Как провести медовый месяц в одиночестве (ЛП) - Хейл Оливия. Страница 12

— И тебе нравилось?

— Мне было восемь, — говорю я. — Мне нравилось все, кроме брокколи. А что?

— Сегодня днем я планирую еще одно занятие для двоих. Если тебе интересно. — Он наклоняет голову к моему шезлонгу, взгляд ненадолго перебегает с моих голых ног на топик бикини. — Если только у тебя не запланировано важное свидание с солнцем.

— Куда ты собираешься на рыбалку?

— В океан, — говорит он бесстрастным голосом.

Я закатываю глаза.

— Филипп, — говорю я. Его имя кажется интимным на моем языке.

— Меня заберут с пирса «Зимнего курорта».

— О. Вау.

— Это трехчасовая поездка по побережью. Гид специализируется на ловле махи-махи и рыбы-меч. — Он пожимает плечами. — Кто-то сказал мне, что рыба-меч — это особенность Барбадоса, но, возможно, она не провела должного исследования…

Я перекинула ноги через край шезлонга.

— Я пойду с тобой, — говорю я. — Во сколько?

— В три. — Он берет свой телефон и встает, заставляя меня напрячь шею. С этого ракурса он выглядит глупо высоким. — Не сгори до этого времени.

— Очень смешно, — говорю я. — Не можем же мы все быть оливкового цвета!

Он фыркает и уходит, и я слышу, как он бормочет слово "оливковый" под нос, как будто это самое нелепое, что когда-либо было сказано.

7

Моторная лодка мчится по бескрайним голубым водам, и мне приходится натягивать кепку против ветра. Филипп сидит напротив меня. Он в шортах и другой рубашке на пуговицах, на его загорелом запястье — толстые часы. Солнцезащитные очки надеты. Никаких улыбок, все серьезно, как обычно, и на этот раз нет ни открытого бара, ни путеводителя, чтобы облегчить нашу беседу. Я написала Бекки сообщение, рассказав ей о наших с ним прогулках.

Ты сошла с ума? Он может быть серийным убийцей! Но разве ты не говорила, что он привлекателен? Если так, то помни, что некоторые риски стоят того, чтобы на них пойти.

Это было типичное сообщение Бекки. Мой ответ был пиком моего отпуска, который, очевидно, является тем, кто поддерживает спонтанность.

Если он меня убьет, скажи всем дома, что я их очень любила. И еще, я в голубом сарафане, если тебе понадобится опознать мое тело по телефону.

Поняла. Я позабочусь о том, чтобы твое дело стало лучшим эпизодом подкаста. А еще. НАСКОЛЬКО ОН ГОРЯЧ?

Я не стала отвечать на ее вопрос, написанный заглавными буквами.

Это сложный вопрос. Объективно, да, "горячий" будет правильным описанием мужчины, сидящего рядом со мной, его лицо повернуто к волнам, а сильная рука протянута вдоль спинки сиденья. Но именно с холодным, безличным видом красавца я всегда боролась. Он немного выше обычного, волосы чуть более волнистые, чем обычно. Его лицо суровее, чем должно быть у мужчины его возраста.

Да. Он горяч. И совершенно не похож ни на моего бывшего, ни на кого-либо из парней, в которых я влюблялась до Калеба.

Нашего рыболовного гида зовут Дэвид. Это пятидесятилетний бахаец с легкой манерой поведения и дразнящим блеском в глазах. Он замедляет ход лодки и позволяет ей остановиться среди бирюзовых волн.

— Вы готовы? — спрашивает он нас. — Потому что я должен предупредить вас, что вы оба точно что-то поймаете.

Я смотрю на удочки, которые держит Дэвид.

— Думаю, я готова.

— Не волнуйся, — говорит Филипп рядом со мной. — Это не требует большого мастерства.

— Спасибо?

Его рот растягивается в еще одной из этих маленьких, почти улыбок.

— Это хорошее занятие.

Я встаю со скамейки.

— Ты часто это делал?

— Сейчас не так часто. — Он принимает от Дэвида удочку, которая почти такой же длины, как и его рост. — Если честно, я часто занимался этим в детстве.

— Правда? И тебе нравилось?

— Да.

Дэвид протягивает мне мой собственный жезл. Он прекрасно понимает, что я новичок, и находит массу удовольствия в том, чтобы проинструктировать меня, как держать удилище и забрасывать его.

Дэвид и Филипп по очереди учат меня, как ритмично натягивать леску, когда я медленно подматываю ее, чтобы имитировать плавание настоящей рыбы и привлечь более крупных особей.

— Неужели рыбы действительно так плавают? — спрашиваю я их, мои руки устали. — В странных всплесках энергии?

Но никто из них не считает, что мой вопрос заслуживает особого внимания.

Филипп ловит рыбу первым. Ему достается и вторая, а потом Дэвид ловит марлина. Он слишком мал, чтобы оставить его себе, в отличие от двух барракуд Филиппа, поэтому его осторожно опускают обратно в воду, чтобы он плавал еще один день.

У меня уже устали руки, когда что-то наконец дернуло за леску.

— Боже мой! Кажется, здесь есть рыба.

— Просто клевала? — спрашивает Дэвид. — Или она на крючке?

— А какая разница?

— Она тянет?

— Да, — говорю я, мои руки напрягаются. — Кажется, она зацепилась?

— Подмотай леску, — говорит Филипп. Его голос доносится совсем рядом, его собственная удочка забыта. — Медленно и уверенно. Вот так. Подматывай вот так.

— Она тяжелая, — говорю я. Адреналин бурлит в моих венах. Может, это им и нравится? Острые ощущения от погони? — Ты видишь уже?

Он наклоняется над бортом лодки.

— Нет… да. Дэвид, ты это видишь?

Но Дэвид уже готов с сачком. Поднимается большая желто-зеленая рыба. У нее тупая морда, как у мопса.

— Боже мой! Что это?

— Ты поймала дельфина, — говорит Дэвид.

— Дельфина?

— Да. Рыбу-дельфина. Вы, ребята, часто называете ее махи-махи, — говорит он. Рыба мощно взмахивает плавниками. Вы только посмотрите! Твой первый улов!

— Может, выбросить ее обратно?

— Нет, нет, этой рыбой можно накормить целую семью. Да, пожалуйста!

Рядом со мной Филипп говорит тише.

— Отличная работа, Иден.

— Все, что я делала, — это держала палку, — говорю я.

— Нет, ты еще и ритмично дергала ее, — поправляет он. — И в этом вся разница.

Это меня рассмешило.

Пятнадцать минут спустя, и наша рыбалка завершена. Дэвид предлагает нам сфотографироваться с уловом. Филипп не очень хочет, но когда я позирую с гигантской рыбой-дельфином, которая явно больше, чем дельфин, я ухмыляюсь. Еще одна галочка в моем списке "исследовать Барбадос".

За камерой моего телефона Дэвид хмурится.

— Я не могу снять тебя с рыбой. Можешь отойти назад?

Я делаю небольшой шаг.

— Вот так?

— Еще.

Я отступаю назад. Потом еще немного, пока задние части моих ног не ударяются о перила лодки. Я теряю равновесие. Мои руки вздрагивают, но в них сидит огромная рыба, и я не могу выпрямиться. Махи-махи выскальзывает из моих рук и падает на палубу… как раз в тот момент, когда я начинаю отклоняться назад.

— Иден!

Я цепляюсь когтями за перила, переваливаясь через них. Но это бесполезно. Я вылетаю за борт.

Я ударяюсь о темно-синюю поверхность моря. Теплая вода окружает меня, и я быстро поднимаюсь на поверхность. Мы находимся достаточно далеко от берега, чтобы я не могла разглядеть песчаное дно в глубине.

Филипп смеется. Я никогда не слышала его смех раньше. Он смеется так громко, что эхо разносится по волнам, но звучит совершенно искренне. Даже когда он перегибается через борт лодки, чтобы протянуть руку, он смеется глубоким хихикающим звуком, который смягчает самый сильный из моих шоков.

Я набираю воду и протягиваю руку, чтобы обхватить его.

— Ты в порядке? — спрашивает Филипп, все еще широко улыбаясь. Его лицо озаряется.

Я киваю, и он тянет меня обратно на лодку.

— Да. О Боже, я больше никогда не хочу этого делать!

— Дельфин отомстил, — говорит Дэвид, глядя на рыбу, разложенную на палубе. — Он заставил тебя принять морскую ванну.

— Боже, это действительно так. — Я стою, мокрая от капель. Мой сарафан промок насквозь, и слава Богу, что у сандалий на ногах есть ремешки, иначе они бы потерялись на глубине.