Сильнейшие (ЛП) - Робертс Лорен. Страница 9

Стоя над ней, я начинаю тянуть за уголок одно из мятых одеял, на которых она сидит. Она едва не падает, бормоча что-то в знак протеста. Не обращая внимания на ее возражения, я стелю мягкое одеяло на пол рядом с кроватью.

— Ты уж точно могла бы пожертвовать ради меня одним одеялом.

— Ты уж точно мог бы попросить меня встать, — бормочет она с натянутой улыбкой.

— Ты знаешь, что в этом нет ничего смешного.

Кожей ощущаю ее взгляд, пока комкаю одежду в импровизированную подушку. Изо всех сил стараюсь игнорировать это ощущение, а так же выражение ее лица. Даже когда она плакала, ей удавалось светиться, словно каждая слеза была каплей солнечного света.

— Ты пропустил местечко.

Я вскидывая голову при звуке ее голоса и вопросительно поднимаю брови.

— Сажа, — поясняет она. — Осталось немного на локте.

— Тогда держись подальше, — хмурюсь я. — Предпочел бы, чтобы в меня больше не сморкались.

Она улыбается, хватая влажную тряпку со стойки напротив кровати.

— Не смеши, — она хватает меня за руку, пытаясь притянуть к себе. И хоть и неохотно, но я позволяю ей.

Она немного колеблется, прежде чем провести тряпкой по моей руке. Ткань шершавая на ощупь, хотя ее прикосновение, что неудивительно, нежное.

— Я далеко не хрупкий, — говорю в ответ на каждое ее нежное прикосновение.

— Я знаю, — тихо произносит она. — Между хрупкостью и мягкостью есть большая разница.

Эти слова совсем не похожи на сотни предыдущих. Они обдуманны, проницательны, как и она сама.

— Значит, ты думаешь, что я мягкий?

Она вопросительно наклоняет голову:

— Разве ты не хочешь, чтобы о тебе заботились? — она лишает меня дара речи.

И только когда она выпускает из рук грязную ткань, я прочищаю горло, наконец нарушая тишину. Смотрю, как она опускается обратно на матрас, зарываясь в одеяла.

И только тогда я устремляюсь к двери, засовывая кинжалы за пояс штанов.

Я слышу беспокойство в ее голосе.

— Куда ты идешь?

Дверь распахивается.

— Найти их.

Глава шестая

Адина

Я просыпаюсь от сладкого аромата булочек так же, как и делаю каждое утро с тех пор, как Мак отправился искать людей, загнавших меня в его объятия. Хоть я и не знаю, что стало результатом его действий, но начинаю думать, что, возможно, мне это и не нужно.

События той ночи и выражение лица Мака, когда он отправился на поиски мерзкой компании, все еще преследуют меня. Их слова, грохот шагов за моей спиной… Я надеюсь, что больше никогда больше не испытаю подобного страха.

Мои глаза медленно открываются, и я чувствую, как он ставит тарелку мне на живот. На ней лежат пропитанные медом булочки, поблескивающие в тусклом свете. Сажусь, c улыбкой потягиваюсь и широко зеваю.

— Завтрак в постель третий день подряд? Я совсем избаловалась.

— Да, очень, — как обычно сухо отвечает он. — Новый день — новое требование.

Я киваю в сторону булочки, лежащей на столе.

— По крайней мере, это требование выгодно нам обоим.

— Ну, в плане финансов это точно невыгодно, — ворчит он. — Ты начинаешь дорого мне обходиться.

Я выбираюсь из кокона одеял и с тихим стоном поднимаюсь на ноги. Свисающий c плеча синий свитер окутывает меня теплом и, что еще важнее, его запахом. Он пахнет чем-то похожим, на огонь, — не дымом, а чем-то смелым и непоколебимым. Воплощением оружия — стойкого и смертоносного.

Два дня назад он швырнул этот свитер мне в лицу, сравнив стук моих зубов с непрерывным набатом стали — или чем-то столь же драматичным.

Тем не менее, я прячу подбородок в потрепанном воротнике и нахожу в этом умиротворение. Или, быть может, меня успокаивает нечто более символичное. Возможно, даже он.

Странно, если учесть, что он, вероятно, не самый мягкий человек, с кем мне когда-либо доводилось сталкиваться. Но последние несколько дней рядом c ним мне было особенно спокойно.

Я говорю, а он слушает. Каким-то образом ему удается сдерживать мою тревогу за Пэй.

При этом я никогда не могу быть полностью уверена в том, что он слушает. Распространенное заблуждение обо мне заключается в том, что мне всегда легко говорить. Однако, на самом деле, все зависит от слушателя. И пускай я не всегда могу быть уверена, что Мак действительно это делает, мне все равно невероятно легко высказывать ему свои мысли.

— Над чем ты работаешь? — я выглядываю из-за его плеча и рассматриваю разбросанные по столу куски металла.

Он одаривает меня одним из тех взглядов, что сопровождают каждую его невыразительную эмоцию.

— Здесь нет ничего, что касалось бы того, над чем должна работать ты.

— Да ладно тебе! — я откусываю еще кусочек булочки и обхожу его. — Твоя форма скоро будет готова, — он уже раскрывает рот, отчего шрам на его губах растягивается, как я поспешно добавляю:

— Она будет готова к нашему визиту в замок.

Он проводит рукой по волосам, пропуская сквозь пальцы серебряную прядь, чем снова напоминает мне об Пэй.

— То есть, она будет готова через три дня, верно?

— Да-да, — заверяю я с энтузиазмом. — Ты совершенно в меня не веришь, Мак.

— Что справедливо, — замечает он. — Мне следует напомнить о слезах, пролитых прошлым вечером из-за пуговиц?

— Пуговицы — проклятие всей моей жизни, — просто отвечаю я. — Это единственное объяснение.

— Ну, конечно, — его сарказм едва ли меня задевает, и я киваю в сторону того, над чем он работает. Он вздыхает и неохотно отвечает:

— Я тестирую несколько моделей ножей. Вот этот, — поднимает тонкое лезвие со стола, — раскрывается на два ножа.

Он вставляет палец в металлическое кольцо, расположенное на вершине, а затем прокручивает клинок в ладони. И, действительно, раздается тихий щелчок, после которого на противоположном конце появляется еще одно лезвие.

— А что насчет этого? — спрашиваю я, указывая на один из ножей, безобидно лежащих на деревянном столе.

Он отталкивает мою руку, бросая на меня взгляд.

— Твои руки больше не имеют права находиться рядом с моим оружием. — Я пытаюсь скрыть улыбку и киваю на нож, побуждая его продолжать. — Эти четыре объединяются в один.

С этими словами он начинает собирать лезвия, соединяя их ручки и создавая своеобразную смертоносную звезду. Мое сердце замирает, когда он бросает ее в дальний угол, заставляя меня вздрогнуть. Стали удается пройти между разрушающимися кирпичами и погрузиться глубоко в стену. Я изумленно моргаю до тех пор, пока мое сердце вновь не начинает биться.

— Это было… великолепно.

Он позволяет себе издать сухой смешок.

— Не думал, что тебе понравится подобное.

Я скрещиваю руки на груди.

— То, что я создана для любви, вовсе не означает, что я не могу восхищаться бойцами.

Он направляется к стене и с ворчанием вытаскивает нож.

— Это правда. Мне еще предстоит сделать из тебя бойца.

Я фыркаю:

— Поверь мне, Пэй пыталась. Раньше она умоляла меня носить нож, но… — я замолкаю, почувствовав, что расстояние между нами внезапно сократилось. Он широкими шагами устремляется ко мне, и теперь его тело настолько близко, что я чувствую запах, исходящий от его одежды. Я по привычке раскрываю рот, чтобы сказать что-нибудь, что успокоит мои нервы, как слышу, что он говорит:

— Итак, — его голос звучит тихо и низко. — Что бы ты сделала, если бы я поднес этот клинок к твоему животу?

Мягко смеюсь.

— Ну, ты бы никогда этого не сделал, так что я особо задумывалась об этом.

Он проводит лезвием по моим ребрам и шепчет так, что мое лицо вспыхивает:

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь, сладкая.

Я сглатываю.

— Это абсурд. Я никогда не окажусь в подобной ситуации.

— Пока ты живешь в трущобах, — он делает паузу, медленно скользя по мне взглядом. — Ты определенно окажешься в такой ситуации. А теперь скажи мне, что бы ты сделала.