Крепость королей. Проклятие - Пётч Оливер. Страница 69

Не дождавшись ответа, девушка махнула рукой:

– Ладно, чего уж там. Для охоты дорогая одежка все равно не годится.

– Благородная дама не разъезжает по охотам, – ответила Маргарета холодно. – Она шьет и вышивает. И ждет своего возлюбленного.

Агнес взглянула на служанку и не в первый раз отметила, как та состарилась. Тощая и дряхлая, с глубокими морщинами в уголках рта – было в ее облике что-то жестокое. «Как старая дева, – подумала Агнес. – Ей в самом деле пора подыскать жениха. Не стоит вставать у нее на пути».

И тут она насторожилась.

Что еще за…

У Агнес перехватило дыхание. Серебряная заколка в волосах Маргареты показалась ей до боли знакомой.

– Откуда она у тебя? – спросила она резко, показывая на украшение.

Маргарета в страхе отступила на шаг.

– Это… это подарок.

– Подарок от твоего ухажера?

Камеристка упрямо кивнула; на тощей шее проступили красные пятна.

– И что он получил взамен? – допытывалась Агнес.

Служанка наморщила лоб, но дочь наместника чувствовала, что ее удивление наигранно.

– Что… что вы имеете в виду? – спросила она. – Боюсь, я не понимаю…

– Прекрасно понимаешь.

Агнес встала с кровати. Она всегда была чуть выше Маргареты и теперь гневно взирала на служанку сверху вниз. Та скорчилась под ее взглядом, точно червь.

– Я скажу тебе, как все было, – продолжала Агнес резким голосом. – Какой-то молодчик состроил тебе глазки, пригласил тебя выпить вина, дал денег на это платье… Но хотел получить кое-что взамен, ведь так? – Она ткнула в служанку пальцем: – Ты рассказала ему, когда Гюнтер и Себастьян поедут с податями в Нойкастелль! А потом рассказала ему, что за орудия изготавливает Матис!

– Да… как вы смеете предъявлять мне подобные обвинения?! – Маргарета уперлась спиной в стену и упрямо скрестила руки на груди. – Стыдно должно быть!

– Это тебе должно быть стыдно! – Агнес шагнула к ней и вырвала у нее из волос заколку. – Вот твои тридцать сребреников! [16] Ты хоть знаешь, что это такое? Эта заколка принадлежала моей матери! Несколько недель назад отец отправил ее управляющему вместо денег. Потому что не хотел разорять крестьян!

В глазах Маргареты застыл невыразимый ужас. Она затряслась всем телом, скрещенные ранее на груди руки безвольно повисли вдоль туловища.

– Ты не могла этого знать, потому что никогда раньше ее не видела, – продолжала Агнес, багровея от злости. – Но я помню ее с самого детства. Твой ухажер всучил тебе заколку после ограбления. Вероятно, затем, чтобы ты и дальше снабжала его сведениями. Разве не так? Еще когда ты в этом платье появилась на похоронах Хайдельсхайма, я уже тогда заподозрила неладное. Ты… змея подколодная!

Маргарета сползла вдоль стены на пол и подняла руки к лицу, словно опасаясь ударов.

– Прошу вас, пожалуйста, не говорите вашему отцу! – взмолилась она. – Все… все было не так, как вы думаете! Я даже не знала, что это один из людей Вертингена. Он был хорошо одет, как порядочный ремесленник. И угощал меня вином, щедро угощал… Господи, чего я только не наболтала ему!

– И, несмотря на это, продолжала с ним встречаться и разболтала еще больше, – прошипела Агнес. – Уж после того, как люди Вертингена прознали о деньгах и убили нашего Себастьяна, ты могла бы догадаться!

Маргарета поникла окончательно, слова ее смешивались со слезами.

– Я… я не хотела принимать этого, – рыдала служанка. – Мне казалось, я нашла наконец мужчину, который вызволит меня из этой дыры. С которым я смогу сидеть перед очагом… в городском доме… с детишками на руках…

Маргарета продолжала всхлипывать. Агнес взирала на нее без всякого выражения.

– Я могла бы поверить, что ты действительно глупа до такой степени, – проговорила она наконец. – Я хотела бы в это поверить, хотя бы ради нашей старой дружбы. Но не могу. Мне кажется, в глубине души ты сознавала, что делаешь. Но думала только о себе.

– И что с того?

Маргарета неожиданно прекратила плакать, с упрямым выражением лица вытерла слезы и поднялась.

– Вы хоть понимаете, каково это, годами дожидаться здесь мужчину? Стареть в страхе, что однажды станет слишком поздно! Что рано или поздно сеньор выставит тебя вон и ты старухой сгинешь в лесах! Что вы знаете о настоящей жизни, госпожа? Верно говорит Пастух-Йокель: «Адам был пахарь, пряхой – Ева, где был король, где – королева?»

Последние слова Маргарета бросила, точно проклятие. Она расправила дорогое платье и, не сказав более ни слова, зашагала прочь. На мгновение Агнес показалось, что перед ней никакая не служанка, а настоящая госпожа. Затем хлопнула дверь, и она осталась одна.

Агнес опустилась на кровать и попыталась успокоиться. Ее по-прежнему трясло от злости. Маргарета была повинна в гибели Себастьяна, а в скором времени, возможно, и других людей – теперь, когда Черный Ганс прознал об орудиях Матиса… Но действительно ли она сделала это умышленно? Сможет ли Агнес рассказать отцу о предательстве Маргареты? Такие преступления карались страшной смертью. Изменников четвертовали, сажали на кол или бросали в кипящее масло. Как поступит отец? Агнес задумалась над последними словами камеристки и вспомнила всех крестьян, вынужденных из года в год бороться с голодом, морозами и произволом знати.

Что ты знаешь о настоящей жизни, госпожа?

Может, Маргарета права и она всего лишь избалованная девчонка, охотится с соколом и живет историями о рыцарях… Внезапно у нее пропало всякое желание отправляться с Парцифалем в лес. Агнес задумчиво уставилась в потолок. Там сердито гудело несколько пчел, тщетно пытаясь отыскать путь на свободу.

Лишь к вечеру следующего дня крестьяне и ландскнехты разгрузили повозки и установили на плато перед крепостью все необходимые приспособления. Больше всего времени заняла постройка больших щитов, за которыми следовало укрыть Толстушку Хедвиг и еще несколько орудий. Дело осложнялось тем, что люди Вертингена заставили все свободное пространство ловушками и волчьими ямами. Накануне кое-кто из крестьян уже напоролся на длинный, остро отточенный стержень. Теперь он лежал в лесу на постели из хвороста и громкими криками напоминал товарищам, что война – гнусное и жестокое ремесло.

Глядя на заделанные на скорую руку крепостные стены, Матис уже не сомневался, что Ганс фон Вертинген основательно подготовился к нападению. Должно быть, его кто-то предупредил. Филипп фон Эрфенштайн обещал вознаграждение тому, кто назовет ему имя предателя. Старый наместник то и дело осматривал проделанную работу, между тем как Фридрих фон Шарфенек большую часть времени проводил в тенистом шатре.

Когда солнце скрылось за верхушками деревьев, Ганс фон Вертинген впервые за это время показался на стене. Он был облачен в старомодный шлем и отполированный до блеска нагрудник. Матис прищурился. Черный Ганс стоял слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо. Но по низкому, насмешливому голосу было ясно, что рыцарь и не думал сдаваться.

– Эй, Эрфенштайн! – проревел он со стены. – Что за жалкое сборище ты сюда приволок? Ты всерьез решил, что этого хватит на мою крепость?

– Дело не в количестве солдат, а в их мужестве! – огрызнулся Эрфенштайн. – Рядом с тобой же я вижу лишь горстку мерзавцев! – Его голос далеко разносился над выжженным плато.

– А у тебя-то? Трусливые крестьяне да наемные ландскнехты, ха! Да плевал я на вас!

Приспешники Вертингена рассмеялись. Матис насчитал рядом с ним полдюжины человек, вооруженных арбалетами и длинными луками. Кроме того, из некоторых бойниц торчали стволы. Вероятно, у Вертингена тоже имелось несколько аркебуз.

– И если ты думаешь впечатлить меня своим фейерверком, то уясни вот что, – хвастливо продолжал Черный Ганс. – Эти стены такие толстые, что даже от твоей громадной пушки не будет толку, не говоря уже о жалких аркебузах!

Матис выругался вполголоса. Вертинген был хорошо осведомлен об их вооружении. Тем большее значение обретал момент внезапности. Как и задумывалось, ландскнехты расположили несколько бревен на покатом южном склоне. Одно из них было размером с Толстушку Хедвиг. Учитывая пушечные ядра, два фальконета и всевозможную оснастку, создавалось впечатление, что главный удар будет нанесен именно с этой стороны. А на площадке перед северной стеной стояла пара высоких щитов, за которыми, как могло показаться, укрывалось лишь несколько арбалетчиков. Черный Ганс даже не предполагал, что именно здесь ждала своего часа Толстушка Хедвиг.