Дитя любви - Холт Виктория. Страница 50

Но, оказалось, что два человека, что жили неподалеку от нас, участвовали в том заговоре. Они неоднократно навещали нас в прошлом, будучи близкими соседями, и все мы испытали глубокое потрясение, услышав о том, что они под арестом. Одним из них был Джон Эндерби, живший со своей женой и сыном в поместье под названием Эндерби-холл, и совсем рядом с нами жил Жермен Хилтон из Грассленд Мэйнора.

Разговоров было много. Вне всяких сомнений, их собственность должна была быть конфискована и продана другим. Я хотела было воззвать к чувству справедливости, но мать запретила мне это делать.

Я повиновалась ей, но с тех пор часто думала об этих людях.

Они исчезли, и лишь дома их остались стоять, со временем принимая все более и более заброшенный вид.

***

Карлотте шел уже второй год, с каждым днем она становилась все красивее, а ее характер давал о себе знать. Ее изумительно голубого цвета глаза посветлее, однако, чем у Харриет, - привлекали внимание каждого, и я порой удивлялась тому, что все в один голос твердили, как все-таки она похожа на свою мать. Харриет это очень забавляло.

- Карлотта отлично справляется со своей ролью! - сказала она. - Этой девочке на роду написано быть актрисой, запомни мои слова!

К тому времени интерес Харриет к крошке уже пошел на убыль, да никто, собственно, и не ожидал от нее самоотверженного погружения в воспитание ребенка, не зная даже о том, что ребенок этот был не ее. Но у дверей детской, как сказочный дракон, несла стражу Салли Нулленс, грозя каждому, кто осмеливался приблизиться к ее ненаглядной. Теперь Салли стала совсем другой, и не верилось, что когда-то она была вечно недовольной старухой, просиживающей у закипающего чайника, что-то сердито ворча себе под нос. Теперь жизнь для нее вновь обрела смысл. То же самое случилось и с Эмили Филпотс. Карлотта была не обычным ребенком: она явилась их спасительницей, они молились на нее. Я знала, что Салли как хорошая и опытная нянька не допустит, чтобы ребенку был причинен вред. У Эмили были правила, которым должен был повиноваться каждый, но в то же время ради этой девочки она могла пожертвовать всем.

Карлотта не могла попасть в лучшие руки, и мне следовало успокоиться, но как я тосковала по ней в часы разлук и как мечтала о том, чтобы она стала навсегда моей!

Перед Рождеством Харриет и Грегори приехали к нам в Эверсли, поэтому моя крошка снова была со мной, что было прекрасно. Но Харриет опять предупредила меня, что я ни в коем случае не должна показывать вида, будто Карлотта что-то значит в моей жизни.

- Это может натолкнуть кого-нибудь на ненужные размышления, - сказала она. - Кроме всего прочего, это был весьма нетипичный поступок с моей стороны поехать в Венецию специально для того, чтобы родить там ребенка. Постарайся держать себя в руках!

Я поняла, что она имела в виду, когда услышала, как моя мать сказала:

- Из Присциллы получится хорошая мать. Вы только посмотрите на нее с Карлоттой! Можно подумать, что настоящая мать вовсе не Харриет, а она!

Да, теперь я поняла, как права была Харриет: я ступала по опасной тропе.

Рождество выдалось исключительно холодным, и отец сказал, что в январе мы все поедем в Лондон.

Из королевского дворца пришло несколько приглашений, которые нельзя было проигнорировать. Сказав это, он с задумчивым видом посмотрел на Кристабель и на меня, и я подумала, что он больше не считает меня ребенком. Может быть, я наконец созрела, что, я думаю, было неизбежно, особенно если учесть тот факт, что я была матерью. Мне было шестнадцать лет, и в июле должно было исполниться семнадцать. Я видела его насквозь, и хотя, как и прежде, он был равнодушен ко мне, но все-таки он вспомнил о своих обязанностях отца, что означало - пришло время подыскивать мне подходящую пару. Сама эта идея выглядела для меня отталкивающей. Она ужасала меня! Как я могу выйти замуж, не сказав мужу о своем ребенке?! Меня снова начали мучить тревожные предчувствия.

***

Это была самая холодная зима на памяти всех живущих. С начала декабря стояли сильные морозы, и, когда мы прибыли в Лондон, оказалось, что он превратился в другой город. Темза настолько промерзла, что торговцы устроили на ее льду настоящий базар. Это изменило лик нашей столицы, и все вновь прибывшие были немало изумлены. Жители же города уже привыкли к этому и ходили за покупками - да и просто на прогулку - только на реку.

Вокруг царило веселье. Холода дали повод к праздникам. Такой погоды никогда не было и, в этом никто не сомневался, больше никогда не случится. Лед был тверд, как камень: от Вестминстера к Темплю даже пустили кареты, а иногда на льду разводили костер.

Некоторые пуритане - а их было множество - объявили, что так холодно и будет, пока все мы, за исключением самых праведных, не замерзнем до смерти. Бог уже насылал чуму и великий огонь, и это еще одно его предупреждение.

Вокруг бродили угрюмые перевозчики: холода лишили их ремесла. Многие из них поставили свои лавки и превратились в торговцев.

- Что хорошо одним - плохо другим, - последовал философский ответ со стороны моего отца.

Мать, Кристабель и я часто наведывались на Темзу за покупками. Торговцы были веселы и бодры, но нам приходилось быть очень осторожными во время этих прогулок по льду. Все ждали оттепели, но лед был крепок, и морозная погода держалась уже так долго, что вряд ли все быстро бы растаяло, даже если бы неожиданно потеплело.

Там, на льду, мы и познакомились с Томасом Уиллерби, полноватым мужчиной средних лет. Он стоял у одного из прилавков и пил горячее вино. На льду Темзы многие торговали спиртными напитками, ибо в такую погоду на них был большой спрос.

Так получилось, что, когда мы проходили мимо, Кристабель поскользнулась и толкнула Томаса Уиллерби. Вино выплеснулось ему в лицо, и его красные струйки полились вниз по изысканному плащу.

Кристабель была в ужасе.

- Мой дорогой сэр, - воскликнула она, - мне так жаль! О ,Боже! Это я виновата! Ваш плащ испорчен!

Когда я взглянула на него, оказалось, что этот Томас Уиллерби обладает весьма приятной наружностью.

- Моя милая, - сказал он, - не переживайте! Вы ни в чем не виноваты: это все лед!