Гений - Слаповский Алексей Иванович. Страница 76

– Пустите Сашу Морозова, вон он стоит, Саша, ты чего молчишь, скажи им! Александр Морозов, у него и паспорт при себе, Саша, у тебя паспорт при себе? Саша, ты меня слышишь? Вот я, смотри сюда! Рукой махаю, видишь? Не туда смотришь, вот я!

И другие что-то кричали, все смешивалось в неразборчивый гам, солдаты же стояли с неодушевленными лицами, обозначая этим, что от них зависит не больше, чем от пограничных столбов.

Их командиры стояли отдельно, у шлагбаумов, спинами к своим толпам, лицами друг к другу. Они были близко, могли бы говорить друг с другом, но не говорили.

Аркадий до этого не видел их, солдаты тоже были все незнакомы. Откуда взялись, интересно, ведь кто-то дал команду?

Он подошел к офицеру, хотел представиться, достал служебное удостоверение, но тот упредил:

– Приказ – не пускать никого. Ни по каким пропускам и удостоверениям.

– Что, совсем не пускать? На какой срок?

– Не знаем.

Аркадий отошел. Что ж, придется пробираться нелегально, через заросшие бурьяном строения кирпичного комбината. Дальний, но самый надежный путь, известный всем. Там пограничников обычно не бывает, потому что до сих пор не решили, где именно проходит граница: на украинских подробных картах, включая интернетные, комбинат полностью находится на территории Украины, на российских – принадлежит России.

Сделав крюк, обогнув карьер, Аркадий вышел к комбинату, петлял меж его строениями, наполовину обрушенными, – тут была натоптанная тропа среди полыни и чертополоха. Благополучно миновал комбинат, приближался уже к первым домам окраины, и тут из-за трансформаторной будки вышли двое в украинской пограничной форме. Аркадий слегка испугался, но тут же успокоился – свои, знакомые, Коля и Леча, он не раз с ними беседовал вполне дружески, а однажды, возвращаясь с дня рождения приятеля, угостил их отличной самогонкой, которую на дорожку вручила ему заботливая жена именинника.

– Привет, – сказал им Аркадий.

– Привет, – отозвался Леча. – Несешь мне, да?

– Что?

– Забыл? Маслоприемник ты мне обещал для машины.

Леча забыл, что на самом деле маслоприемник ему обещал Торопкий. Но ведь легко спутать – и тот журналист, и этот журналист.

– Леча, дорогой, я ничего тебе не обещал. Какой приемник, ты о чем?

– Начинается! Коля, ты помнишь?

Коля ответил не сразу. У него было плохое настроение: кто-то доложил о ночной стрельбе по банкам, начальство объявило им устный выговор, к тому же на ключевые маршруты в поселке назначили новоприбывших пограничников, а его с напарником отправили шарить по окраинам, вылавливать перебежчиков. Коля не мальчик на побегушках, он контрактник, его обидело, что, вместо охраны важных рубежей, заставили бродить по пустырям. Правда, при виде Аркадия возникла мысль о возможности привести лазутчика и этим заслужить достойное к себе отношение. Поэтому, если до этого Коля хмурился от обиды, то теперь – в силу служебной строгости, выражение лица при этом не изменилось.

– Мы тут не для маслоприемников, Леча, – сказал он. – Налицо факт пересечения границы.

– Это само собой. – Леча сразу понял и скомандовал Аркадию: – Вы задержаны, пройдемте!

– Послушайте, ребята, я к вам сам потом приду, а сейчас срочное дело, человека нужно выручить!

– Вот и объяснишь там, – Коля кивнул в сторону поселка, – кого и зачем ты собирался выручить.

– Ходят, как у себя дома, обнаглели! – сказал Леча с гражданским возмущением. И, не удержавшись, добавил от себя лично: – Да еще не помнят, что обещали!

И они повели Аркадия.

В это время к поселку приближалась колонна военных автомобилей.

Это была уже вторая колонна, первая, небольшая, из нескольких машин, поджидала ее. Возле своего «хаммера» прохаживался Колодяжный, говоря по телефону. Вернее, слушая. Внушительный голос объяснял, что все нужно сделать мирно, но наглядно. Арестовать предателей из отдела милиции, остальных пока не трогать. Выяснить, насколько серьезны слухи о сепаратистских настроениях. В ближайшее время подтянутся армейские соединения и силы нацгвардии, надо согласовать с ними действия, но в Грежин войти пока малыми силами.

– Вы же понимаете специфику? – объяснял голос. – Грежин, на нашу беду, и украинский, и российский. И та сторона тут же затрубит: в Грежин ввели войска, а в какой, паразиты, уточнять не будут!

Колодяжный отвечал коротко:

– Да, конечно. Естественно. Само собой.

Ему скучно было слушать то, что он и так понимал.

А неподалеку нетерпеливо переминался Билл Конопленко, журналист, укроамериканец. Он присоединился к колонне еще в Сычанске, сказав, что его присутствие согласовано на высоком уровне. Если есть сомнения, можно позвонить и проверить. Колодяжный поручил сделать это Лещуку, тот начал названивать и выяснил: да, Конопленко разрешено присутствовать, но не помешает контроль – чтобы информация журналиста была объективной.

Дождавшись, когда Колодяжный закончит разговор, Билл тут же подошел к нему с диктофоном в руке.

– Час назад мы слышали взрыв снаряда и выстрелы автомата, что это было?

– Уберите эту гадость, – отвернулся Колодяжный.

Конопленко сунул диктофон в карман и зашел с другой стороны. Повторил вопрос:

– Что мы слышали за взрыв снаряда и выстрелы автомата?

– Это был взрыв снаряда и выстрелы автомата, – ответил Колодяжный.

– Но они были со стороны Грежина или с посторонней стороны?

– Источник неизвестен.

– Готовы ли вы к тому, что в Грежине может быть создана линия обороны?

– Мы ко всему готовы.

– Ваши действия в случае действительного осуществления этого факта?

– По обстоятельствам.

– Думаете ли вы, что это дает о себе свидетельство третьей силы, то есть третьяков?

– Я думаю о том, что вижу своими глазами. И о том, что знаю. Чего я не вижу и не знаю, я об этом не думаю. Я не астролог.

– Но предположения?

– Никаких предположений.

– Хорошо, спасибо.

– Пожалуйста.

Глава 26

Не той товариш, хто медом маже, а той, хто правду каже

[44]

Редакция газеты «Шлях» размещалась в том же здании, где была резиденция Марины Макаровны Головы. И там же, на трех этажах неказистого кирпичного дома, построенного в семидесятые годы прошлого столетия, гнездились все отделы и подразделения районной администрации. Торопкий зашел в помещение редакции, состоящее из двух комнат, увидел, что сотрудники уже на месте – маленькая шустрая Варя Гейко и увалень Михалыч, рыхлый, сиплый и вечно над чем-то посмеивающийся, – поздоровался с ними и отправился к Марине Макаровне, чтобы согласовать статью, которую мысленно уже написал. Конечно, он свободный человек и журналист, но теперь пора общих дел, а общие дела требуют единства.

У Марины Макаровны сидел Чернопищук, с которым она всегда советовалась по самым важным вопросам, хотя формально он занимал не самое высокое место в ее окружении. Они обсуждали новость: появление вблизи Грежина войск. Откуда эта новость прилетела, неизвестно, но все в администрации уже об этом знали. В кабинет деликатно заглянула помощница Христя (Марина никогда не называла ее секретаршей), сказала, что пришел Торопкий.

– Пусть заходит.

Алексей сразу же начал излагать свои мысли.

– Я вот что, Марина Макаровна, давайте наконец переименуем газету! «Шлях свободи», например!

– Почему свободи? Свободы?

– Точно заметили! Хватит, в самом деле, изображать украинскую принадлежность, когда ее нет! И не шлях, а путь. Тогда – «Путь свободы».

– Ну, пусть, – сказала Марина Макаровна, давним опытом знавшая, что от названия газеты ничего не зависит, как, впрочем, и вообще от районной печати, всегда существовавшей больше для форса, чем для дела.

– И я хотел бы посоветоваться. У меня тезисы передовой статьи, но, если вы что-то добавите и внесете, у нас получится что-то вроде манифеста нового Грежина, независимого и…