

Я видел фонтан, Джонни, но не нефтяной! Такого я не видел за всю свою жизнь и надеюсь, что не увижу больше никогда! Вместо того, чтобы рвануться к небесам сплошной черной колонной, он пульсировал, выбрасывая короткие сильные струи примерно через каждые пять секунд. Нефтью и не пахло, Джонни! Боже, это была не нефть! Клянусь, я не был пьян, или не настолько пьян, чтобы путать цвета.

Старый Борщевски оказался прав: один из великих богов спал глубоко под дном океана, и наш бур попал прямо в него!

Каким бы он ни был, его кровь оказалась очень похожей на нашу — сильная, густая и красная. Только представьте, какое мощное сердце гнало по венам эту кровь, если она фонтаном ударила через скважину! Подумайте, какой чудовищный гигант лежит под каменным дном! Но откуда нам было знать об этом? Разве мы могли предполагать, что с самого начала все приборы работали правильно, а странные повторяющиеся всплески были ни чем иным, как биением сердца подводного гиганта?

Я надеюсь, что теперь вы не станете возражать против моего увольнения.