Из глубины - Ламли Брайан. Страница 57

Или все мои предыдущие умозаключения неверны? Может, история Сары Бишоп — правда, а ее друзья и товарищи в клубе на берегу вовсе не пациенты, а... инопланетяне, что ли? Тот факт, что я лежал и пытался найти рациональные объяснения происходящему, являлся достаточным доказательством моей собственной нормальности. Но, с другой стороны, если я нормален, как тогда объяснить живую и разумную кучу ила, которую я видел на пляже? Вот уж в существование чего я поверить никак не мог!

Затем, прерывая мои спутанные размышления, где-то совсем рядом раздался негромкий механический звук, как будто чихнул, заводясь, а потом размеренно заревел двигатель, приводя в движение насосы. Через несколько секунд я услышал журчание воды и почувствовал слабую вибрацию, дошедшую до меня по поверхности, на которой я лежал. Прежде чем я смог понять значение этих новых звуков или вернутся к прежним мыслям, прямо надо мной в темноте зажегся свет, на миг ослепив меня.

Я сразу же зажмурился, отвернулся и глядел через прикрытые веки, пока мои глаза не привыкли к свету.

Еще через некоторое время я смог разглядеть, что нахожусь в... в чем-то вроде цистерны?

Это была цистерна! Помещение без окон, внутренняя поверхность которого сияла тусклым металлическим блеском. По стенам бежали дорожки круглых выпуклых заклепок и толстых сварных швов в тех местах, где панели соединялись друг с другом. Если не обращать внимания на кубическую форму, эта камера вполне могла бы оказаться внутренностью громадного корабельного парового котла. По крайней мере, для человеческого обитания она явно не предназначалась.

Я увидел в дальней стене входную трубу по меньшей мере девяти футов в диаметре, из которой прямо у меня на глазах в цистерну потекла тонкая струйка воды. Струя быстро увеличивалась, и вскоре из большой трубы хлестал настоящий поток. Затем, повернув голову еще дальше и вытянув шею, чтобы взглянуть на металлический пол, я увидел, что вода заполняет часть помещения. Оказалось, что пол — наклонный, и вода стояла всего в четырех или пяти футах ниже тоже места, где стояла моя кровать или платформа. Хотя цель всей этой затеи, разумеется, осталась мне не ясной, казалось не слишком вероятным, чтобы в намерения моих тюремщиков входило утопить меня. Это можно было сделать раньше и проще.

Повернув голову в другую сторону и стараясь, чтобы свет единственной лампочки без абажура, свисавшей с «потолка», не попадал мне в глаза, я различил в ближней стене овальную металлическую дверь, схожую с дверью между отсеками океанских судов. Кроме того, с моей стороны этой двери не было предусмотрено никаких открывающих механизмов. Рядом с кроватью стоял деревянный стул, а в дальнем углу я обнаружил складной туалет вроде тех, что используют в автофургонах. За исключением этих скудных предметов мебели, цистерна оказалась совершенно пустой и голой. Потолок находился примерно в девяти футах от пола (в нижней части комнаты — в тринадцати), а стены достигали приблизительно пятнадцати футов в длину.

Узнав про цистерну все, что смог, я переключился на свои путы — предпринял еще одну попытку разорвать их, когда раздался резкий скрежет, заставивший меня снова впиться взглядом в овальную дверь. Скрежет прекратился, за ним последовал металлический лязг, после чего дверь начала открываться. Хорошо смазанные петли не скрипнули, когда тяжелая дверь распахнулась и на пороге показался... Сарджент!

С поразительным проворством он шагнул через приподнятый порожек в «цистерну». В правой руке он нес тяжелый фонарь. Прежде чем приблизиться ко мне, Сарджент его выключил. Свет лампы заставил его щуриться. Где бы я ни оказался, снаружи, должно быть, темно. Сарджент подошел поближе, кивнул и удостоил меня своей ничего не выражающей улыбки. Потом бессмысленная гримаса сползла с его лица, и он начал осматривать мои путы, проверяя, надежно ли я связан.

Пока он занимался своим делом, я воспользовался возможностью рассмотреть его поближе, особенно лицо — главным образом — глаза и огромные грубые руки. Что именно я искал, я и сам не мог бы объяснить. Я знал лишь, что где-то в глубине души зародыш опасения разросся, превратился в отвращение и болезненный страх перед определенным типом людей.

Облик Сарджента подходил под определение этого типа, по крайней мере, отчасти, поскольку часть его черт казалась не вполне... завершенной. Так было и у Семпла, но опять-таки в незаконченном виде. В моем мозгу мелькнуло воспоминание о парковке на вершинах утесов над клубом, об американской машине, которая выезжала со стоянки, когда мы с Семплом подъехали. Я вспомнил неуклюжих, мрачных людей с белыми лицами. Их круглые глаза уставились на меня в тот миг, когда их машина тронулась с места. Только теперь я понял, что же в их облике так беспокоило меня.

Этот облик оказался характерным для всех них. Вот что у них было общего. Теми же чертами обладало и чудовищное создание, похитившее меня с корабля! Хотя тогда я еще не мог этого знать, подобный тип людей известен как «иннсмутский вид». Это — клеймо древнего Зла, которое...

Но я забегаю вперед...

Явно довольный тем, что я крепко и надежно связан, Сарджент улыбнулся мне своей дурацкой улыбкой и объявил:

— Доктор уже идет, мистер Воллистер. Не надо волноваться. Вы — один из тех, кому повезло.

До этого я хранил молчание, глядя на своего тюремщика с каменным выражением лица, не желая выказывать признаков страха. Его слова, хотя и нелепые, прорвали плотину молчания, и я рявкнул:

— Доктор? Мне не нужен доктор, Сарджент. Я не пациент — я узник! «Не надо волноваться», — ну надо же! Я — «один из тех, кому повезло», верно? Вы еще узнаете, что такое везение и невезение! Да вы глазом моргнуть не успеете, как здесь будет полиция...

— Полиция? — перебил он меня, и его мерзкая улыбка на миг померкла. — Никакой полиции, мистер Воллистер. Вы среди друзей.

— Друзей? — взорвался я, стиснув зубы, потому что ремни больно врезались мне в тело. — Вы сказали, «друзей», Сарджент? Да кто вы такие? Кучка чокнутых, или еще хуже... Зачем вам понадобилось связывать меня и запирать в этой чертовой... цистерне? «Мои друзья», вот как? Как только я выберусь из этого места, я...

— Нет, — снова перебил он меня, медленно покачав косматой головой из стороны в сторону. — Нет, вы не выберетесь отсюда, мистер Воллистер. Еще долго не выберетесь. Очень скоро вы сами не захотите уходить. Помните: вы среди друзей.

Я пристально посмотрел на него, пытаясь угадать, что он имел в виду, но его лицо совершенно ничего не выражало. Нет, на его лице все же читалось какое-то выражение, но я не вполне его понял. Оно походило на... зависть? Но как кто-то мог завидовать мне в моем теперешнем положении? Я мог бы спросить его, или, по меньшей мере, попытаться поговорить с ним, но как раз тогда, когда я начал обдумывать, как к этому приступить, за металлической дверью послышались шаги. Еще через миг темноту снаружи прорезал блуждающий луч фонаря, вслед за которым в проеме двери появился человек в темном одеянии. Он осторожно заглянул в цистерну перед тем, как войти. Приземистый мужчина фигурой напоминал лягушку, однако его голова, лицо и руки выглядели нормально, или, по крайней мере, сравнительно нормально. В одной руке он держал саквояж — докторский саквояж, а его манеры бесспорно выдавали в нем профессионального медика.

— А, мистер Воллистер, — протянул он. — Вот мы и встретились снова, и гораздо раньше, чем оба предполагали, да? — Он засмеялся совершенно нормальным смехом и потянулся проверить пульс на моем запястье. Я инстинктивно попытался отодвинуться от него. Он остановился, поджал губы и поцокал языком. — Нервишки пошаливают, мистер Воллистер?

Я больше не мог этого выносить.

— Слушайте! — почти прокричал я. — Что здесь происходит? Скажите мне, бога ради, в чем дело? Вы кажетесь вполне нормальным, чего ни о ком другом здесь я сказать не могу. Почему мы не можем просто нормально поговорить?

Доктор выпустил мою руку: