Властелин Безмолвного Королевства - Кук Глен Чарльз. Страница 61

На лице слуги (звали его Гораций) промелькнуло недоверие. Хотя он слышал вопли, видел окровавленный снег и знал о сгинувших товарищах.

На следующее утро из лагеря выехало двадцать три человека. От пропавших не осталось и следа – разве что пожитки, которые пришлось бросить, потому что некому было их нести.

Отряд эрцгерцога спешно пробирался через горы; зачастую им приходилось разбивать лагерь пораньше, если днем находилось подходящее для ночлега место. Регента терзала боль от раны. А еще – гнев. Он все больше отставал от Ганзелевых девиц. И терял все больше людей.

До приветливых холмов Северной Фиральдии добралось двенадцать человек, включая самого эрцгерцога.

– Напомните мне, когда все мы оправимся. Тварь, с которой мы здесь столкнулись, сейчас представляет самую большую опасность для Империи, – велел он одному из своих ближайших подданных и скривился, потому что при любом воспоминании о чудовище его и без того саднящая рана начинала болеть еще сильнее.

Новости же о том, что дочка Иджа пересекла Джагские горы вполне благополучно, настроения регента не улучшили.

Как и известия из Коннека.

10

Карон-анде-Лет. Потоп

Вести редко доходили до Карон-анде-Лета вовремя: путешественники там почти не бывали. Иногда Рольты что-то узнавали от гонцов, забредших в замок по дороге из Антье.

Пословица гласит: «С глаз долой – из сердца вон», но в случае Реймона Гарита все произошло с точностью до наоборот.

Сочию попеременно одолевали радость (еще бы – столько внимания) и страх из-за подобной напористости.

Вести о смерти Лотаря добрались до Рольтов спустя месяц после самого события.

– Плохо, – покачал головой Брок, выслушав гонца.

Брат Свечка подозревал, что смерти новоиспеченного императора Брок ожидал с того самого момента, как этот болезненный мальчик взошел на престол.

Как, впрочем, и весь западный мир.

– Да, думаю, ничего хорошего из этого не выйдет, – согласился монах. – Эти новости вызовут разного рода бесчинства и беспорядки.

Никто ведь не верил, что дочери Йоханнеса окажутся впору знаменитые черные сапоги и она сумеет проявить ту же железную хватку, что и ее отец.

Брат Свечка мало знал об этой девушке. Катарина, кажется? Как-то так. Но старик достаточно странствовал по свету и хорошо изучил человеческую природу.

Те, кто жил интригами и заговорами, смотрели на все через призму своих желаний и полагали, что мир покорится их прихоти.

Реальность же не терпела самообмана.

– Скоро эти преинтереснейшие времена станут еще интереснее, – заметил молчаливый обычно Турм Рольт.

– Нужно выставить побольше караульных отрядов, – решил Брок. – Как только в Гролсаче прознают про смерть Лотаря – мигом начнутся неприятности. Турм, извести деревенских, чтобы крестьяне успели подготовиться. Их запасы нужно укрыть в замке.

– Согласятся ли они?

– Надеюсь, что мне еще доверяют в этих краях. Нужно было оставить тебя за главного, когда я уезжал.

Во время отсутствия Брока во владениях вокруг Карон-анде-Лета чуть было не воцарился хаос. Люди не понимали, почему он с такой легкостью подчинился сумасбродному Тормонду IV. Безумный герцог, засевший в своем убежище под Кауреном, воспринимался здесь почти как вымышленный персонаж. Граф Реймон представлялся куда более настоящим потому в основном, что помог разгромить Хейдена Бэка.

Брат Свечка едва ли встречал еще где-либо таких невежественных упрямцев. Они никуда не путешествовали. Удивительно, что мейсальская ересь укоренилась тут всего за одно поколение.

С другой стороны, учение ищущих свет резко отличалось от их безысходных и полных отчаяния будней.

Рольты готовились к неприятностям, крестьяне помогали, но неохотно. Приходилось преувеличивать грозившую им опасность. Но что в том дурного, если так все будут наготове.

– Ваши бездельники ропщут, – шутливо заметил брат Свечка как-то утром, стоя на крепостной стене. – Крестьяне охотно подняли бы бунт, вот только им лень.

Это была почти правда. Даже здешние коннектенцы преуспевали. Людям не приходилось, чтобы не умереть с голоду, тяжко трудиться от рассвета и до заката. Такова уж человеческая природа: теперь им казалось ужасно несправедливым, что от них требуют каких-то усилий.

– Вон Сочия скачет. Несется так, будто за ней гонятся все Орудия Ночи разом.

Возможно, доля истины в этих словах была, и мелкие Орудия действительно увивались за девушкой – крестьяне постоянно рассказывали о странных запахах и огнях.

Сочия всегда скакала во весь опор. Но в этот раз, подумал брат Свечка, она совсем потеряла голову. Остается только пожалеть ее жеребца.

Девушка спешилась и поднялась к ним на стену.

– Началось, Брок! – выкрикнула она, все еще тяжело дыша. – Гролсачцы угодили в нашу засаду возле Малого Тайсупа. Разведчики.

– На что им сдался Малый Тайсуп? – удивился Брок. – Там нечем поживиться, кроме пары тощих куриц да трехногой собаки.

– Их было четверо, – рассказала Сочия. – Полагаю, родственники. Произошло сражение. Они хотели сбежать, но мы им не дали.

Брок спросил, взяли ли пленных.

– Одного, – указал вниз брат Свечка. – Ребенка.

Пленника волокли к воротам замка крестьянки, дергая за повязанную на его шее веревку. Они не особенно церемонились.

Крестьяне обычно не упускали возможности выместить злость, которую так долго приходилось сдерживать.

Пленник и в самом деле оказался ребенком – лет одиннадцати или даже младше. Бледный как смерть мальчик был ранен и трясся от ужаса. Грязное лицо прочерчивали дорожки слез. На его глазах только что жестоко убили отца, деда и дядю.

– Будьте с ним чуть помягче, – не терпящим возражений тоном потребовал брат Свечка.

Сочия кивнула и опрометью бросилась вниз, монах и Брок отправились следом, но гораздо медленнее – совершенный был уже стар и не мог бегать.

Теперь Сочия казалась гораздо более спокойной, гнев ее улетучился. Когда брат Свечка добрался до внутреннего дворика, он увидел, что девушка успела забрать пленника у крестьян и теперь осматривала его раны. Парнишку так трясло, что он едва стоял на ногах.

– Дайте ему какого-нибудь супа. Для начала простого бульона, – посоветовал монах, глядя на мальчика, который, судя по его виду, не ел несколько дней, хотя и не дошел еще до крайности. – Отведите его в тепло, дайте вина и одеяло.

– И раны от веревки нужно смазать, – вмешался Брок. – Он серьезно пострадал?

– Один порез, и тот неглубокий – зашивать не нужно, – отозвалась Сочия. – А так – синяки да царапины. Крестьяне его избили.

– Прекрасно, дамы, – обратился Брок к ошеломленным крестьянкам. – Но это лишь начало. Следует сделать вот что. Закопайте мертвецов, а потом предупредите все хозяйства в округе, чтобы подготовили себе тайные убежища. И если что еще стрясется – немедленно известите меня.

Брок не волновался: если он будет знать, где именно захватчики, то легко справится с ними. Каждый его вассал стоил десяти оголодавших гролсачцев, измотанных долгой дорогой.

– Как они туда попали, по-вашему? – спросил монах.

– Пешком, брат. Лошадей они бы давно съели.

– Я имею в виду – каким путем, сьор. Напрямую из Гролсача в Коннек можно попасть через Имп или Ману. Но тогда там поднялась бы тревога.

– Значит, пошли в обход, вокруг западной оконечности Ормьендена и через Арнгенд, а тамошняя знать попустительствовала.

– Быть может, они это замышляли давно, а смерть императора их подтолкнула?

– Возможно. Спросим – тогда узнаем. Сочия, когда наш гость сможет поговорить с нами?

– Смотря насколько тебя волнует его здоровье.

– Пусть он сам волнуется о своем здоровье. Откажется говорить – уж точно здоровым не останется.

– Брок, больше вы его уже не напугаете, – тихо сказал брат Свечка. – Он уже и так напуган и ничего не соображает. И терять ему нечего.

– Вы никогда не устаете от собственной правоты?