Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере - Вайнтрауб Роберт. Страница 47

Этот странный период в жизни лагеря в Паданге представляет собой одну из немногих известных страниц жизни военнопленных в японских лагерях, напоминавшей жизнь военнопленных союзных сил в Европе как «гостей» немцев[1]. Дело не в том, что условия в шталагах напоминали пикник, но они были, в сущности, человеческими. Обычно к пленным японцы относились намного более сурово. Исключение из правила составил только этот краткий период. Действительно, по словам Стэнли Сэддингтона, в Паданге японцы держались тихо-скромно. Однажды Сэддингтону даже разрешили покинуть лагерь и сходить в город, чтобы посетить «дородного немца-оптика» и выбрать новые очки. Дж. Э. Р. Персонс отмечал, что, «за исключением короткого периода, во время которого японцы держались заносчиво, с нами обращались намного лучше, чем кто-либо осмеливался рассчитывать». Симмондс писал, что «мы были скорее перемещенными лицами, нежели военнопленными. По секретным каналам мы даже получали новости Би-би-си».

Особенно вольготно чувствовали себя голландские пленные, поскольку они, в сущности, находились дома. Когда пришли японцы, большинство из голландцев жило в Паданге, у них были дома и часто – семьи поблизости. Голландцы начали создавать какие-то удобства, обзаводиться матрасами, мебелью и, самое важное, деньгами, на которые покупали продовольствие у местных жителей, пользовавшихся разрешением торговать в лагере и проходить через ворота. Многие голландцы даже выходили после отбоя за пределы лагеря и ночевали в семьях, и эта практика стала настолько явной, что японцы были вынуждены пригрозить расстрелом четырех военнопленных в случае бегства одного. «Задним числом я сомневаюсь, что угрозу когда-либо исполнили бы, – вспоминает Джон Уильямс, – но, учитывая другие зверства, совершенные японцами, все определенно приняли эти слова всерьез».

Поскольку голландцы жили в такой роскоши, они стали объектами издевок со стороны других военнопленных. Эта зависть усилилась из-за того, что снабжение продовольствием для остальных иссякло. Муки голода были единственным, кроме наличия вооруженной охраны, обстоятельством, которое не давало людям забыть, что они в плену. Солдаты из стран Британского Содружества, в жуткой давке бежавшие из Сингапура, потеряли почти все во время нескольких пережитых ими потоплений. Так как японцы не начали реализовывать запланированные проекты, военнопленные ничего не зарабатывали. Поэтому разносчики продовольствия, торговавшие с военнопленными, лишь травили им душу.

«Силой обстоятельств, – писал впоследствии Хартли, – голландец оказался в положении плутократа в новом обществе, а британцы и [австралийцы] составили угнетенные массы». Голландцы и британцы яростно спорили о том, кого следует больше винить в их участи. «По крайней мере, мы сражались в Малайе и не позволили японцам взять эту чертову Малайю по телефону», – сказал один британский моряк, положив конец любым возражениям голландцев.

Таким образом, выклянчивание крошек съестного стало нормой для большинства военнопленных, за исключением голландцев. Люди копались в кучах отбросов и стояли вокруг голландского барака в ожидании подачек, выпрашивали еду и умоляли продавцов предоставить им кредит – и вовсю воровали.

Джуди встроилась в эту схему. Большая часть ее времени уходила на добычу пропитания. Она оказалась вполне законченным хищником. Крысы, змеи, ящерицы, насекомые – Джуди убивала и пожирала все, что могла найти. Она также играла роль талантливой помощницы в разнообразных предпринимаемых людьми миссиях «творческого добывания еды». Джуди стала сопровождать Сирла, Девани и пару других военнопленных в «дни воровства на рынке». Один раз в неделю торговцам разного рода разрешали открывать в лагере лавку (другим позволяли делать это по случаю в остальные дни недели). Не имевшие денег моряки бродили между рядов и устраивали грандиозное шоу, выбирая товары. Одним из этих моряков обычно был энергичный Сирл. Он начинал обниматься с продавцом, отвлекая его внимание, а тем временем Делани и другие набивали карманы едой. Был еще такой прием: кто-нибудь из пленных брал и начинал рассматривать большой кусок какого-то продукта и «нечаянно» ронял его. Тут появлялась Джуди, хватала куски и доставляла их поджидавшему ее Девани, который сразу же растворялся в толпе.

В другой раз кто-то из группы заманил одну из коз японского командира (их держали для обеспечения японских офицеров парным молоком) в британскую часть лагеря банановыми очистками. Другому моряку, наблюдавшему за происходящим из окна, удалось накинуть петлю на шею козы и затащить животное внутрь, где пленные убили его и жадно съели. Затем они всю ночь уничтожали следы своего деяния, вплоть до мытья голов перед утренним построением. Взбешенный японский командир приказал обыскать весь британский барак, но ничего не нашли.

Джон Уильямс вспоминал о другой редкой победе в битве с голодом. «Группа военнопленных дополняла свой паек довольно изобретательным способом. За решетками, которыми были забраны окна в их камере, они увидели цыплят, искавших корм в земле. Пленные привязали изогнутую булавку к какой-то бечевке и нанизали на получившийся крючок кусочек хлеба из пайка в качестве приманки, потом дождались, когда японский часовой скроется из виду, и забросили свой крючок. Им удалось поймать на крючок нескольких цыплят, которых потом тайком приготовили и съели».

Джуди в силу своего характера любила посещать другие бараки, особенно барак австралийцев, поскольку подружилась с ханчо, или старшим по бараку, сержантом Стриккино. Стриккино был тем самым человеком, который пытался бежать с Джоном Пёрвисом, но был перехвачен голландским судном и возвращен в Паданг. В австралийском бараке имелся лаз, который вел в заброшенную канализацию. Через этот лаз пленные могли выбираться за пределы лагеря. Стриккино, вероятно, признавая талант Джуди к воровству и ее хитрость, сделал пойнтера частью изысканно хитрой операции по выходу из лагеря и возвращению в него. Австралийцы начали обыскивать дома местных жителей в поисках еды, питья и разных животных. Сержант Стриккино выпускал Джуди вместе с такими группами для того, чтобы она предупреждала об угрозе в случае появления тех, кто мог задержать нарушителей.

Австралийцы хвастали кражами, расставляя перед своим бараком шезлонги, куря большие сигары, читая глянцевые журналы и потягивая виски. Никто не мог понять, как это получалось, но когда японцы конфисковывали краденые вещи, на следующий день они снова появлялись у австралийцев.

Но Стриккино сам себя погубил. Однажды он попросил голландского военнопленного перевести с голландского недавно украденную книжку. Пленный (он был врачом) узнал медицинский текст, уведенный из его собственного дома! Во второй раз за несколько недель Стриккино стал жертвой сотрудничества голландцев с японцами: врач донес на него. Вскоре лаз был обнаружен японцами, после чего Джуди отлучили от общения с ворами-австралийцами.

Но Джуди продолжала бродить по ночам, что очень пугало Сирла и его товарищей. В оконной решетке было отверстие, сквозь которое могла протиснуться Джуди, и она начала совершать ночные рейды в поисках еды. Люди беспокоились, что ее застрелят японцы или местные жители. Сирл отправился к японским офицерам и заявил, что Джуди – полноправный член британского ВМФ и потому заслуживает определенной защиты, но японцы высмеяли его. А Сирл и его товарищи не могли удержать голодную собаку от ночных вылазок. Развязка наступила, когда Джуди вернулась в барак с половиной обглоданного цыпленка и случайно уронила его на храпевшего пленного, приятеля Сирла по имени Панч Панчон, напугав того до полусмерти. После этого пленные начали привязывать собаку на ночь. «Это не наказание, – уверял собаку Панчон. – Просто мы не хотим, чтобы тебя съели японцы».

После трех месяцев плена в Паданге по казармам начали распространяться слухи о том, что военнопленных переведут в Японию, в Сингапур или на Яву. Куда именно переведут, никто не знал, но поскольку о переводе так много говорили, что-то должно было случиться, причем случиться скоро. Необременительное заточение с полуденным сном и играми в футбол по вечерам подходило к концу.