С любовью, сволочь (СИ) - Жилло Анна. Страница 26

Я не знала, хочу ли этого. Или боюсь?

Вечером, когда ложилась спать, думала о нем. Он нравился мне — и не нравился одновременно. Тянуло к нему — и отталкивало. Пыталась представить себя с ним, но так же, как дура Скарлетт в начале книги, не могла вообразить чего-то серьезнее поцелуя.

«Проведешь со мной ночь», — сказал он. Прозвучало как-то… то ли смешно, то ли глупо. Старомодно, что ли? Ну ясно, что не кроссворды разгадывать и не в карты играть до утра. От одной мысли об этом внутри вспыхивало, а пальцы начинали мелко дрожать.

Интересно, а что у него было с Криськой? Целовались? Или, может… даже больше?

Когда я думала об этом, полыхать начинало уже совсем по-другому. От злости. От ревности.

Она со мной не разговаривала, а смотрела так, словно мысленно желала сдохнуть самой страшной смертью. От нее просто перло черной ненавистью. И это Криська — милая маленькая Криська, похожая на котенка⁈ Та, с которой мы дружили одиннадцать лет, делились конфетами и секретами. Думали, что будем дружить всегда. А когда вырастем и выйдем замуж, тогда уже семьями. И дети наши будут дружить. А теперь мне становилось страшно, если случайно ловила ее взгляд.

Я ждала последнего звонка, ждала выпускного, хотя уже и не вычеркивала на календаре дни. Пусть все поскорее закончится. Все равно ведь ничего между нами не будет. И… хорошо, что не будет. Потому что он — не для меня. Он — понтовый мажор, которому с рождения пироги сыпались в открытый рот, а мне всего придется добиваться самой. Не будем больше видеться, и все само собой пройдет. С глаз долой — из сердца вон. Начнется новая жизнь, в институте или в колледже, неважно. Я просто его забуду. Может, и не сразу, но забуду. Встречу кого-то еще, полюблю. Выйду замуж. Рожу ребенка… наверно.

Но каждый раз утром, когда подходила к школе, сердце начинало частить. И еще сильнее, когда в классе натыкалась на его мрачный взгляд.

Если бы он подошел ко мне…

Но он не подошел.

А потом внезапно наступило двадцать четвертое мая. Последний звонок…

Сева

Я так и не смог к ней подойти. Хотя каждый вечер говорил себе: завтра… А потом приходил в школу, смотрел на нее — и все заготовленные слова вылетали из головы. Почему-то казалось, что она непременно пошлет меня самым дальним эротическим маршрутом. Причем так, чтобы все слышали.

Я словно вернулся в десятый класс, когда отчаянно хотел всех девчонок сразу и так же отчаянно их боялся. Но теперь это была одна девчонка. Одна-единственная. И поэтому стало еще страшнее. Как будто всю свою решительность я исчерпал, когда сказал ей на ухо, чего хочу, если выиграю спор.

Если бы она… что? Улыбнулась? Или хотя бы посмотрела так, как в тот день. В свой день рождения, когда мы пришли с цветами. Если бы…

Ты трус, говорил я себе, паршивый трус. Соглашался и жалко оправдывался, что все равно в этом нет никакого смысла. Экзамены, выпускной — и наши дорожки разойдутся. Зачем тащить школьные щенячьи увлечения во взрослую жизнь? Там все будет по-другому.

Май пролетел как один день — теплый, солнечный, с тихими дождями по ночам и одуряющим запахом мокрой молодой листвы. Мать снова уехала, но обещала прилететь на денек — на последний звонок. После школы я шел в тренажерку, потом до ночи сидел за учебниками. Даже в «Гашу» перестал заглядывать, тем более Виктюх совсем пропал с радаров. Плотникова в школе ходила какая-то придурелая, видимо, там случилась скоропостижная любовь. Оставалось только тихо завидовать.

Криську развернуло на сто восемьдесят градусов. Если раньше она везде таскалась за мной и полировала влюбленным взглядом, то теперь, наоборот, обходила за километр. А если и смотрела, то так, что становилось жутко. Напоминало маньячек из триллеров. Над ней откровенно ржали, кто в глаза, кто за спиной. Надо мной тоже, но не так явно. В лицо не рисковали.

Накануне последнего звонка устроили генеральную репетицию. Отвертеться от участия в концерте не удалось. Бабуля-пешница, которая это дело организовывала, оказалась на редкость въедливой. Всех, кто без талантов, загнала в массовку спектакля. Девчонки изображали деревенских баб, а парни — хор мальчиков-зайчиков. Реально, с ушками, как из «Плейбоя». И даже делали вид, что поем.

Первоклашка с колокольчиком, наверно, дочка важных родителей, страшная и упитанная, закатила истерику. Нести ее на плече должен был парень из параллельного, но девчонка заявила, что от него воняет и он ей не нравится.

— Тогда выбирай сама, — разозлилась пешница.

Оглядев всех, маленькая засранка уцепилась за меня:

— Вот этот мальчик мне нравится. Он на Бибера похож.

Если раньше ржал один наш класс, то теперь уже оба.

Да блядь, они что, рехнулись все? Прямо с детсада?

Я проклял все на свете еще на репетиции. Во-первых, она была тяжелой, во-вторых, без конца ерзала. И извозила мне туфлями весь пиджак.

Но окончательно меня подбил танец наших девчонок под «Poker Face» Леди Гаги. Это было классно. Но все опять поглядывали на меня и хихикали. Намек не понял бы только полный дебил. Лидка и Машка танцевали в первом ряду. И с такими покер-фейсами, что хоть из базуки лупи — не прошибешь. У меня бы так не получилось. А вот фейс Криськи, которую, походу, жестко из этого номера слили, был ну совсем не покер. И если раньше я ждал от нее какой-нибудь гадости для себя, то теперь больше испугался за Машку.

На следующий день я шел в школу как первоклассник — с мамой. Хорошо, что не за ручку. Шел и прикидывал, как бы отделаться от нее после всего этого балагана. Типа «ма, мы тут с ребятами…». Потому что твердо решил подойти наконец к Машке.

Все-таки такой повод.

Но с самого начала все пошло не так.

У крыльца стоял отец, да еще и с Андрюхой — моим младшим братом. Вот это был сюрприз! Он не предупреждал, что приедет. Маму аж перекосило, но что она могла сделать? Сразу же надела киношную улыбку, и я подумал: а не пригласила ли тайком парочку фотографов, чтобы слить фотки в какой-нибудь бульварный журнальчик. Ну как же, сын окончил школу!

— Я на денек всего, — объяснил отец, обнимая меня. — В Москве дела, решил завернуть. Последний звонок как-никак! А то ты вечно как сирота.

Мать злобно вспыхнула — это был даже не камень, а здоровенный булыжник в ее огород.

Следующим шагом он спалил Женьку — когда бросился с ней обниматься на глазах у всей публики.

— Эм… Мир, это ж твой предок, да? — дернул меня за пиджак Стас. — А чего он Евгешу лапает?

— Она его племянница, — буркнул я, понимая, что дальнейшая шифровка уже не имеет смысла.

— Племянница? — навострил уши Леха. — То есть, получается, твоя сестра? Двоюродная? Хера себе!

Новость мгновенно облетела всех. Только ленивый не спросил меня, правда ли это и как вообще получилось, что сорокалетняя тетка моя сестра. К тому моменту, когда нас позвали переодеваться, я уже устал отбрехиваться и был рад напялить заячьи уши.

Чтобы родители не свалили сразу же после торжественной части, концерт сделали вначале. Мама сидела в зале с видом великомученицы, а присутствие отца только добавляло ей страданий. Мы отыграли свой дурацкий спектакль, больше годный для детсада, потом пошли всякие другие номера. Я ждал танец девчонок. На репетиции они были в чем-то спортивном, но Лидка сказала, что у них будут «потрясные костюмы».

Когда они вышли, у меня отвисла челюсть. Потрясные? Это было просто сногсшибательно! Пять черных пантер — гибких, вызывающе сексуальных. Резкие, отточенные движения, классно подобранный свет. А выражения на лицах… Свистели и хлопали так, что перекрывали музыку. Когда они закончили и подошли к краю сцены на поклон, Машка посмотрела прямо на меня — из-под покер-фейса. И вот тут-то я понял, что погиб окончательно.

Торжественная часть провалилась в туман. Что-то там балаболили Валитра, учителя и тетки из родительского комитета. Все мы выходили на сцену, на нас надевали ленты выпускников, вручали какие-то грамоты. Потом я протащил через весь зал нахальную первоклашку с колокольчиком. Все ломанулись фотографироваться — с учителями, с родителями, парами и группами. Я крутил головой, высматривая Машку, но ее нигде не было.