Синяя веранда (сборник) - Вернер Елена. Страница 23
– Ты как? – кивнул он на ее живот.
Элиза достала из шкафчика пачку соленых крекеров и беззаботно отозвалась:
– Бывало и лучше. Но бывало и хуже. Пойдем вечером в кино? Катарина звала.
– Нет.
– Знаю, знаю, денег нет. – Элиза закатила глаза и принялась с ожесточением хрустеть крекером. Несколько крошек упало на ее зеленую форму.
– Нет-нет, с этим как раз все в порядке! – Аксель улыбнулся. – Деньги скоро будут. Поэтому и не могу сегодня, надо подготовиться к…
Девушка перестала жевать и сощурилась, глядя на Акселя с подозрением. Потом сложила руки на груди, сразу отстраняясь и становясь чужой.
– Опять? Аксель, ты же обещал.
– Элиза…
– Ты обещал мне. Нам. Что ты с этим завяжешь.
– Элиза, это большие деньги.
– Мне наплевать, какие они! Тебя поймают. Однажды ты просто не вернешься. А я останусь одна. Если ты хочешь меня бросить, то уж лучше сделай это как все! Просто уйди. Тогда я буду знать, что все дело во мне. Я не хочу больше так жить, все время думая, что с тобой что-то случится…
– Да с чего ты решила… Элиза, – с мученическим видом протянул Аксель. Опять эта женская истерика… Вечно девушки все драматизируют.
Она ждала от него ответа. Он знал, что сейчас нужно кивнуть, пообещать, что он останется дома, и все тут же станет хорошо. Она улыбнется, недоверчиво, но уже успокаиваясь, и даже позволит себя обнять, и можно будет зарыться носом в ее рыжеватые волосы и почувствовать, что они пахнут яблочным шампунем.
Но он продолжал стоять. Тогда Элиза кивнула, поставила пакет крекеров обратно и вышла. Когда Аксель протиснулся мимо кассы, она даже не подняла на него глаз.
Вечером Аксель почитал в интернете об их ночном «объекте». Кажется, в школе его класс ездил туда на экскурсию, но Аксель в это время болел. Теперь он пролистывал рассказы о всяких ужасах, творившихся в лагере давным-давно, и искал только то, что могло бы пригодиться сегодня ночью. Информацию об устройстве музея, карту мемориала, заметки об открытии и реконструкциях, о возможной охране. Было много фотографий, но черно-белые, с изображением изможденных узников, он пролистывал, не увеличивая. Кому нужна история, его сейчас волновала только современность.
Он слышал, как пришла Элиза, слышал ее шаги в кухне и звяканье ключа, повешенного в ключницу. Поздно. Наверное, все-таки ходила с Катариной в кино. Аксель ждал, что она зайдет в комнату, но так и не дождался, услышав только звук воды в ванной и скрип кровати, когда Элиза легла. Ладно, ничего, простит. Особенно когда поймет, что все это Аксель делает и для нее с ребенком тоже. На зарплату консультанта в строительном много себе не позволишь, его маленькие ночные приключения очень помогают. А увесистая сумма за вывеску, которую они добудут сегодня ночью, придется как нельзя кстати к появлению маленького.
Аксель рассчитал время так, чтобы оказаться на месте в начале третьего. С трех до четырех часов ночи – самый глухой и темный час суток. Когда-то он прочел, что в это время больше всего людей умирает и рождается тоже, и с тех пор любил этот час больше других. Словно на земле наступало недолгое затишье, когда никто не помешает, и ночь надежно хранит тайны всех, кто ей доверится. Аксель доверял.
По пути, в энергичном тепле машины, он все же рассказал Тиму и Вольфи, что они едут в бывший фашистский концлагерь, и раздал каждому распечатанную карту. Их целью была одна из тех знаменитых на весь мир надписей, что когда-то заставляли людей содрогаться. Arbeit macht frei, вплетенная в металл входных ворот.
– Три слова всего. Это по десять тысяч за слово… – прикинул Тим. И возвестил тут же, не меняя интонации: – Круто, никогда не был в концлагере!
– Ну вот и побываешь, – ухмыльнулся Миро. – Прости, экскурсовод не предусмотрен.
– Ладно, обойдусь. – Тим принялся изучать схему. – Слушайте, там же опыты на живых людях ставили. Я передачу смотрел. А еще их выводили на улицу и…
– Не о том думаешь, – оборвал его Аксель и стал водить пальцем по листку с картой. – Смотрите. Вот здесь музейная часть и вход. Охрана, по всей видимости, тут же. Если она вообще есть ночью. Поэтому мы зайдем с противоположной стороны, через забор. Пройдем по территории насквозь. Наша цель вот здесь, ворота под башней А.
Он ткнул пальцем в схему. Тим и Вольфи закивали.
– Выглядит надпись вот так. – Аксель передал им фотографию. – Попробуем перекусить ножницами. Тонкие прутья точно возьмет, с вот этими толстыми частями – пока не знаю. Не возьмет, значит, пойдет в дело плазморез.
– Может, все-таки ножницами? – вздохнул Миро.
– Я сказал «если не возьмет».
– Понял-понял! Эй? Ты чего такой смурной сегодня? – Миро покосился на него с недоумением. Аксель не ответил.
Машину оставили неподалеку, в сосновой рощице, что подходила вплотную к лагерному забору, его бетонные пролеты было видно сквозь прямой строй деревьев. Аксель выскользнул из машины, прикрыл дверь и прислушался. Тихо. В верхушках сосен поблескивала луна. Он заметил ее еще в дороге и с тех пор поглядывал с недовольством, словно его чувства к ней могли прогнать ее с неба. Набухшая, большая и только немного изъеденная с края. Яркая, черт бы ее побрал. Это добавляло трудностей: под прикрытием темноты работается лучше.
Аксель втянул носом воздух, так, что захолодило в гортани. Языком чувствовалась горчинка осени, такой едва ощутимый оттенок, проступающий сквозь теплую пряность соснового аромата.
Парни, вылезая из машины, шебуршали куртками, натягивали – непременное условие их экипировки – черные перчатки. В плеере Вольфи играло что-то тяжелое, слышное другим даже без наушников.
Тим подошел к Акселю и кивнул на светлеющий впереди забор:
– Это там, да? Чего-то мне не по себе…
– Ага, сказал человек, отпиливший крыло бронзовому ангелу на надгробии, – с сарказмом скривился Аксель. – На кладбище в Тегеле, на прошлой неделе, припоминаешь? Как звали дамочку, что там лежала? Кажется, Хелена фон как-то там. Она тебе еще во сне не приходила? «Тим, отда-а-ай мне моего ангела…»
– Да ну ее! – передернуло Тима. Аксель вздохнул и положил руку ему на плечо:
– Друг, ты прикалываешься, что ли? Расслабься…
Из-за крышки багажника донесся театральный шепот Миро:
– Ваши душевные терзания трогают меня до слез, но, может, вы поможете с этим барахлом, а?
Все было уже много раз отработано. Вольфи остался в машине на случай непредвиденных осложнений, Тим, Миро и Аксель отправились к забору, по пути отключая звук на мобильниках.
– А тока здесь точно нет? – Тим опасливо глядел на ограду.
– Ну ты даешь… – заржал Миро и, спохватившись, поперхнулся и перешел на шепот. – Какой ток, мы в Третьем рейхе, что ли? Расслабься, это музей. Такой же, как остальные.
– Ну, будь это Лувр…
– Тим. – Аксель заговорил жестко. Ему надоела пустая болтовня. – Это не Лувр. Это просто огороженное забором поле. Пара бараков, памятник – и все. Мона Лиза тут не висит, и это не оборонный завод. Никто не ходит с собаками, пулеметчиков на вышках нет. Просто огород, в который мы лезем за грушами. Так что заткнись уже и работай!
Тим обиженно засопел и принялся устанавливать к забору лестницу. Аксель знал, обиды Тима хватит минуты на три, не больше. Хоть помолчит это время.
Оседлав забор, Аксель внимательно оглядел вид, открывшийся отсюда. Перед ним лежал концлагерь. Худшие опасения оправдывались: огромная территория, не занятая почти ничем, кроме белесого лунного света, и если они пойдут напрямую, их будет видно с любой точки. Хорошо еще, что нет видеокамер, кажется. Развернув на колене схему лагеря, Аксель соотнес значки на карте с тем, что видит, и решил, что лучше двигаться по периметру. Напротив, на той стороне большого поля с несколькими одноэтажными бараками и какими-то памятными камнями и плитами, темнело пятно башни А, бывшего КПП с воротами и комендатурой. Именно там Акселя ждала награда. Только туда надо еще дойти.
Они уже двинулись вдоль стены, согнувшись пополам, когда Миро вдруг остановился.