Дневник жертвы - Кендал Клэр. Страница 60

А что было бы, если бы детектив Хьюз не ушел в отпуск? Наверно, даже он не смог бы помешать освобождению того человека. Даже он не сумел бы побороть всю эту юридическую бюрократию. Но он, по крайней мере, мог бы меня предупредить. И он бы нашел способ снова засадить того человека в тюрьму. Он бы послал кого-нибудь охранять меня, и тогда тот человек не успел бы сделать то, что сделал. С помощью следователя по работе с жертвами насилия я постепенно восстановила события той ночи. Во всяком случае, большую их часть. Но я по-прежнему продолжаю задавать себе вопросы. По-прежнему пытаюсь понять, что было бы, если бы…

Отрываюсь от раздумий: меня зовет врач. Он поздоровался с моей мамой, и она зарделась от смущения. Ей приятно его внимание, хотя в данный момент она напугана так же сильно, как и я. Мы обе не знаем, что я сейчас услышу. Обнимаю ее на прощание, потом встаю и иду вслед за мистером Хэйнсом. Спина промокла от пота. Меня бросает то в жар, то в холод.

Иногда мне кажется, что моя постоянная тошнота вызвана теми событиями. Мистер Хэйнс меня разубеждает. Говорит, у такой неукротимой рвоты есть название: гиперемезис беременных. Говорит, есть мнение, будто от этого умерла Шарлотта Бронте. Мне нравится, что мистер Хэйнс знает такие интересные подробности. По его словам, эта болезнь объясняется психологическими причинами. Безусловно, в противорвотных препаратах, которые я принимаю каждый день, и в регулярных внутривенных вливаниях, призванных предотвратить обезвоживание и восстановить электролитический баланс, есть что-то психологическое. Впрочем, я думаю, мой психолог не согласился бы с мистером Хэйнсом.

Мистер Хэйнс – типичный оксфордец. Он очень добрый и очень красивый. Такой интеллигентный супергерой. При других обстоятельствах я бы наверняка сходила по нему с ума. «При других обстоятельствах» значит «если бы я не встретила тебя».

– Я получил результаты, Кларисса, – говорит мистер Хэйнс, серьезно глядя мне в лицо.

Мне казалось, что за последние две недели я морально подготовилась к этому моменту. Но теперь в сердце словно выросли ледяные сосульки.

Перегнувшись через стол, мистер Хэйнс похлопывает меня по руке.

– Генетическая экспертиза показала, что Рэйф Солмсне является отцом вашего ребенка.

У меня дрожат губы. И руки. И веки. Я думаю, что так мое тело реагирует на психологическое облегчение. Но мистер Хэйнс говорит, что тремор может быть побочным эффектом от противорвотных препаратов. Такой эффект встречается очень редко; он надеется, что это всего лишь единичный случай, но тем не менее хочет назначить мне другое лекарство. Он говорит, что я очень бледная. Дает мне воды и заставляет лечь на кушетку и отдохнуть. Пока я лежу, он пишет в моей карте, но регулярно подходит проверить давление и пульс.

Я верила в это еще до того, как получила доказательства. Я поняла, что у нас будет ребенок, как только мы зачали его. Я знала это, когда ты разбудил меня наутро после нашей первой ночи. Но мне нельзя так думать; когда я думаю о нашей первой ночи, мне кажется, будто у нас была целая вереница ночей. Но их было только две. И всегда будет только две.

Наконец мистер Хэйнс разрешает мне сесть, и меня прорывает:

– В глубине души я знала, что ребенок не его. В полиции мне сказали сделать этот тест, и я со страху согласилась. Я боялась, что они решат, будто я специально убила его, чтобы он не мог удержать меня с помощью ребенка.

– Ну, теперь они уже точно так не подумают. Судя по результатам УЗИ, а также более ранним тестам на уровень гормонов, сейчас ваш срок двадцать одна неделя. А это значит, что зачатие произошло девятнадцать недель назад. В моем отчете указано, что вы забеременели за неделю до происшествия и что к моменту смерти мистера Солмса вы еще не могли об этом знать. Я консультировался с другими специалистами: у них такое же мнение. Я приложил их заключения к своему отчету.

У них было целое море ДНК. Целое море, чтобы сравнить его с ДНК ребенка. А вот твоя ДНК мне не понадобилась. И разрешение на экспертизу тоже. Потому что, после того как они официально исключили его, остался только ты. Других вариантов нет.

– Есть и еще хорошие новости. Генетических аномалий плода не обнаружено.

Я так переживала из-за теста на отцовство, что даже не думала беспокоиться о здоровье ребенка. Ну какая из меня получится мать??

– Я могу сказать вам пол, если хотите, – продолжает он после паузы.

– Я думаю, это девочка. Правильно?

– Да. – Он расплывается в широкой улыбке, и я понимаю, что ему действительно не все равно.

– Я думаю, у нее такие же каштановые волосы и ярко-голубые глаза, как у ее отца. Думаю, она красавица.

Он хохочет.

– Придется подождать, пока она родится! Тогда и проверим, угадали ли вы с цветом глаз и волос. Хотя в том, что она красавица, я не сомневаюсь. Хотите на нее взглянуть? Я знаю, вы беспокоились из-за амниоцентеза и угрозы выкидыша.

Мистер Хэйнс выдавливает мне на живот холодный гель. Как только датчик прикасается к коже, на экране появляется она.

У нее твои губы, Роберт. Она складывает их сердечком и посылает мне воздушный поцелуй. Я так же целую ее в ответ.

22 июля, среда

Ко мне пришла следователь по работе с жертвами насилия. Она не в полицейской форме: на ней синяя юбка и кремовая блузка, которая элегантно облегает ее точеную фигуру.

Рядом с ней я чувствую себя толстухой. Непривычное ощущение. Грудь стала больше; ее скрывает воздушная белая блузка вроде той, что была на Лотти в день ее первого появления в суде. Живот маленьким холмиком выступает над эластичным поясом очередной юбки, подогнанной мамой под мою фигуру.

Следователя зовут Элинор. Ей хочется, чтобы я называла ее именно так. Не констебль такой-то или детектив-суперинтендант сякой-то, а просто Элинор.

Я знаю, что ты мне скажешь. Что, несмотря на все ее понимающие кивки, которые вполне могут быть искренними, ее главная цель – собрать информацию, как можно больше информации, и составить большое пухлое досье, которое можно будет отправить в Королевскую прокурорскую службу. Ты скажешь, что я не должна глотать полицейские басни о том, что они считают меня чудом выжившей жертвой и специально выделили мне Элинор, чтобы все общение с полицией шло через одного человека и я чувствовала себя максимально комфортно. Ты скажешь, что они считают меня подозреваемой и именно поэтому посылают ее ко мне снова и снова.

Мы устроились в гостиной моих родителей. Сидим в креслах, стоящих в оконной нише. Окно выходит на залив. Я люблю смотреть отсюда на море. Между нами на столике – две чашки чая. Их принесла мама; сейчас она в саду вместе с отцом.

Заложив волосы за уши, она мягко смотрит на меня своими честными темными глазами.

– Обещаю, что не стану скрывать от вас информацию. Вы узнаете все, что я имею право сообщить вам.

– Что насчет прокурорской службы? – спрашиваю я, пытаясь заставить свой голос звучать спокойно. – Они вынесут какое-нибудь обвинение в связи с его смертью?

– Осталось собрать еще кое-какие данные, и тогда можно будет послать все это в прокурорскую службу, которая решит, выносить обвинение или нет. Кажется, полиция ждет отчеты от вашего гинеколога?

– Их уже отправили.

– Отлично, – кивает она. – Будет еще заключительный отчет коронера. Полиция очень скрупулезно подходит к делу – для вашего же блага, Кларисса. Случай очень серьезный. И запутанный. Насильственная смерть… общественность требует, чтобы такие дела расследовались с особой тщательностью.

– Я хочу, чтобы все поскорее закончилось.

– Я понимаю, что это на вас давит… понимаю, как вам тяжело, но я еще раз подчеркну, что прокурорской службе чрезвычайно редко приходится выносить заключение в связи со смертью вторгшегося в чужой дом нарушителя. Особенно если у него при себе было оружие. Особенно если он совершал насильственные действия. Вы защищали себя и другого человека, и это очень веский аргумент в вашу пользу. Кроме того, тот факт, что вы получили травму головы, уменьшает вашу ответственность, а это тоже очень важно.