Ускользающие тени - Лампитт Дина. Страница 76

– Что за дьявольскую, игру ведет ее муж? – удивлялась леди Диана Спенсер, которая вышла замуж за виконта Болинброка в 1757 году, а теперь, десять лет спустя, приступила к длительному процессу развода с ним.

– Кто знает! – отвечала ей леди Мэри Коук, считающаяся в свете осой с самым большим жалом.

– Он производит впечатление туповатого человека. Кажется, он даже не понимает, что такая прелестная женщина, как Сара, может привлекать поклонников.

– Не понимает или не хочет понимать? Я убеждена, что такое положение на руку ему.

– Но почему?

– Вероятно, развлечения миледи отвлекают внимание от его собственных похождений, – многозначительно прищурившись, пояснила леди Мэри.

– А, так вот в чем дело!

– Да, но кто знает? Доказательств нет. Если же все обстоит иначе, значит, он просто глупец или надеется когда-нибудь отомстить за все амурные развлечения жены.

– Неплохой поворот!

Но, пока плясали досужие языки и приподнимались брови, сэр Чарльз Банбери продолжал пребывать в загадочном спокойствии. Проведя несколько дней в своем поместье, Бартоне, он объявил, что пресытился сельской жизнью и собирается вернуться в Лондон. Изумленно воззрившись на него, Сара не могла решить, что это – его полное равнодушие или ее случайная удача.

– Но тогда я останусь одна с герцогом, – протестующе напомнила она, почти надеясь, что Чарльз заметил отношение к ней Лозана и теперь что-нибудь предпримет.

– Я уверен, вы сможете развлечь его, дорогая, – отсутствующим тоном ответил ее супруг.

– Но на какое время вы собираетесь уехать?

– Точно еще не знаю, может быть, на две-три недели. Все будет зависеть от того, как пройдут мои встречи, – неопределенно пояснил Чарльз, и Саре пришлось удовлетвориться этим туманным намеком.

Однако любовное похождение в доме, полном преданных хозяину слуг, было не таким легким делом, каким могло показаться. В течение нескольких ночей необходимость скрываться и прятаться изводила хозяйку дома и ее будущего любовника.

– Почему бы мне не пройти в вашу комнату, когда все уснут? – наконец предложил герцог, понижая голос, несмотря на то что они гуляли в саду.

– Попробуйте. Но вы должны быть очень осторожны. Если нас разоблачат, все погибло.

– В самом деле? – иронически переспросил герцог. – Ваш муж не мог не заметить, как я жажду вас. Неужели он надеется, что мы устоим перед подобным искушением?

– Не знаю, не знаю, – в смущении пробормотала Сара. – Признаюсь, все это кажется мне очень странным.

– Действительно, его поведение необъяснимо. Но, какими бы ни были замыслы Банбери, я не могу больше ждать. Сегодня я буду у вас.

Как это все удивительно, думала Сара, лежа в постели и глядя в окно на луну, она пылает чувствами к Арману, но все еще пугается плотской связи с ним. Почему бы ее чувственной натуре просто не позволить ей пасть в объятия любимого мужчины и не терзаться сомнениями? Но что-то продолжало удерживать ее от решительного шага.

«О Боже, – встрепенулась она, услышав осторожные шаги в коридоре и видя, как медленно приоткрывается дверь ее спальни. – Позволь мне сегодня быть смелой, хотя бы раз позабыть о своей щепетильности!»

Но ее мольба так и не была услышана.

Сидя в саду под бледным февральским солнцем, Сидония читала опубликованную автобиографию Лозана и не могла сдержать улыбку при эпизоде, в котором рассказывалось, как Сара Банбери попыталась забыть о своих тревогах.

«Наконец, однажды вечером она сказала мне, что я могу прийти к ней в комнату, когда все слуги уже будут спать, Я предвкушал этот долгожданный момент с совершенным нетерпением. Я нашел ее лежащей в постели и предположил, что могу позволить себе маленькие вольности. Но она казалась такой оскорбленной и возмущенной этим, что я не стал настаивать. Однако она позволила мне лечь рядом, потребовав вести себя сдержанно и пристойно – меня едва не убили эти слова. Эта очаровательная пытка продолжалась несколько ночей. Я уже потерял всякую надежду, когда однажды, со всем пылом юности обняв меня, она удовлетворила все мои желания».

– Бедный старый Лозан! – сказала Сидония коту, который следил за птицей, нервно подрагивая хвостом. – Она играла с ним! Но он так напутал меня в Париже, что я не испытываю ни малейшей жалости.

Шрам на ее лбу – там, где наложили шов, – постепенно зарастал, но воспоминания о невероятном обмороке в старинном доме еще жили в ней. Все подробности этого путешествия, странные события в Шато-де-Сидре и экзотическое любовное приключение, которое началось в морозное январское утро, со временем становились все более отчетливыми.

Однако Сидония еще ухитрялась находить в себе силы прогонять мысли о том, что вызвало, судя по статьям французских газет, такой удивительный интерес к ее исполнению. Пока она была за границей, Род оставил на ее автоответчике шестнадцать сообщений – все они были бурными и переполненными энтузиазмом.

«Жду тебя на ленч», – повторялось в нескольких из сообщений.

Сидония позвонила Роду в понедельник утром, после отъезда Алексея.

– Я только что вернулась, – солгала она. – Когда мы можем увидеться?

– Сейчас, немедленно. Прими поздравления, крошка Сид! На этот раз ты была просто молодцом. Что такое с тобой стряслось?

– Расскажу при встрече. Как насчет завтрашнего дня?

– Согласен. Подъезжай в офис к двенадцати. Я положу шампанское в холодильник.

– Ты меня просто искушаешь! – засмеялась Сидония и положила трубку.

Как всегда, за время отъезда накопилась целая кипа корреспонденции, и, разбирая ее, Сидония выудила два конверта с канадскими марками. Ее сердце ухнуло в пятки, и она долго сидела с письмами в руках, не решаясь вскрыть их и злясь на себя за такую нерешительность. Она не только изменила Финнану, но и пренебрегла его дружескими письмами. Борясь со слезами, Сидония вскрыла оба конверта и взяла их в сад вместе с книгой «Мемуары герцога де Лозана».

Письма Финнана были переполнены общими местами: он описывал больницу, обсуждал жизнь в Канаде, подробно рассказывал о своих коллегах. Только в последнем абзаце он упомянул, что скучает и никак не может дождаться дня, когда вновь ее увидит. Сидония читала эти слова так отстраненно, как будто они были обращены к кому-то другому, как будто совершенно другая женщина любила врача-ирландца и делила с ним постель. Неужели в этом и состоит тайна неверности, думала она? Неужели во всем было повинно божественное безумие?

В подавленном настроении она передернулась от внезапного ледяного ветра и вошла в дом, почти машинально садясь за клавикорды. И сразу же случилось маленькое чудо: неизвестно откуда в голове Сидонии возникла мелодия пьесы графа Келли «Леди Сара Банбери». Опустив гибкие пальцы на клавиатуру, Сидония начала играть.

Когда она пришла в себя, было уже темно, где-то возле Холленд-Хауса светились огни отеля. Поднявшись на верхний этаж, Сидония долго смотрела из окна в сторону развалин здания, которому довелось увидеть столько любовных сцен и страстных свиданий, трагедий и отчаяния, и попыталась предугадать, где и когда ей вновь посчастливится увидеть этот особняк во всем его блеске.

Она всецело отдалась ему и жадно наслаждалась каждым мгновением их близости. После нескольких ночей, когда она заставила беднягу Лозана лежать смирно рядом с ней, Сара преодолела угрызения совести, заключила его в объятия и покрыла поцелуями. Секундой позже они уже были обнажены и ее упругие груди нежно ласкали руки Армана. И это было только начало.

Удостоенный долгожданного наслаждения, герцог де Лозан постарался сделать так, чтобы у Сары не было причин оттолкнуть его вновь. Одним быстрым движением он овладел Сарой, заполнив ее огромной беспокойной частью своего тела и не медля ни секунды из опасения ее протестов. Но Сара всего лишь испустила глубокий вздох, и Лозан поспешил воспользоваться своим преимуществом, скользя внутрь и наружу со всей силой, какая помогала ему совершить множество побед на ложе. Последняя победа наполняла его такой гордостью, что он стал неутомим в своем стремлении как можно глубже проникнуть в тайны тела Сары.