Демогоргон - Ламли Брайан. Страница 50

— Я знаю об этих плитах! — воскликнул Трэйс, в голове которого бешено кружились мысли. — Я читал про них в одной из тех книг, что оставил мне Каструни. Это была книга Моргана Селби «Мои путешествия и открытия в Святой Земле». Надписи на плитах сделала ведьма — приемная мать Аба. На одной из них было заклинание, концентрировавшее силы зла, а на другой — изгонявшее их.

Гоковски наклонился к нему и схватил его за руку.

— А эта книга все еще у вас?

Трэйс нахмурился.

— Она у меня дома, в Англии.

По лицу Гоковски было видно, что это известие крайне его огорчило. Но он тут же справился с собой и сказал:

— Впрочем, это неважно. Я слышал о работе Селби — и сильно сомневаюсь, что там есть хоть что-то, чего я не знаю. Тем не менее, вы правы. Так вот, этот Хумени хотел, чтобы я нашел одну из Хоразинских плит и доставил ее по назначению, а затем уничтожил следы раскопок и никогда туда больше не возвращался. И как вы думаете, которая из плит его интересовала?

Трэйс на секунду задумался и ответил:

— Та, на которой каплевидный знак обращен вверх — чтобы иметь возможность призывать себе на помощь могущество сатаны через Демогоргона!

Гоковски покачал головой.

— Мне понятен ход ваших мыслей, но вы просто не располагаете всеми фактами. Аб был рожден в Галилее. Через 347 лет произошло его первое перерождение, затем последовали все остальные. Он изначально НАДЕЛЕН могуществом сатаны, а также Демогоргона и способен призывать их где угодно и когда угодно — чему вы наверняка стали свидетелем! Плита же с обращенной вверх каплей является средоточием могущества злых сил и в этом качестве является инструментом, позволяющим ему перерождаться!

— То есть при помощи этой плиты он обновляет себя, — подхватил Трэйс, — а значит, она должна всегда оставаться в Хоразине.

— Вот именно! А теперь задумайтесь: почему в Хоразине практически никогда не велись раскопки, а если его и обследовали, то лишь крайне поверхностно?

Если бы можно было отследить события на две тысячи лет назад, мы бы наверняка обнаружили, что Хумени — будем пока продолжать звать его так — все это время буквально глаз не спускал с этого места, всячески препятствуя любым исследованиям города. А уж в наше время, когда в этих местах идет современная война и вполне вероятно, что там вот-вот появятся танки, которые под собственной тяжестью могут кое-куда ПРОВАЛИТЬСЯ… Хумени наверняка не на шутку встревожился.

И, тем не менее, плита с каплей, обращенной вверх, должна оставаться на месте — но как же другая?

— Плита, изгоняющая злые силы? — Трэйс задумчиво почесал нос, потом пожал плечами. — А что другая?

— Ну как же — что будет, если она попадет не в те руки? Разве мог Хумени позволить, чтобы кто-нибудь случайно обнаружил ее — это одно-единственное средство, с помощью которого его только и можно уничтожить? Разумеется, нет.

Трэйс явно был озадачен.

— Тогда почему же он попросту не вернулся и не забрал ее?

— Да потому что он не может ее коснуться! Ее должен достать кто-то другой. Причем человек, имеющий туда доступ. Хорошо, скажете вы, почему бы тогда ему хотя бы просто не наблюдать за ходом работ? Зачем посвящать в секрет подземелья кого-то постороннего? Да? Как вы думаете, сколько по-вашему я бы прожил, выполнив работу?

— Все равно непонятно, что он собирался делать с плитой? — спросил Трэйс.

— Конечно же, разбил, уничтожил бы ее — а заодно и угрозу, которую она для него представляла — навсегда.

— И вы согласились, — кивнул Трэйс. — Хотя и не уничтожили ее, но достали. К тому времени вы уже занялись изучением всего того, что Каструни оставил вашему отцу, и постепенно начали понимать, в чем дело. Вы достали плиту и перевезли ее сюда. Назначили себя ее хранителем — значит, это и есть та «вещь», которую вы «охраняете»!

— И да и нет, — сказал Гоковски. — Вы слишком поспешны в своих умозаключениях. Прежде всего, я ведь не был вором, как вы. Не был я и грабителем могил. Нет, в тот раз я отклонил предложение Хумени. А после этого, как вы верно предположили, я постепенно начал понимать значение того, что Каструни оставил моему отцу. Но в следующие четыре года счастье мне совершенно изменило — причем самым роковым образом.

Сначала я запил. Должно быть, я едва не стал — а может даже и вплотную приблизился к этому состоянию — алкоголиком. Потом в моей жизни появилась женщина — высококлассная проститутка из Дженина. Она даже изменила своему ремеслу, чтобы удержать меня возле себя. Я был буквально разорен пьянством, одурманен этой женщиной — короче, на меня будто порчу навели! До того я был довольно состоятельным человеком, но к середине пятьдесят восьмого года… И вдруг…

… снова весточка от Каструни. Пространное сбивчивое письмо на несколько тысяч слов. И на сей раз в нем он поведал мне все. Более того, к тому времени он уже побывал на Кипре и во второй раз столкнулся с Гуигосом/Хумени, и в письме изложил то, что, по его мнению, произошло на вилле к северу от Ларнаки! И чего же он хотел от меня? Чтобы я отправился в Хоразин, заложил взрывчатку и взорвал то проклятое место к чертовой матери!

Со времени тех событий на Кипре он был очень занят. Вероятно, Хумени преследовал его, но и он в свою очередь преследовал Хумени. Да, надо отдать ему должное! Он совершенно твердо решил так или иначе, но уничтожить это создание. Да! Как и вы, поначалу я решил, что Каструни, должно быть, бредит. Да и вообще — какое мне дело до него и его безумных фантазий? Меня словно окутывало темное облако, я быстро шел ко дну. И как раз в это время снова явился человек от Хумени, и на сей раз с гораздо более выгодным предложением. Вознаграждение обещало быть просто огромным, и я мог бы начать жизнь заново.

Кстати, прежде чем я продолжу: может быть вас все еще интересует почему Хумени сам не организовал раскопки? Думаю, что могу объяснить.

Во время последнего путешествия в Хоразин в качестве Гуигоса в 1936 году, Хумени столкнулся с серьезными проблемами. Причиной большинства их стал Каструни — прежде всего вовремя не оказавшись на месте, а потом, вернувшись в Хайфу и снова некоторое время работая на тогдашнюю британскую администрацию, он буквально донес на Гуигоса, заявив, что видел как Гуигос убил двоих — Хумнаса и Мхирени — «где-то» в пустыне. Он не упомянул Хоразин, потому что дал себе зарок НИКОГДА туда больше не возвращаться! Но с висевшим над ним обвинением в двойном убийстве Гуигос — или Хумени, как он стал себя называть — был вынужден убраться из Палестины! Когда администрацию в 1948 сменило государство Израиль под руководством Давида Бен Гуриона, в руки израильтян перешли и все архивы. И даже десять лет спустя обвинение все еще оставалось в силе. Гуигоса/Хумени по-прежнему разыскивали для дачи показаний.

В общем, каковы бы ни были причины, но сам он в то время вернуться не мог. Но не обольщайтесь и не думайте, что он не испробовал других вариантов, кроме как обратиться ко мне. В те дни на Голанских высотах рыскало множество разных групп — а кто может утверждать, что все это были просто террористы, а?

Но опять же, буду короток. Как я уже говорил, мной владело отчаяние. Я принял авансом деньги от Хумени, использовал все свои немногие оставшиеся связи, чтобы попасть в Хоразин, в конце концов нашел это ужасное подземелье и забрал оттуда плиту с перевернутым символом. Все это оказалось делом непростым, но я как-то справился. Я снова закрыл вход в подземелье, ночью отвез плиту на своем джипе домой — в общем, сделал все, как мне было велено. Утром я должен был переправить ее в один дом в Хайфе, и делу конец. Если бы только…

… я не прочитал надпись на плите. И это в самом деле было изгоняющее заклинание. Причем в таких ужасных словах, которых вам и не представить, и на языке столь древнем, что даже у меня возникли трудности с переводом и с произношением. Этот камень являлся окончательным спасением мира от любого зла! И не только этим — ко всему прочему, он оказался еще и катализатором моего очищения…