Икар из Пичугино тож - Хилимов Юрий Викторович. Страница 71

Глава 43

СТРАННОЕ И МАГИЧЕСКОЕ

Елена Федоровна всегда прекрасно понимала, что принадлежит роду, представители которого обладали особыми способностями. Из поколения в поколение передавались невероятные истории о чудесных исцелениях и жутких проклятиях, о возможности управлять людьми на расстоянии, читать их мысли, поворачивать обстоятельства в нужную сторону. Об этом маленькой Лене поведали ее тетки — сестры отца. Они рассказывали ей множество странных историй, где граница между вымышленным и реальным была явно очень условной.

В маленьком подмосковном поселке, где сердце заходит от красоты ромашкового поля, а в лесу растут изумрудные папоротники, тетки готовили девочку принять родовой дар, и та хотя никогда специально не стремилась к этому, но ощущала приближение неотвратимого. Собственно, то, что ее к чему-то готовили, Лена поняла много позже. Она просто жила в той среде, в которой было принято заговаривать ячмень и бородавки, отливать людей на воске и в сенях развешивать пучки трав и кореньев. Во всем этом не было никакой черноты или желания нажиться. Помогать людям — разве это плохо? Сама же Лена со своим двоюродным братом, вечно что-то придумывая в праздных детских заботах, бегали по лесам и оврагам. Они собирали грибы, землянику и цветы, радовались новому платью и рубашке, вкусным городским конфетам и пряникам. Босоногое счастливое детство.

Сестры отца долгое время жили с ними в одном доме, хотя это очень и не нравилось матери девочки. Это раздражало хозяйку дома, приводило к кратковременным вспышкам ссор с мужем, а тот жалел своих сестер, личная жизнь которых не сложилась. Одна так и прожила всю жизнь без мужа и детей, другая родила «для себя». Однако обе не сетовали на судьбу, понимая, что за дар нужно платить. Елене Федоровне так сильно врезались в память эти слова, что она всю жизнь задавалась вопросом: заплатила ли она уже за него или еще нет?

Магическое шло от отцовой матери, которая была родом из Прикарпатья. Елена Федоровна никогда не видела своей бабки, но знала, что, когда в детстве ее, недоношенную, выхаживал отец на руках, через эти руки ее качала и бабушка тоже. Позже она поняла, что руки являются их родовым проводником. Не зря маленькая иконка Троеручицы была самой ценной семейной реликвией. На ней Иоанн Дамаскин, молитвенно склонив голову, сидел перед своей отрубленной рукой. Та надутой перчаткой лежала перед ним на полу, а из места отсечения сочилась кровь. Это было возвышенно и жутко одновременно, завораживающе, отчего собственная кровь стыла в жилах. Но вместе с тем здесь еще была и большая надежда, и безграничное утешение, дарующее чудо. Тут было «вверяю в руце Твоя». Зачем мне своя рука, когда есть Твоя? И пусть Твоя рука станет моей. Так и стало.

Еще одной родовой особенностью были черные точки на радужке глаз женщин — маленькие черные дыры Вселенной, космическое сияние в отдельном взятом человеке. Серо-зеленые глаза Елены Федоровны смотрели словно из другого мира, они всегда пробуждали. Многих это смущало, поэтому у Елены Федоровны никогда не было большого количества подруг. Не все могли выдержать ее взгляд.

Елена Федоровна была жилистой. Так сложилось, что ее осознанность росла через боль. Физическое страдание стало той самой платой, о которой она всегда боялась думать. В некотором смысле это даже делало ее счастливой, потому что такая цена не затрагивала самое дорогое — семью. В детстве Елена Федоровна совсем не болела, разные проблемы со здоровьем заявили о себе, когда она стала взрослой. Больше всего мучили мигрени, и женщина быстро поняла, что за этим стоит нечто, идущее от рода, будто в ней начинали шевелиться какие-то силы.

Дремавшие силы окончательно пробудились, когда Сергей Иванович потерял икону. Она висела на ковре, который, как полагается зимой, надо чистить в свежевыпавшем снегу. Глебовы переворошили весь снег, где лежал ковер. Все напрасно. Эта потеря для Елены Федоровны явилась большим потрясением, но одновременно с ней она поняла, что теперь может сама, без иконы. Она вдруг открыла в себе огромные силы, сдерживать которые было больше невозможно. Она обрела еще одну руку.

Все знали: если сделать Елене Федоровне плохо, то жди беды. Сколько раз этот закон действовал безотказно… При этом сама она ничего специально не делала, но понимала, что кара настигнет обидчика сама, хочет женщина того или нет. Последний такой инцидент произошел полгода назад. Тогда на подъезде к даче Сергей Иванович невольно подрезал одну машину. Разъяренный водитель обогнал автомобиль Глебовых, выскочил из своей машины и угрожающе провел рукой по горлу. «Да что он, в самом деле», — только и сказала Елена Федоровна, недоумевая на такую ненависть. Наутро выяснилось, что водитель этой машины пытался съехать с горы, с той ее части, с какой и бежать-то было опасно. Машина несколько раз перевернулась, изрядно намяв бока своим пассажирам. Конечно, сами виноваты, и все же возмездие. Узнав, что все остались живы, Елена Федоровна вздохнула с облегчением. Она всегда боялась, что когда-нибудь придется взять на душу такой невольный грех.

Стремление защищать и оберегать, возникшее после потери ребенка, видимо, усиливалось родовым наследием. Елена Федоровна как под куполом держала всю семью, что, однако, не избавляло ее от волнений и страхов за близких.

Женщина обладала целительским даром. Правда, своих секретов она никому не раскрывала и вообще лечила лишь своих. Внуки уже с самого раннего детства хорошо знали, что если они заболеют, то придет бабушка, пошепчет молитвы или споет песню, состоящую из одних гласных звуков, а то и просто приложит ладони к телу, а от них пойдет жар, как от печи. Она прикладывала руки к животу, груди, шее, глазам. Руки тотчас нагревались; стремительно и верно они излучали в такой мере тепло, в каком нуждался человек. При этом «пациент» часто проваливался в состояние между сном и явью, как будто на несколько минут попадал в темную комнату, где показывали важные для его случая кадры хроники.

Елена Федоровна приняла решение не связываться с чужими после того, как однажды сильно обожглась. Одна из ее приятельниц написала в православную газету о том, что ее приятельница принимает информацию извне, общается с незримыми сущностями-наставниками, получая от них мантры, сакральные знаки, письмена и даже ноты. Мнения эксперта газеты вертелись вокруг двух главных версий — одержимостью дьяволом и сумасшествием. Он писал, что в любом случае заблудшую грешную душу нужно немедленно спасать, и в этом состоит основная задача родных и близких этой несчастной. Знакомая Елены Федоровны пришла к ней со статьей как с неопровержимым доказательством ее глубокого духовного кризиса. Отречься от бесовщины и покаяться — только так, лишь в этом случае может произойти возвращение блудной дочери.

Елена Федоровна вела дневники. Это были очень разные тексты, слова рождались сами собой из-под карандаша. Кроме рассуждений и загадочных стихотворений, записи включали в себя и нечто похожее на древние восточные заклинания, и на руны, и на индейские письмена, и на санскрит. В другой раз это могли быть цифры, знаки, таблицы, схемы. И порой действительно ноты, из которых складывалась настоящая мелодия. А еще Елена Федоровна цветными карандашами создавала яркие рисунки с причудливыми фантастическими узорами, которые на самом деле были не рисунками, а настоящими энергетическими картинами.

Свои дневники хозяйка «Зеленой листвы» вела исключительно ночью. В это время будто разверзалось что-то незримое, не дающее уснуть, заставляющее взять в руки карандаш и тетрадь. По этой причине Сергей Иванович научился прекрасно спать даже при включенном свете или сам полуночничал в библиотеке во флигеле. Записи жены он комментировал сдержанно, мол, это все предмет иррациональной природы человека, а значит, наука здесь бессильна. В его отношении к этому читался некоторый скепсис, но, как ни парадоксально, Сергей Иванович умел его гасить рассудительностью: ведь если у него не было такого опыта, это еще не означало, что такого опыта не может быть у другого.