Золотое снадобье - Гроув С. И.. Страница 40
– Что вы творите? – хватая вялую руку подруги, закричала Откуда.
Пристрастие как будто очнулась и что-то протестующее забормотала, беспомощно отталкивая стражу. Всадники даже внимания не обратили на ее усилия. Подхватили – и не то повели, не то понесли женщину прочь. Она пыталась отбиваться:
– Куда вы меня? Куда?..
Ее спутница тем временем наседала на клирика:
– Что такое? В чем дело?
Тот ответствовал совершенно спокойно:
– У вашей подруги лапена.
– Да о чем вы? Она всего лишь простужена! А тут еще жара…
– Посмотрим.
– Но куда ее увозят?
– В карантин.
– Но вы не можете просто так забрать ее в карантин! Там же другие будут! В самом деле заразные!..
Клирик кивнул:
– Мы и должны изолировать всех заразных.
Голос Откуды сделался пронзительным:
– Но у нее не может быть никакой лапены!
Несколько мгновений уполномоченный молча смотрел на нее.
– Вы так в этом уверены? Я наблюдал все симптомы. Она испытывает усталость и безразличие к жизни. Ее с трудом удается расшевелить.
– Какое безразличие к жизни? Ее всего лишь изнурила жара!
– У нее все симптомы, причем запущенные, – безапелляционным тоном проговорил клирик.
Золотые клювы уже покидали пристань, один вел лошадей, другой – женщину.
– А вы, значит, вместе с ней путешествовали? Осталось установить, нет ли и у вас признаков болезни…
Откуда, пораженная внезапным молчанием, лишь с ужасом смотрела на клирика. Потом разгладила юбки и выпрямилась во весь рост.
– Что ж, – сказала она. – Задавайте ваши вопросы. Вы сами убедитесь сейчас, что со мной все в высшей степени хорошо.
Святой отец задумчиво сощурил глаза.
– Итак, вы прибыли сегодня с Нового Запада? – вновь завел он предписанную его работой шарманку.
София молча, с широко раскрытыми глазами наблюдала за происходящим. Все случилось так быстро, что ей просто не верилось. Нигилизмийку увели прочь. Теперь ее поместят в карантин. Если там есть настоящие больные лапеной, Пристрастие наверняка заразится. Сердце отчаянно колотилось, внимание уплывало. Она чувствовала странную смесь облегчения, стыда и страха. Облегчения – оттого, что ее-то уж точно не уведут отсюда жуткие люди в золотых масках. Стыд из-за этого облегчения и страх: а вдруг все-таки… Нет! Ни в коем случае! Невозможно!
Клирик наконец кивнул Откуде, видимо удовлетворенный ее ответами.
– Все в порядке, – сказал он. – Вы можете выйти в город.
Женщина кивнула в ответ:
– Благодарю вас.
София видела, насколько глубоко потрясена была нигилизмийка. Не прибавив больше ни слова, женщина подобрала обе сумки, свою и подруги, и побрела в сторону арки.
Уполномоченный по заразе наконец обратил бесстрастный взор на Софию. Писец приготовился зафиксировать ее ответы.
– Вы прибыли сегодня с Нового Запада? – прозвучал первый вопрос.
– Да, – с вымученной улыбкой ответила София.
– Что вас сюда привело?
– Поиски родителей, – сказала она. – Они приехали сюда много лет назад. Я надеюсь отыскать их следы.
Клирик немного помолчал, потом эхом повторил услышанное:
– Надеетесь отыскать их следы?
– Да, на самом деле я здесь проездом в Гранаду. Там в нигилизмийском архиве лежит документ, написанный моей матерью.
Клирик задумался над услышанным, затем кивнул в сторону ящика:
– А это что такое?
– Кадки с саженцами.
Должно быть, здоровенный замок внушил уполномоченному определенные подозрения, но делать вид, будто ящик принадлежал ей, было невозможно. Вдруг ее попросят открыть коробку? Ключа-то нет!
– Зачем вы это привезли?
– По просьбе друга, – сказала София. – Это подарок человеку, которого я должна встретить в Севилье.
– Имя и адрес этого человека?
София открыла сумку и вытащила «Где купить карту…». Там был раздел, касавшийся Севильи. По возможности изображая спокойствие, девочка перелистнула страницы.
– Джильберто Херез, – сказала она клирику, найдя в книге нужное место. – Калле Абадес!
Уполномоченный снова помедлил. Затем быстро обратился по-кастильски к писцу, прилежно заносившему на бумагу ответы Софии. Тот что-то ответил. Последовал новый заученный вопрос:
– Вас в последнее время посещали какого-либо рода призраки или видения?
Сердце ухнуло вниз.
– Нет, – сказала София.
– Беретесь ли вы утверждать, что любите жизнь, дарованную вам Господом?
– Да.
– Желаете ли вы, чтобы эта жизнь прекратилась?
– Нет.
– Страдаете ли вы от уныния духа? Знаете ли кого-либо… – он чуть помедлил, – кого-либо, помимо путешественницы по имени… – он оглянулся на писца, тот заглянул в записи и подсказал, – по имени При-стра-стие… кто также страдал бы от уныния духа?
– Нет, – сказала София, – не знаю.
– Если вам доведется впасть в состояние, именуемое упадком или унынием духа, принимаете ли вы обязательство тотчас покинуть город, предаться уединению и умереть в одиночестве, дабы не заразить любящих жизнь?
Перспектива столь жуткой участи развернулась так неожиданно, что София даже заколебалась. Клирик пристально наблюдал за нею.
– Да, – сказала она. – Принимаю.
– Назовите свое имя и место жительства.
– Эфемера Тимс из Бостона, Новый Запад.
– Все в порядке. Можете выйти в город, – сказал клирик.
Писец свернул бумаги.
– Спасибо, – поблагодарила София.
– Вот только, – уже поворачиваясь, чтобы уходить, сказал священнослужитель, – боюсь, вам не удастся передать саженцы адресату. Джильберто Херез умер от лапены еще в прошлом году.
22
Сокольничий и призрак
Удачливыми охотниками вскоре было открыто, что золотые глаза четырехкрылов продолжали источать свет даже после того, как этих тварей убивали. Нетленные, словно воск, они могли служить вместо свечей и масляных ламп. В Севилье и Гранаде их некоторое время даже использовали для уличного освещения, но горожане тотчас же разворовали драгоценные шары все до единого. Теперь их можно видеть только в частных домах.
София даже не предполагала, что саженцы окажутся настолько увесистыми. По ровному месту катить груз не составляло большого труда, но стоило выбраться на мощеную улицу, и продвижение тотчас замедлилось. Камни были выпуклыми и неровными, ящик на каждом шагу кренился и застревал. Рюкзак Софии, притороченный к ящику, мотался туда-сюда и съезжал…
Пыльные апельсиновые деревья неподвижно стояли под убийственным солнцем. Приложив немалые труды, София все же добралась до главной площади – плазы, как здесь выражались. К синему небу перед ней возносился недостроенный Севильский собор – арки, башенки, остроконечные шпили… В книге Эспаррагосы говорилось, что строительство началось за много веков до Великого Разделения. Моровое поветрие вызвало всеобщий застой, соответственно, все работы заглохли. Незавершенный собор стоял одинокий и грустный, как несбывшаяся мечта.
Тем временем усилия Софии незамеченными не остались. К ней приблизилась женщина в длинной вуали, она вела за руки двух маленьких девочек. Девочки, облаченные в белые платья, такие длинные, что подолы тянулись по мостовой, завороженно разглядывали юную чужестранку. Возле собора сидели трое стариков, беззубые, с морщинистыми, точно сушеные абрикосы, лицами. Они хихикали, указывая пальцами на ее ящик. А на углу, как раз где София свернула на площадь, лежало шерстяное одеяло. Там стояла на коленях старуха и умоляюще тянула руки к прохожим…
Софии нечего было ей подать. Дергая ящик, она покинула площадь и потащилась дальше улицами, стараясь, по крайней мере, держаться в тени. Она пыталась добраться до магазина, упомянутого в перечне продавцов карт. Пусть Джильберто Херез и умер, но магазин-то должен работать?.. И еще ей требовалось купить еды. У нее были с собой деньги, ходившие дома, но ни золота, ни местной валюты она с собой не привезла.