Беспощадная война - Ламли Брайан. Страница 9

4

Через неделю еще один странный случай напомнил о печальном состоянии сэра Эмери. Порой мне казалось, что дядя полностью излечился, хотя временами он по-прежнему бродил во сне. В тот день он вышел в сад, намереваясь «кое-что подстричь». Был уже сентябрь, дул холодный ветерок, но солнце сияло, и дядя все утро провел, работая граблями и ножницами для стрижки живой изгороди. Мы все делали сами, и я уже собирался готовить второй завтрак, когда все и случилось. Я отчетливо почувствовал, как земля покачнулась под моими ногами и послышался низкий гул.

Я прислушался, но в этот момент дверь в сад распахнулась, и в дом ворвался мой дядя. Лицо его было смертельно бледным, глаза страшно выпучились — он быстро проскочил мимо меня в кабинет. Я двинулся следом за ним, но он тут же, пошатываясь, вернулся в комнату и тяжело опустился в кресло. Руки его тряслись.

— Это была земля… Я так и думал, что это земля… — Он бормотал, скорее для себя, чем для меня, и дрожал, как в лихорадке. Заметив беспокойство на моем лице, он постарался взять себя в руки.

— Да, Пол, я почувствовал толчки… Но я ошибся. Мне все пригрезилось. А все это открытое пространство, болота. Думаю, мне надо решиться на переезд. Здесь слишком много почвы и совсем нет цемента! Цементная преграда — вот, что нужно…

Я тоже почувствовал толчок, но услышав, что дядя готов счесть его игрой воображения, решил промолчать. Не хотелось тревожить дядю понапрасну. В этот вечер, когда сэр Эмери лег отдыхать, я отправился в его кабинет — в комнату, которую он считал неприкосновенной, хотя и не говорил мне об этом. Я хотел взглянуть на сейсмограф. Рядом с прибором на столе я заметил аккуратно разложенные листочки, заполненные неразборчивым дядиным почерком. Снедаемый любопытством, я стал их просматривать и с тревогой отметил, что эти внешне несвязанные между собой записи — были, очевидно, все же связаны — со странным безумием дяди. Теперь эти бумаги принадлежат мне и я привожу их ниже.

Прочитав эти заметки, я посчитал, что нашел причину безумия дяди, и обрадовался. С другой стороны, стало очевидно, что моему дяде еще далеко до полного выздоровления. У него до сих пор было не в порядке с головой. Конечно, вполне возможно, что он написал эти записки довольно давно, и в этом случае его состояние не обязательно было таким плохим, как казалось.

Тщательно восстановив порядок на столе, я обратил внимание на прибор. Перо сейсмографа вычерчивало ровную прямую линию, которая — я это увидел, когда снял катушку и размотал бумажную ленту — тянулась так же неестественно ровно в течение последних двенадцати дней. Как я уже говорил, показания этого прибора и психическая уравновешенность моего дяди были тесно связаны, и, видимо, его относительно неплохое самочувствие являлось следствием спокойного состояния земли. Но тут обнаружилась другая странность. Сказать откровенно, я удивился этой находке, поскольку был уверен, что чувствовал толчки и слышал низкий гул. Вряд ли сэр Эмери и я стали жертвами одной и той же галлюцинации.

Я перемотал катушку и, уже собравшись уходить, заметил на полу маленький бронзовый винтик. Я вновь развернул бумажную ленту и вскоре нашел то, что прежде привлекло мое внимание, но показалось не столь уж важным — разрыв в записи. Причиной тому, пожалуй, послужил выпавший винтик. Я ничего не понимаю в механике и не могу сказать, какую роль играла эта маленькая деталь в механизме моего дяди. Тем не менее, отыскав подходящее отверстие, я завернул его, снова включил сейсмограф и стал ждать результата. Теперь прибор при работе издавал другие звуки — тихое тиканье часового механизма и какой-то резкий скребущий звук. Лента пришла в движение. Я услышал прерывистое шуршание и посмотрел на график, который вычерчивало перо.

Маленький винтик произвел чудовищные изменения. Неудивительно, что удар, который мы почувствовали пополудни, остался не записанным. Днем прибор не работал!

Я ясно видел, что через каждые несколько минут земля содрогается от толчков, которые, хотя и находились за порогом чувствительности человеческого организма, были достаточно сильны для того, чтобы заставить перо зигзагами скользить по гладкой бумаге…