Властелин Безмолвного Королевства - Кук Глен Чарльз. Страница 79

– Думаю, это рискованное предприятие. Разведка наверняка ничего сказать не может. Судя по скудным сведениям, которые до меня доходят, патриотические настроения там гораздо сильнее, чем кажется со стороны.

– В каком смысле?

– Даже самым ярым последователям церкви не по нраву, когда в дела их страны вмешиваются чужаки. И виной тому засилье развращенных и ни на что не способных епископов.

Гонарио Бенедокто сердито нахмурился: ничего такого он слышать не желал. Кто это сомневается в его суждениях?

– Получив приказ, я сделаю все, чтобы от мейсальской ереси остались лишь воспоминания, – сказал Хект. – Но коннектенцы – упрямый народ, поймите. Они не потерпят вторжения иноземцев. Мои тайные агенты утверждают, что жители Коннека всех вероисповеданий сражаются сейчас с беженцами и арнгендскими разбойниками, наводнившими страну.

– Я тоже об этом слышал. А моих посланцев бесчестят и осыпают насмешками. Не понимаю.

– Ваша милость, вас никто не видит, кроме ваших советников. А простые чалдаряне, не видя своего патриарха, поддаются лживым наветам врагов. Они не знают настоящего Безупречного.

Хект нес какую-то чепуху, чтобы только не критиковать патриарха. Пусть думает, что во всех бедах виноват кто-то другой.

Пайпер не собирался помогать Безупречному увидеть жизнь в истинном свете. В Коннеке главнокомандующий сделает ровно столько, сколько нужно, чтобы остаться на своем посту, не больше. Если Безупречный переживет все это и объявит священный поход против Дринджера и Святых Земель, Хект должен оказаться во главе патриаршей армии.

– Главнокомандующий, ты искоренишь мейсальскую ересь? – снова спросил Безупречный.

– Да. Но это будет непросто. Во время кальзирского священного похода король Питер обнаружил язычников даже на Шиппене, а ведь там уже тысячу лет властвуют чалдаряне или прамане.

Безупречный молча глядел на него – так долго, что Хект уже было заволновался.

– Да простит меня Господь, – сказал наконец старик. – Но если они воспротивятся, убейте всех. Не щадите никого. Господь узнает своих.

– Пришло ли время, которого мы ждали? Вы приказываете мне действовать?

– Ожидание окончено. Я все решил и больше не намерен терпеть творящиеся в Коннеке бесчинства. Избавь его от ереси. Приведи мятежных епископальных чалдарян к покаянию. Я передам тебе все необходимые грамоты и бумаги, наделю всеми полномочиями.

– Ваша милость, я выполню ваш приказ. Но больше всего мне сейчас необходимы деньги.

– Иди-ка сюда, главнокомандующий. Помолимся вместе.

Хект подчинился. Интересно, что бы сказали другие ша-луг, увидев его стоящим на коленях подле самого наместника ворога в самом сердце Обители Войны.

Бормоча заученные фразы, он думал, что именно нужно сделать перед выступлением патриаршей армии.

На приготовления ушло двадцать два дня. Хекту почти не удавалось поспать, у него мало что получалось, несмотря на все заверения патриарха.

Никто за пределами Кройса не горел желанием идти в священный поход.

– Позвали на частную аудиенцию? – спросил Пинкус Горт.

Теперь Горт постоянно крутился у Пайпера под ногами. Его назначили командовать особым полком, который Брот собирал для патриаршей армии. По настоянию принципата Донето.

– Не то слово. Мы вместе молились, разделили трапезу, а еще говорили, говорили, говорили.

– И как тебе? Какой он на самом деле?

– Безумец. – Они с Гортом были одни и за пределами Кастеллы, можно говорить свободно, до определенного предела. – Будто не один человек, а целых трое. Настроение меняется каждую минуту – то он взволнован, то подавлен, то вдруг готов учинить бойню, потом говорит, что эти чудовищные мысли, мол, внушило его окружение. Хотя кто именно – об этом ни слова.

– Я так и думал. Слухи не врут. А знаешь, что Бронт Донето тоже туда намылился?

– Думаешь, соскучился по Коннеку? – спросил Хект, которого эта новость ни капельки не удивила.

– Возможно. Он там в прошлый раз развлекался что надо.

– Не могу сказать, что я воодушевлен.

Мало того что придется ехать на нелепую войну, так еще кузен патриарха будет маячить за плечом.

Кузен, который к тому же, если верить принципату Делари, по уши увяз в какой-то грандиозной интриге.

Хект почесал левое запястье и спросил себя: а насколько глубоко Пинкус втянут в козни принципата Донето?

12

Перед отъездом из Брота Элспет слала Катрин вдохновенные письма и мольбы и наконец добилась разрешения отправиться прямиком домой, в Племенцу. Ей не пришлось снова пересекать Джагские горы и ехать в Альтен-Вайнберг, где она оказалась бы в полной власти сестры. Элспет твердо решила во что бы то ни стало сделаться послушнейшей из принцесс и не давать Катрин повода умножать свои несчастья.

Но у Катрин имелись и собственные несчастья. Советники неустанно трудились над тем, чтобы они не иссякали. Особенно старался эрцгерцог Хиландельский, отчаянная попытка догнать имперский кортеж по дороге в Брот не улучшила его расположение духа. Элспет не верила в те истории, которые рассказывали уцелевшие солдаты из эрцгерцогского отряда. Слишком уж они напоминали сказочные страшилки, за которыми пытаются скрыть обычные людские зверства.

Добравшись до дворца Диммель, принцесса рухнула в кровать и проспала десять часов подряд. Потом встала, но ненадолго – сняла дорожное платье, поела и снова отправилась спать. В конце концов она заставила себя подняться. У нее ведь были обязанности, которыми пришлось надолго пренебречь.

В ее отсутствие приближенные справились неплохо. С жалобами в поисках справедливости пришло лишь несколько зануд. Она легко разобралась со всеми прошениями и снова удалилась в свои покои.

В свите Элспет произошли перестановки. Мрачная Шевра ди Натейл уехала домой. Дельта ва Кельгерберг подольстилась к Катрин и теперь служила при дворе. На смену ей пришла Хильда Дедал Аверанж. Элспет ей обрадовалась.

Хильда была всего на несколько лет старше ее самой, и познакомились они еще при дворе Йоханнеса. Отец мужа Хильды ходил у Ганзеля Черные Сапоги в любимчиках.

Высокая и белокурая, госпожа Хильда чем-то напоминала Катрин Идж. Из своих двадцати трех лет девять она прожила в замужестве, но мужа своего, Струмвульфа, видела довольно редко, хотя жену он исправно брюхатил. Хильда пять раз носила под сердцем дитя, но в живых из ее отпрысков осталось лишь двое.

Такая жизнь ужасала Элспет, хотя именно так обычно и жили высокородные женщины того времени.

Несмотря на частые беременности, Хильда не утратила красоты.

Про нее ходили разные слухи. Поговаривали, что она не слишком-то верна ландграфу из Аверанжа. Среди ее любовников называли отца ее мужа, Стернхельма, графа фон Зондерберга. Аверанж был городом в баронской вотчине Стернхельма.

Шептались и о других мужчинах, все они были старше Хильды.

Она была прихожанкой бротской епископальной церкви.

– Не буду скрывать, принцесса, – призналась она Элспет, – мне велено присматривать за тем, как вы следуете заветам веры, хотя сама я не фанатичка.

– Не понимаю, до гибели отца Катрин никогда не выказывала особого религиозного рвения.

– Но всегда его испытывала, втайне. Ее мать была очень набожной. Но теперь императрица делает то, что делает, чтобы выскользнуть из железной хватки советников и эрцгерцога. Как только избавится от этих мерзких стариков, сразу охладеет к Безупречному.

– Но ее союзники не многим лучше.

– Их постигнет участь советников. Катрин хочет стать такой же могущественной, как и ее отец, но при этом не жертвовать тем, чем он пожертвовал ради империи.

Элспет усомнилась в словах Хильды. Она-то постоянно виделась с сестрой в Броте, и даже в Пенитале, наедине и без свидетелей, сестра вела себя точно так же, как и на публике.

Но спорить принцесса не стала. Она многому хотела научиться у этой более опытной и взрослой женщины.