Ускользающие тени - Лампитт Дина. Страница 106

– О, Георг, Георг, – прошептала она и заплакала. Она оплакивала не только себя, но и короля, и Банбери, который женился на первой красавице Лондона, не имея на то достаточно причин. В ней зарождалась безмерная любовь – любовь, основой которой было сочувствие. Только теперь Сара понимала, какой отвратительной и легкомысленной она выглядела – бессердечная развратница, которая получила по заслугам. Из-за ее бездумного поведения пострадала жизнь невинного человека – Луизы Банбери, оставшейся без отца, забавной девочки-дурнушки, которая доставляла матери так мало хлопот, как только может доставить ребенок.

Сара откинулась на спинку стула, поддавшись всем этим чувствам, а более всего – чувству горького сожаления. Какой смысл был продолжать такое недостойное и низкое существование? Но мысли о дружелюбном личике Луизы, о ее широкой искренней улыбке заставили Сару вздрогнуть. Она должна продолжать жить ради своего ребенка, которого так беспечно произвела на свет. Решив начать жизнь заново, Сара поднялась, прошла к письменному столу, взяла перо и написала письмо тому человеку, который некогда так неистово любил ее и который по совершенно странным обстоятельствам продолжал любить до сих пор.

Она написала простую фразу: «Ваше величество, благодарю вас от всего сердца» и подписалась своим девичьим именем. Она так и не узнала, увидел ли король это письмо. Вероятно, кто-нибудь из приближенных решил, что его величеству не подобает получать подобные послания. И тем не менее Сара отправила письмо. Не в силах сдержать рыдания, она поспешно выбежала в сад к своей дочери.

Действительно, 1774 год стал дурным годом для семьи Фокса, Начавшись с клеветы на Сару и Чарльза Джеймса, которая почти наверняка привела к его отставке, несчастья продолжились смертью лорда Ходленда и Кэролайн, но самое трагическое событие произошло в конце ноября. Сте, второй лорд Холленд, едва достигший двадцати девяти лет, умер от водянки, оставив Мэри безутешной молодой вдовой с двумя детьми.

Вдобавок денежные проблемы возобновились, и леди Холленд была вынуждена распродать мебель и книги из Холленд-Хауса по совету мистера Кристи. Уолпол, близкий приятель Генри Фокса, обнаружил, что ему трудно выстоять перед лицом такого испытания, и написал знакомому: «Распродажа Холленд-Хауса принесла сказочное богатство. Я не был там. Мне было бы тягостно видеть это зрелище после того, как я столько раз гостил в этом доме, но я слышал, что самая обычная мебель продавалась так же дорого, как реликвии».

Единственной вещью, не выставленной на аукцион, были клавикорды Сары Леннокс. В первом приступе ненависти к Георгу она оставила инструмент в Холленд-Хаусе, когда уехала жить в Суффолк, беспечно заявив Кэролайн, что клавикорды для нее ничего не значат, скорее, постоянно раздражают. Но теперь, когда Холленд-Хаус был сдан лорду Розбери, ибо бедняжка Мэри забрала детей и уехала к своим родителям, Сара испугалась за инструмент. Внезапно, поскольку король сделал свой последний трагический жест преданности, когда этого никто не мог ждать, Сара захотела. оставить у себя подаренные им клавикорды больше, чем все прочие вещи.

Развод был завершен, отсутствующий в парламенте король передал свое согласие, и, понимая, что откладывать больше нельзя, Сара написала лорду Розбери, прося позволения забрать свое имущество. Ей пришел учтивый ответ, и Сара была готова согласиться с предсказанием Чарльза Джеймса о том, что бомонд в конце концов найдет себе новую жертву и забудет про нее. Наняв повозку, Сара поехала впереди в одном из экипажей Ричмонда.

Вероятно, она слишком поспешила в своих надеждах, решила Сара, прибыв в памятный, ей дом, ибо, хотя слуги встретили ее, ни лорда, ни его жены не оказалось дома. Поморщившись, Сара оглядела молчаливый запущенный дом, некогда столь веселый, привлекающий гостей знаменитыми балами Кэролайн и любительскими спектаклями, которые обожала молодежь. Теперь Холленд-Хаус жил только прежними воспоминаниями, а Сара поняла, что его золотой век подошел к концу и, может быть, наступит вновь только через много лет.

– Его светлость приказал предложить вам перекусить, миледи, – величественно произнес мажордом, когда Сара проходила через вестибюль.

– Думаю, мне лучше пройти прямо в музыкальную гостиную, – с достоинством ответила Сара.

– Как будет угодно ее светлости.

Даже в музыкальной гостиной были ощутимы последствия распродажи, вызванной смертью Сте. Переплетенные нотные тетради исчезли, Сара заметила, что куда-то подевался маленький спинет Кэролайн, и вздохнула, убеждая, себя, что его взял кто-то из членов семьи, а не выставили на аукционе. Но рядом поблескивало дерево королевского подарка на ее шестнадцатилетие – такого же прекрасного инструмента, как и добрый десяток лет назад, клавикордов Томаса Блассера. С возгласом радости Сара села к инструменту и заиграла мелодию, сочиненную для нее во Франции графом Келли – «Леди Сара Банбери».

Вместе со звуками к ней пришло воспоминание о том, как еще юной дебютанткой она прочитала письмо короля и сунула его в потайной ящичек, который обнаружила под клавиатурой инструмента. Как раз тогда ее сломанная нога срослась и Сара вернулась в Лондон, чтобы увлечь короля, позабыв о лорде Ньюбаттле и всех прочих.

– Каким грязным негодяем оказался этот лорд, – произнесла сейчас Сара, нашла кнопку, нажала ее и вынула из открывшегося ящичка письмо.

Слова вызвали на ее лице улыбку: «Какой радостью исполнилось мое сердце с тех пор, как одна очень милая дама в ноябре вернулась из Ирландии!»

Если бы все пошло по-другому, если бы только двум любящим людям позволили соединиться! Однако жалеть о прошлом не стоило. Саре оставалось только одно – набраться смелости и шагать вперед по жизни. Исполнившись решимости, Сара положила руки на клавиатуру и вновь заиграла. И вдруг она застыла, уловив, что в комнате что-то изменилось, появилось нечто не от мира сего. Взяв неверную ноту, Сара подняла глаза.

Призрак вновь был здесь, он стоял к ней ближе, чем когда-либо прежде, – так близко, что Сара могла протянуть руку и коснуться его. Но она не шевельнулась – не столько от испуга, сколько от нежелания нарушить равновесие. Прекрасная незнакомка улыбнулась ей, и Сара впервые подумала, что теперь они почти ровесницы. Хотя они не виделись целыми годами, внешность незнакомки почти не менялась, в то время как она, Сара, становилась старше.

И тут случилось прелестное событие, которое Сара запомнила на всю оставшуюся жизнь – впоследствии оно казалось ей поворотным моментом, тем самым, с которого она вновь начала жить. Незнакомка седа рядом с ней на двойной табурет и заиграла пьесу «Леди Сара Банбсри» так очаровательно, так виртуозно, что слушательница замерла, впитывая чистые, проникновенные звуки. С тех пор как граф Келли сочинил эту пьесу, Сара не слышала, чтобы ее исполняли настолько хорошо.

Как же ей хотелось заговорить, побеседовать с таинственным существом, которое преследовало Сару с тех пор, как она впервые появилась в Холленд-Хаусе! Однако некий страх сдерживал ее. Видимо, незнакомка тоже стремилась что-то сказать – Сара видела, как шевелятся ее губы. Но слов она так и не сумела разобрать, не уловила их значения и была вынуждена довольствоваться только видом прелестного существа, которое поднялось, прошло по комнате и скрылось из виду.

Сара еще долго сидела, уставившись в то место, где только что находилась незнакомка, прежде чем неохотно поднялась на ноги. Она испытывала странное чувство: казалось, больше им было не суждено увидеться, нить между ними постепенно истончилась и была готова оборваться. Оставались только клавикорды – инструмент, на котором, по-видимому, умел и любил играть призрак.

– Может быть, когда-нибудь, – медленно проговорила Сара, – ты вернешься ко мне.

Не в силах проникнуться таинственным значением событий, она торопливо вышла из музыкальной гостиной.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Он пришел снова – Сидония была просто уверена в этом. Он стоял в темноте, дожидаясь ее, чтобы броситься вперед. Хотя она не слышала ни звука, даже самого отдаленного и неуловимого, дух квартиры был вновь встревожен. Появился тот же легкий аромат парфюмерии, который Сидония чувствовала при его прежнем визите. Переполнившись изумлением и внезапным ужасом, Сидония присела на постель.