Райский плод - Устинова Татьяна. Страница 5

– Можно подумать, что вся жизнь фигуристов – это какой-то сплошной ужас, – пробормотала Натка.

– А ты считаешь, что это сплошной праздник? Так нет, должен тебя разочаровать.

– Так что же, и спортом не заниматься?

– Почему? Заниматься, но если тебя интересует мое мнение, то я – за командные виды. Хотя бы то же синхронное плавание. Там человек никогда не остается один на один с тренером. Не зависит от него и какой-то таблетки. Там рядом с ним команда. Это и к будущей жизни гораздо лучше готовит. Нет ничего хуже, чем единоличное стремление к победе. Тем более, как показывает практика, отобрать ее совсем нетрудно. Победу эту. Раз, и нет у тебя награды, ради которой ты столько лет во всем себе отказывал. Олимпийскую медаль отобрать, а вместе с ней еще пару-тройку, за компанию, так сказать, – это тебе не лишение водительских прав. Нет, я против, чтобы мы отдавали Настю фактически в какое-то рабство.

Просто так сдаваться Наталья Кузнецова не любила.

– Это мы еще посмотрим, – сказала она, заканчивая разговор. – Костя, ты уложи Настеньку спать, а я пойду Лене позвоню. Она сегодня в консультацию ходила. Надо узнать, что там к чему. Кстати, ты Миронову позвонил?

– Нет, Лена же запретила.

– Мало ли чего она запретила, – Натка всплеснула руками и с укоризной посмотрела на мужа. – Если ее слушать, так толку никогда не будет. Кость, ты-то понимаешь, что она не может проходить одна всю беременность.

– Она не одна. У нее есть мы.

– Да. Мы у нее есть, но женщине в таком состоянии нужен рядом близкий человек. Не сестра, не друг, не старшая дочь, а возлюбленный.

– Наташа, Лена не сказала, что готова помириться с Виталием, – осторожно напомнил Таганцев. Не понимал он особо в этих женских штуках, вот только судью Елену Кузнецову знал хорошо. – Ей четыре месяца понадобилось, чтобы просто принять решение рассказать нам о своей беременности. Не уверен, что она готова впустить его в свою жизнь обратно. В качестве возлюбленного.

– Но он – отец ее ребенка, и в этом качестве обязан заботиться о ней! – запальчиво сказала Натка. – С этим-то ты спорить не будешь? Костя, ей сорок лет, у нее тяжелая работа и вконец расшатанная нервная система. С ее предыдущих родов почти двадцать лет прошло, так что предстоящие можно смело считать первыми. Ты хотя бы приблизительно представляешь весь перечень осложнений, с которым она может столкнуться?

– Наташа, прекрати драматизировать, – рассердился Таганцев. – Лена – здоровая и совсем не старая женщина. Она прошла полное медицинское обследование, так что у нее нет никаких проблем со здоровьем. Она отходила первую половину беременности без всякого ущерба, да еще и так, что никто ни о чем не догадался. Так что прекрати ты каркать, бога ради. Если твоей сестре понадобятся деньги, значит, мы с тобой извернемся и их добудем. А Миронову против ее воли я звонить не стану и тебе запрещаю. Вот тебе и весь мой сказ. Поняла?

Натка молчала, отрешенным взглядом смотря куда-то в окно, где стремительно катился к концу сентябрь. Листья на деревьях уже совсем пожелтели. Еще чуть-чуть, и начнется октябрьская хмарь с дождями, плавно перетекающими в заморозки. Тоска-а-а-а.

– Натка, ты что, уже звонила Виталию? – догадался Таганцев. – Зачем? Лена будет сердиться.

– Посердится, да перестанет. Потом мне еще спасибо скажет, – сообщила Натка. – Я убеждена, что это правильно. Миронов – такой эгоист, что ни за что не прервет свое путешествие за три миллиона рублей. Поэтому Лена его не увидит и нервы себе трепать не будет. Зато если он переведет деньги, мы сможем устроить ее в платную клинику. Нам всем так будет спокойнее.

– И что? Даст он деньги?

– Я не дозвонилась, – с досадой призналась Натка. – Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия Сети.

– Ничего удивительного, если он улетел на другой конец света, – заметил Таганцев. – Во-первых, в таких длительных путешествиях все покупают местные симки, так гораздо выгоднее.

– Ага, заплатив за путешествие в Антарктиду три миллиона рублей, только и остается, что экономить на сотовой связи, – саркастически заметила Натка.

Таганцева было не так легко сбить с толку.

– А во-вторых, – невозмутимо продолжил он, – отключить телефон – лучший способ сделать так, чтобы тебя не доставали. Виталий уехал, потому что ему нужно прийти в себя. Он сам не свой после ссоры с Леной. Чувствует себя виноватым, уверен, что потерял ее навсегда. Он уехал сменить обстановку и проветриться. Вот и вытащил симку, чтобы его не настигло прошлое, от которого он бежит.

– Но он же вернется? – в голосе Натки прорезалась тревога.

– Разумеется, вернется, – Костя встал, подошел к жене, обнял ее за плечи и поцеловал в макушку. – Не думаешь же ты, что Миронов решил бросить свой налаженный бизнес и переквалифицироваться в китобои. Отдохнет, поставит голову на место и вернется. Никуда не денется.

– Но четыре месяца – это же очень долго. За это время может произойти что угодно.

– Все будет хорошо, – твердо сказал Костя. – Не переживай, пожалуйста. Иди звони Лене. Ты же хотела, а я Настеньку уложу.

– Да, сейчас позвоню. Но все-таки, Костя, ты, пожалуйста, подумай о том, чтобы отдать Настю в секцию фигурного катания. Это очень красивый вид спорта. А она у нас такая талантливая, что совершенно точно со всем справится. А пока ты думаешь, я посмотрю, кто из тренеров сейчас набирает учеников. Новый учебный год-то только начался.

Таганцев только рукой махнул. Зная жену, он предпочел не спорить. Наталья Кузнецова становилась чрезвычайно упрямой, как только в ее голове поселялась какая-то очередная идея фикс. Оставалось только надеяться, что, как всегда бывало в подобных случаях, она благополучно развеется сама собой. Надо только подождать, пока Натка переключится на что-нибудь другое.

Поплакав над своей горькой судьбой с полчаса, я сходила в ванную, умылась прохладной водой и села перед телевизором, бездумно щелкнув кнопкой на пульте. По-хорошему, нужно было бы лечь спать, чтобы отключиться от обуревавших меня печальных мыслей, но я знала, что не засну.

По телевизору шло шоу Антона Халатова «Все говорят». Я никогда его не смотрела, более того, смеялась над людьми, которые могут тратить время на обсасывание чужой жизни, сплетен и скандалов. В моей работе этого хватало и без телевизора, но сейчас мне требовалось переключиться на что-то максимально далекое от собственной жизни, так что глупое ток-шоу подходило как нельзя лучше.

Я только надеялась, что сегодняшняя программа будет максимально далека от медицины, со всеми ее скринингами, амниоцентезом, прилежанием плода и диабетом беременных. Обсуждения проблем здравоохранения я сейчас не перенесу. К счастью, на экране появилось знакомое всем россиянам лицо тренера по фигурному катанию Ксении Церцвадзе.

Я устроилась поудобнее. О допинговом скандале, связанном с именем ученицы Церцвадзе Аэлиты Забреевой, не знал только ленивый. Значит, сейчас интриган Халатов устроит пляски на костях несчастной девочки, которую уже два года прессуют из-за найденного в ее моче запрещенного препарата. Лучше и не придумать, чтобы переключиться со снедавших меня проблем.

Я вытянула ноги, которые стали изрядно уставать за день. С тревогой осмотрела их на предмет отеков. Вдруг у меня уже начались обещанные участковым гинекологом проблемы с сердцем и почками? Ноги были своими, привычными, довольно длинными и красивыми, для сорока лет особенно. Я подсунула под спину подушку, погладила свой уже весьма заметный живот и уставилась на экран, где Ксения Церцвадзе горячо возмущалась решением Международной комиссии по фигурному катанию, дисквалифицировавшей ее воспитанницу.

Аэлита сидела в соседнем кресле в той же студии и горько плакала. Девочку мне было искренне жалко. Ее прокат на Олимпиаде в Пекине я помнила, как и свое восхищение им два года назад. Забреева действительно честно завоевала свое олимпийское золото, такое трудное и такое желанное для любого спортсмена.