Источник - Ламли Брайан. Страница 25
Так говорить с ним мог только один человек. Он обращался к нему впервые. Времени для вопросов и возгласов изумления не было. И тогда... Гарри сбросил оковы младенческого тела, вновь обретя свободу — свободу отправиться в своем бестелесном облике в убежище бесконечности Мёбиуса. Он мог уйти, уйти мгновенно, оставив сына перед лицом опасности. Он мог... но не смог!
Челюсти Бодеску разверзлись, как огромная яма, и из-за рядов сверкающих, острых, как кинжалы, зубов появился раздвоенный змеиный язык.
— уходи ! — вновь сказал Гарри, на этот раз более настойчиво.
— Ты мой сын! — воскликнул Гарри-старший. — Черт возьми, я не могу вот так уйти! Я не могу оставить тебя этому существу!
— Оставить меня ему? — похоже, младенец не очень понял, о чем идет речь, но потом, поразмыслив, он сказал:
— Неужели ты думаешь, что я собираюсь оставаться здесь?
Мерзкие лапы чудовища уже тянулись к колыбели. Маленький Гарри видел в глазах монстра жажду крови. Он повертел туда-сюда своей головкой в поисках двери Мёбиуса. Дверь находилась совсем рядом с его подушкой. Найти ее было несложно — это было заложено в его генах. Она Все время находилась рядом. Он полностью контролировал свое сознание, хотя в меньшей степени мог контролировать тело. Но и того, что он мог, было вполне достаточно. Напрягав непривычные к усилиям мышцы, он поднялся в колыбельке, свернулся в клубок и вкатился в дверь Мёбиуса. Лапы и челюсти Вамфира встретили лишь воздух!
После этого судьба Юлиана Бодеску была предрешена. Это не Гарри-старший вызвал мертвецов из могил местного кладбища, это сделал его сын. Мертвецы любили этого ребенка. Он беседовал с ними — беседовал, еще находясь во чреве матери! Они любили его и доверяли ему так же, как и его отцу. И если Гарри-младший оказался в беде, им нужно было всего лишь напрячь конечности, окостеневшие в объятиях смерти, усилием воли надеть на себя псевдоплоть, заменяющую ту, что давным-давно была изъедена червями.
Именно они схватили Вамфира, утащили его в глубины своих могил, оторвали его пронзительно верещащую голову от тела и сожгли останки в пепел. А Гарри-старший, который перестал быть узником тела младенца и превратился в хозяина бесконечности Мёбиуса, наблюдал за происходящим и давал указания, когда это было необходимо.
Позже Гарри узнал, что его сын не только спас жизнь отца, но и отвел опасность от матери, которая лежала в бессознательном состоянии. Ребенок использовал метафизику Мёбиуса для того, чтобы перенестись вместе с Брендой в безопасное место, а точнее, в наиболее безопасное из всех мест, которые можно себе представить — в штаб-квартиру отдела экстрасенсорики в Лондоне. Гарри же должен был сам решать свою судьбу, и он поселился в бренной оболочке Алека Кайла. Он сделал это, заодно уничтожив новую любимую игрушку КГБ — советский отдел экстрасенсорики в Бронницах.
После этого следовало бы отдохнуть, сделать паузу, прийти в себя, восстановить нормальную жизнь. Однако работники отдела, празднуя тройной успех — уничтожение Юлиана Бодеску, устранение источника, постоянно поставлявшего вампиров и находившегося в одной из европейских стран, и разрушение центра, где КГБ заставило работать на себя экстрасенсов — не совсем понимали, что именно пришлось пережить Гарри и его семье. Теперь, когда дело было сделано, они хотели все занести на карточки и схемы, записать, изучить и осознать. А единственным человеком, способным сделать это, был Гарри. В течение месяца он делал все, о чем его просили, и даже всерьез рассматривал предложение стать директором отдела. Однако именно в это время он вдруг заметил, что с Брендой творится что-то неладное. Как сказала его мать, глупо было удивляться случившемуся — действительно, следовало ожидать и предвидеть, что у Бренды случится срыв.
, В конце концов, она совсем недавно стала матерью и не успела оправиться от беременности, прошедшей с осложнениями, и тяжелых родов. Был момент, когда врачи считали, что ее не удастся спасти. Если добавить к этому тот факт, что она знала о способностях мужа (о том, что он был некроскопом) и непрерывно мысленно молилась за него, а также если добавить к этому тот факт, что ее новорожденный младенец, как оказалось, обладал теми же, если не более могущественными способностями — такими, что даже среди экстрасенсов отдела он был явным исключением; если же добавить еще тот факт, что Гарри ныне был в полном смысле слова другим человеком — человеком, который нес в своем сознании все прошлое, все воспоминания и привычки Гарри, но пребывал в теле иного человека; и, наконец, если вспомнить, какой чудовищный ужас она пережила в ту самую ночь, встретившись лицом к лицу с этим монстром Юлианом Бодеску, чья внешность превосходила самые ужасные кошмары...
В общем, трудно удивляться, что под таким чудовищным давлением мозг бедняжки сдал! В довершение всего, она не любила Лондон, но не могла вернуться и в Хартлпул — в ее старой квартире на нее непременно обрушились бы жуткие воспоминания. Итак, по мере того, как ее психологическая связь с реальным миром истончалась, а визиты ее к врачам и психиатрам учащались, в одно прекрасное утро она и младенец...
— Они пропали! — громко воскликнул Гарри. — Их здесь не было. Их не было нигде, где я смог организовать поиски. А больше всего мне обидно то, что не осталось никаких предупреждений или хотя бы намеков. Он просто собрался и забрал ее... куда-то. И вы знаете, он ни разу не поговорил со мной! После того первого случая, когда Юлиан Бодеску едва не прикончил нас, он ни разу не обратился ко мне! Он мог бы сделать это: он посматривал на меня так, как обычно посматривают младенцы, и я чувствовал, что он способен заговорить со мной. Но он так и не сделал этого, — Гарри вздохнул и пожал плечами. — Так что, возможно, во всем случившемся он винит меня. Может статься, они оба винят меня. И кто может сказать, что они не правы в этом? Если бы я не вел себя таким образом...
— Да? — Мать его вновь рассердилась. Ей не нравились нотки самообвинения, начинавшие звучать в голосе Гарри. Где же была вся эта тихая сила, которой он, оказывается, умел пользоваться? — Если бы тебя там не оказалось? А если бы Борис Драгошани продолжал жить в России? А если бы Юлиан Бодеску продолжал творить Бог знает какое зло по всей Земле? Все эти мириады мертвых, отверженных, забытых, потерянных, в вечном одиночестве переживающих свои мысли мертвецов. Но ты изменил все это, Гарри, и пути назад нет. Ха! Если бы ты не был тем, кто ты есть на самом деле.
Он покивал, считая, что она, разумеется, права, а потом поднял плоский камешек и бросил его в воду так, что тот запрыгал по поверхности.
— Тем не менее, — сказал он со слегка изменившимся выражением липа, — мне бы хотелось знать, куда они подевались. Я хочу быть уверен в том, что с ними все в порядке. Ты, мама, уверена в том, что ничего не слышала?
— От мертвых? Здесь нет таких, кто не хотел бы тебе помочь. Поверь мне, если бы Бренда и маленький Гарри были... с нами, ты бы первым узнал об этом. Где бы они ни находились, они живы, сынок. В этом ты можешь полагаться на мои уверения.
Он нахмурился и устало потер лоб.
— Ты знаешь, мама, я ничего не понимаю. Если кто-то и способен их найти, то это только я. А мне не удалось обнаружить даже и следа! Когда они исчезли, я поднял на ноги людей из отдела. И они не смогли найти их. Пара экстрасенсов даже осторожно пыталась предложить мне идею, как ты понимаешь, конечно, с соблюдением правил приличия, что Бренда и малыш мертвы. К тому времени, как я передал работу Дарси Кларку, то есть спустя шесть месяцев, все, казалось, были уверены в том, что они умерли.
— Теперь в отделе есть люди, которые способны найти кого угодно и где угодно — определители улавливают психические эманации на другом конце света, но и они не смогли найти моего сына. А способности маленького Гарри были гораздо, гораздо сильнее, чем мои. Ну, твой народ (он имел в виду Великое Большинство бесчисленных мертвых людей) заявляет, что те люди живы, что они должны быть живы, поскольку они не числятся среди мертвых. И я знаю, что никто из вас никогда не солгал мне. Так что я думаю: если они не умерли, если они не находятся здесь, где я могу найти их — так где, черт побери, они находятся ? Вот что разъедает меня изнутри.