Из глубины - Ламли Брайан. Страница 34

— Еще одной формы? — повторил я его слова, переспрашивая.

— Да, если быть более точным, одного Шоггота, который снится в мучительных ночных кошмарах некоторым особенно чувствительным людям в верхнем мире. Здесь он выполняет определенное назначение, необходимую функцию — и не в состоянии угрожать нашему существованию. В пустоте, где мы содержим его, нет возможности для... обучения! Он уже достиг пика своего развития.

— Где же находится это существо? — спросил я. — Не разрешат ли мне... увидеть его?

Человекоящер серьезно посмотрел на меня, прежде чем ответить:

— Если ты будешь выполнять мои распоряжения, у тебя никогда не будет причин видеть его, это я тебе обещаю. Я молюсь, чтобы ты никогда его не увидел, ибо это будет последнее, что ты увидишь в твоей жизни...

После этого разговора пять ночей, как я буду называть мои периоды сна во сне, меня мучили повторяющиеся кошмары, в которых непременно фигурировали Шогготы. Переливающаяся чернота, ожившие эксперименты чуждых безымянных сверх-существ, вязкая липкая масса бурлящих клеток, с бульканьем растекающаяся по подземным туннелям, точно мыслящая слизь по гигантским носовым пазухам земли.

В самых худших из этих кошмаров я видел себя в огромной яме с двадцатифутовой статуей водяной ящерицы-бога. Дно ямы было усеяно костями, многие из которых покрывала зловонная черная слизь. Я откуда-то знал, что эта слизь — след Шоггота. Даже когда я с воплями отчаянно пытался выбраться из этой омерзительной ямы, до меня доносился рокот, предвещавший появление чего-то. Это что-то распространяло столь чудовищный и зловещий запах, что меня начинало выворачивать наизнанку. В яму откуда-то сверху вело зазубренное отверстие, и именно из него исходил смрад, становясь все сильнее. Я знал, что именно из этого отверстия ко мне должен ворваться ужас во всей своей чудовищной нереальности...

Как же хорошо было после таких сновидений «проснуться» и обнаружить, что я все еще нахожусь в надежной и уютной пещере. Но вскоре эти ужасные кошмары прекратились, и в конце концов пришло время, когда, несмотря на все посещения Бокруга, на все мои размышления и «объяснения», мне смертельно надоела и сама пещера, и ее обстановка. Пещера стала моей тюрьмой, клеткой, созданной моим больным воображением! И все же, если я сам создал эти застенки, почему же тогда мне не удавалось с такой же легкостью их разрушить?

Именно так и начались мои блуждания в подземном мире, которые вскоре превратились в регулярные вылазки, так что через каждые три или четыре «ночи» меня начинало тянуть выбраться из пещеры и забраться еще немного дальше в неизвестные туннели.

Сначала я беспокоился о том, что может произойти, если мои приятели-светлячки когда-нибудь покинут меня, но через некоторое время, когда я увидел, как преданно светящееся облако держится вокруг моей головы, мои страхи рассеялись. Тогда мои прогулки стали более дальними, и я даже начал, несмотря на предостережение Бокруга, исследовать те галереи, в которые он велел мне никогда не заглядывать.

Позже я мог лишь решить, что «предостережение» Бокруга было моим подсознательным нежеланием позволять себе дальше углубляться в те закоулки моего рассудка, где аберрация особенно сильна. Разумеется, в этом мире моих видений имелись гораздо более пугающие места, чем моя сравнительно уютная пещерка. А вот насколько пугающи они, мне еще только предстояло узнать...

Глава 12

Певцы странных песен. Шестая фаза видения

История болезни Кроу.

Из записей доктора Юджина Т. Таппона

С самого начала и на всем протяжении моих «приключений под землей» время от времени до меня доносились, иногда довольно отчетливо, странные песнопения. В более ранние «дни» моего заточения я провел достаточно времени, размышляя о настоящем источнике этих звуков. Я, разумеется, знал, что они не исходят, как утверждал архетип моего Бокруга, от достойных почитателей водяных ящериц-богов. Ведь Бокруг и ему подобные существовали лишь в моих хаотических видениях. Звуки же были воображаемыми, как и все остальное. Вряд ли они сулили мне что-то хорошее. Но они давали мне интересную пищу для размышлений и догадок.

Их берущие за душу странные песни пробуждали меня от пугливых сновидений, а иногда вырывали из цепких лап ипохондрии, покидавшей меня, как только я слышал начало новой фазы этих пульсаций...

С течением времени я понял: чем бы ни были эти звуки, они никогда не предвещали никакого изменения окружающей меня обстановки. Вначале я боялся, что они — предвестники более ужасных вещей или дальнейшей психической дегенерации. Позже меня охватило настоятельное желание как-то рационально объяснить или, по меньшей мере, попробовать найти какую-то научную, пусть и неверную, причину их происхождения.

На самом деле, я «рационально объяснил» уже множество вещей — Бокруг виделся мне архетипом по К. Г. Юнгу, потом доктором. Его присутствие в этом видении, очевидно, стало результатом моего глубокого интереса к статуэтке из Радкара. Возбуждающие «грибы» представляли собой попытку подсознательного "я" оправдать мое состояние, и так далее и тому подобное! Но эти звуки казались чем-то иным.

Может, мой разум начал искать любые обрывки информации о подземельях, выуживая их из всего того, что я читал давным-давно и давным-давно считал забытым. Для того, чтобы сделать мое видение более завершенным, подсознание вставляло эти обрывки и кусочки в основную галлюцинацию.

Такая теория отлично работала в отношении определенных вещей, о которых я помнил. Например, эти звуки...

Да, я читал о том, что какие-то странные звуки и отголоски временами доносятся до поверхности из подземных глубин. Шахтеры северо-восточных угольных шахт Англии, а возможно, и в других краях тоже, действуют согласно предполагаемым указаниям о состоянии их забоев, приходящих к ним в виде подземных раскатов и стонов, а иногда даже ударов и свиста. Некоторые шумы считаются особенно дурными предзнаменованиями, и шахтеры нередко отказываются работать в забое, который «звучит». В древние времена люди часто прибегали к советам пещерных оракулов. Обычно их волю до людей доносили сивиллы, а Куманская сивилла больше других славилась точностью предсказаний, которые делала, находясь в состоянии транса, а потом толкуя «шумы», доносившиеся со дна ее пещеры. По всему Старому свету существовали и другие оракульские источники — гроты и ямы. А в Марокко и до сих пор сохранились пещеры, куда люди приходят спать в надежде, что увидят вещий сон, предсказывающий их будущее, сон, который, как полагают, посылают вещие духи. На самом деле, в Марокко даже есть легенда, рассказывающая об одной особенно активной пещере, где, как говорят, когда-то давно одна брачная процессия укрылась от бури. Члены этой процессии обратились в камень, но и в наши дни люди клянутся, что до сих пор слышат песни, разговоры и веселый шум давно сгинувшей свиты.

Норберт Кастерет — величайший из спелеологов — писал о некоем феномене «Волшебной флейты». Он слышал под землей странную музыку и объяснил эту загадку тем, что это звенят капли воды, падающие с высоты в полые, как флейты, туннели и трубы, проделанные в земле этими же самыми каплями!

Учитывая все эти разрозненные факты и обрывки сведений, кишащие в моем воспаленном сознании, так ли уж странно было то, что, после того, как я «приснился» себе в подземелье, я вообразил, что слышу эти странно волнующие «песнопения»?

Нет, не так уж это и странно. На самом деле, в моем состоянии это вполне приемлемо — при условии, что мой рассудок не зайдет в своих фантазиях слишком далеко! Но, положим, мне придется вообразить себе Тхуун'а «во плоти», что тогда? Я содрогался при мысли о том, что мне, возможно, придется очутиться лицом к лицу с существами, подобными тем, что описаны в «Кирпичных цилиндрах Кадаферона». Ведь певцы тех песен, что я слышал, должны были быть очень странными певцами...