Ускользающие тени - Лампитт Дина. Страница 40

Но скрипач-цыган отправился выяснить, кто кричал, и пришел в такое изумление, какое только возможно у повидавшего жизнь бродяги. Он с интересом наблюдал, как Сидония исчезает прямо у него на глазах. Скрипач был уверен, что видит призрак, но не боялся. На своем языке он прочитал молитву за мертвых и потом по какому-то непонятному наитию добавил молитву за детей, младенцев и еще не родившихся потомков.

– Все верно, – сказал Сара, оглядываясь в сторону дороги, – кричал тот старик.

– Неужели? – отчужденным тоном переспросил его величество и вновь предался упоительному наслаждению, прижимая губы к теплой плоти, которая казалась более упругой под его прикосновением.

В это время произошло ужасное возвращение или пробуждение. Сидония обнаружила, что в этот воскресный день она лежит на пороге магазина на Кенсингтон-Хай-стрит, как бродяга, беспризорник, обитатель трущоб. Пытаясь справиться с охватившей ее тошнотой, Сидония уцепилась за витрину. Именно в этот момент она увидела, что мимо нее как безумный бежит побледневший Финнан. В его глазах отчаяние сменялось ужасом.

– Я здесь! – слабым голосом позвала она. – Финнан, я здесь!

Он сразу оказался рядом, подхватил ее под руку и бережно повел в сторону дома. Оба были слишком испуганы, чтобы говорить, но радовались уже тому, что вновь оказались рядом и теперь могли медленно шагать к Филимор-Гарденс. Они молчали до тех пор, пока не оказались в его квартире с бокалами в руках. Оба заговорили одновременно, впервые после случившегося посмотрев друг другу в лицо.

– Это было все то же, – сказала Сидония, – путешествие в прошлое. Я видела их вдвоем – Сару и Георга. О, это было замечательное видение, жаль только, что ты испугался.

– Знаешь, последний раз я был так же перепуган, когда попал под обстрел в Белфасте.

– Но почему?

– Потому что ты исчезла. Я только отвернулся, чтобы прокашляться, как и подобает истинному джентльмену, – сухо добавил он, – а затем повернулся к тебе и увидел, как ты растворилась в воздухе! Никогда не думал, что увижу такое! Вначале я уже решил, что ты перешла к другой витрине, и стал оглядываться, ища тебя. Затем, как и положено старому цинику, я заключил, что ты ушла…

– Прогуляться?

– Вот именно.

Сидония сделала глоток из своего бокала.

– Мне было страшно, Финнан: и когда я уходила в прошлое, и когда возвращалась, меня мучила тошнота. Но то, что я видела, было таким захватывающим, таким важным… Я даже слышала народную мелодию давно ушедших веков!

– Уж не знаю, стоит ли завидовать тебе или порадоваться, что такого кошмара не случилось со мной.

– Знаешь, они влюблены без памяти, – продолжала Сидония, не обратив внимания на слова Финнана. – Гораздо сильнее, чем полагают историки. Мне кажется, их чувства недооценивают из-за того, что случилось впоследствии.

– Ты говоришь о короле и Саре Леннокс?

– Да. Интересно, Финнан, почему она преследует меня?

– Вероятно, потому что ты играешь музыку ее времен и живешь скорее прошлым, чем настоящим. – Он внимательно разглядывал ее лицо. – Ты все еще не успокоилась. Пойдем, я уложу тебя.

Он помог ей пройти в спальню, раздел ее с умением опытного врача и помог лечь. Было так невозможно приятно осознавать, что за ней ухаживают как за ребенком, и, когда Финнан принес завтрак на подносе, Сидония почувствовала, что еще никогда так сильно не любила его.

– Если ты будешь возиться со мной вот так каждый раз, я готова постоянно уходить в прошлое.

– Твердо обещать не могу, но если окажусь поблизости, можешь положиться на меня.

Сидония сразу погрустнела, поняв, что он нашел отличный способ мягко намекнуть ей, что вскоре уедет и не сможет больше оказывать ей помощь.

Тем не менее она постаралась скрыть свои чувства и беспечно произнесла:

– Ладно, я запомню. Финнан задумался:

– Интересно, порадуешься ты или огорчишься, если выяснится, что это был твой последний опыт перемещения во времени?

– Конечно, огорчусь, хотя мне кажется, мои перемещения становятся опасными. Но эта музыка, Финнан, эта чудная мелодия! Послушай, дай мне халат – я спущусь к себе и попробую сыграть ее. Надо записать мелодию, пока она не забылась.

Облаченная в яркий купальный халат, Сидония села за маленький спинет и наиграла мелодию скрипача, потом подобрала аккорды и сыграла всю пьесу.

– Представляешь, когда она звучала в летний день, а косари обедали в поле и король с Сарой любили друг друга в стоге сена…

– В буквальном смысле?

– Я не видела их. Даже в путешествии во времени есть свои ограничения.

Ирландец весело расхохотался:

– Ты – самое причудливое существо, какое когда-либо сходило со страниц книги сказок. Я никогда еще не встречал никого, подобного вам, Сидония Брукс.

– Надеюсь, Мне бы не хотелось, чтобы все твои подруги играли на клавикордах и умели, шагнув в сторону, оказаться в восемнадцатом веке.

– Иди спать, – сказал он.

Казалось, они превратились в единый поток, слились в тот момент, когда соприкоснулись их тела. Сидония думала, что ее тело тает, когда к груди прикасается широкая грудь Финнана, а бедра скользят рядом. Всей своей плотью, охваченной пламенем, она чувствовала его твердость, и каждая частица ее тела изнывала от страсти. Она и не подозревала, что плотская любовь может быть божественно прекрасной, ибо теперь, соединившись телесно с ним, Сидония чувствовала себя в безопасности, верила, что, даже если Финнан О’Нейл уедет, он обязательно вернется к ней – такими прочными казались связующие их узы.

Ласки его рук возбуждали ее, поцелуи обжигали губы. Сидонии казалось, что она не выдержит и закричит, если прекрасный ритм не кончится в ближайшее время. Все завершилось со звездным взрывом для каждого из них. Они лежали, не думая ни о чем, едва переводя дыхание. Сидония первой нарушила тишину, еле слышно прошептав:

– Я всегда буду любить тебя.

Они расстались на закате – медленно и неохотно, чувствуя, что должны остаться вдвоем на всю ночь, и все же зная, что люди не доставят им такой радости.

Король был испуган и рад до безумия. В возрасте двадцати трех лет он впервые в жизни испытал то, что бойкие городские мальчишки узнают намного раньше. В огромном стогу, укрытые от мира и косарей, которые деликатно отошли подальше, они с Сарой лежали обнаженными под летним солнцем, и желание, безудержное желание, взяло свое. Поцелуи и робкие ласки превратились в нечто большее, и Георг, к своей радости, обнаружил, что знает, как следует поступать. Он был страстным и чувственным – качества, в которых отказывали ему мать и Бьют, и, кроме того, прелестная девушка, лежащая в его объятиях и соединенная с ним телесно, так взволновала короля, что взрыв его чувств был поистине невероятным.

В своем роде это было соблазнение невинности на лоне природы, и Сара, несмотря на весь жар любви, обнаружила, что плотский акт весьма болезнен, и пожелала, чтобы он кончился как можно скорее, чтобы об утрате ее невинности можно было забыть и предаться утехам, которым, очевидно, радостно предается весь мир. Однако, когда вечерние тени легли на землю, а ее возлюбленный уехал, Сара направилась к Холленд-Хаусу, чувствуя себя скверной и отвратительной, ожидая, что случится потом. Даже в восторге экстаза король не сделал ей предложения, и это тревожило девушку.

Пищу для размышлений давал и еще один случай. Садясь в седло, Георг неожиданно спросил:

– Кем была та женщина, которая стояла здесь, как будто ждала моего приезда? Это одна из ваших служанок?

– О ком вы говорите? Как она выглядела? – расспрашивала Сара, уже чувствуя тревожные толчки сердца.

– Она была весьма недурна, одета в странную одежду – как у юноши, а ее волосы горели, будто пламя. Кроме того, она довольно неучтиво уставилась на меня и даже забыла поприветствовать.

– Вы видели ее когда-нибудь прежде?

Ее любовник покраснел:

– Возможно. Почему вы спрашиваете?