Расплата - Пётч Оливер. Страница 49

– Библиотека внизу, – сказал отец Доминик, сняв со стены один из факелов. – Крупнейшая сокровищница мудрости во всей Священной Римской империи. Настоятель Дитер фон Катценельнбоген выстроил ее на деньги своей матери. Теперь его собственная гробница служит входом, – старец стал тяжело спускаться по ступеням. – Идите и взгляните на чудо Санкт-Гоара.

Словно раковина улитки, лестница ввинчивалась всё глубже в недра. Наконец ступени окончились перед порталом с массивной дощатой дверью, усиленной железными пластинами. Отец Доминик зажег от факела стеклянный, черный от копоти светильник, висевший на крюке возле входа. Он осторожно погасил факел и только потом достал из-под рясы большую связку и вставил один из ключей в замочную скважину.

– Сюда запрещено входить с факелами и свечами, – пояснил декан. – И все залы, которые мы скоро пересечем, разделены огнеупорными дверьми. В случае пожара мы хотя бы сможем удержать его в определенных пределах. За последние триста лет такое случалось уже дважды, и ущерб был весьма ощутим.

Дверь отворилась, и у Агнес перехватило дыхание.

До сих пор она видела лишь библиотеку Трифельса, и однажды ей довелось побывать в библиотеке Ойссерталя. Но здесь было нечто совершенно другое. Перед глазами раскинулась целая книжная вселенная. На высоту почти десяти шагов вздымались полки, заставленные увесистыми фолиантами, тонкими тетрадями, документами, письмами и пергаментными свитками. Они тянулись вдаль и терялись во мраке. Лестницы вели на верхние этажи, всюду нависали балконы. Агнес услышала шорох и заметила, как по проходу слева прошел, сгорбившись, монах со стопкой книг. Он не произнес ни слова, но шаги его разносились под сводами диковинным эхом – словно капли дождя стучали по крыше. Откуда-то доносился слабый шелест, как если бы непрошеные гости пробудили зверя.

Отец Доминик тем временем шел впереди, и в свете фонаря шаг за шагом проявлялось все величие сводов. Агнес прикинула, что в длину зал составлял не меньше пятидесяти шагов. Ряды полок то и дело прерывались проходами, которые заканчивались новыми дверями. Похоже, все это было с усердием вырублено в скале. Местами на стенах белели пятна, словно гипсовые. Агнес так и не поняла, что это. Она вдруг обрадовалась своему теплому плащу. В туннелях было холодно, как в могиле.

– Не самое подходящее место для библиотеки, – заметил Мельхиор, зябко потирая руки и глядя в высокий потолок.

– Зато безопасное, – отозвался отец Доминик. – Холод и сухость защищают книги от плесени. Наверное, все дело в соли, которая всюду выступает из скал. Мы точно не знаем. Но лучшего места для такого количества книг не найти.

– Сколько же их здесь? – спросила Агнес.

– По нашим расчетам, около ста тысяч. Правда, бо́льшая часть представлена пергаментами и потрепанными актами касательно повседневной рутины. Кстати, знаменитая библиотека в Александрии раз в пять богаче. И все-таки мы, как мне кажется, можем гордиться.

Отец Доминик все шагал вдоль высоких стеллажей. Им снова повстречался одинокий монах со стопкой книг. Он кивком поприветствовал декана.

– Почему об этой библиотеке никто не знает? – спросил Мельхиор. – Вы говорили, что она доступна путникам. Почему же я о ней до сих пор не слышал?

– Прежде, во времена Фридриха, в библиотеку действительно имели доступ все желающие. Однако потом настало тяжелое время, когда трон остался без кайзера. И мы сочли за лучшее закрыть ворота. Теперь о ней снова узна́ют. Мы сами подбираем людей, и круг их с каждым годом растет… – Отец Доминик вздохнул. – С изобретением печатного станка книги уже не в диковинку. В каждом городе есть. Конечно, они теперь не столь притягательны для воров, но и очарование их тоже утрачено.

Между тем они свернули в один из проходов и подошли к следующей двери. Декан отворил ее ключом из связки. Комната за ней оказалась куда меньше, зато была сплошь заставлена книгами и пергаментными свитками. Стеллажи высотою до самого потолка делили комнату на коридоры и ниши, тонущие во мраке. Сводное пространство посередине занимал массивный круглый стол. Столешницу украшали три черных льва на желтом поле. Вокруг стояли несколько древних на вид скамеек. Отец Доминик осторожно поставил светильник на стол и зажег ряд стеклянных люстр, свисавших на цепях с каменного потолка. Агнес облегченно вздохнула. Наконец-то стало светло настолько, что она не чувствовала себя погребенной заживо.

– Это самое сердце библиотеки, – начал отец Доминик. Он прошел вдоль книжных рядов, что-то выискивая, и скрылся за стеллажом. – Здесь собраны труды, прочитанные лично кайзером Фридрихом или им самим написанные.

Декан вернулся с потрепанной книгой, на обложке которой был изображен король с ловчей птицей.

– Я знаю эту книгу! – воскликнула Агнес удивленно. Стены, казалось, волшебным образом поглощали ее голос. – У меня есть такая же. Это…

– De arte venandi cum avibus, – с улыбкой перебил ее декан. – Искусство охоты с птицами. Кайзер Фридрих сам ее сочинил. Это оригинал, хотя многие считают, что он был уничтожен во время осады Пармы… – Он с любовью провел рукой по кожаному переплету, после чего вернул книгу на полку и снова повернулся к своим гостям. – Но мы здесь не для того, чтобы рассуждать о птицах, верно? Можно мне взглянуть на кольцо?

Агнес нехотя стянула кольцо с пальца. Отец Доминик достал из-под рясы линзу и вместе с кольцом поднес к самому лицу, так что на Агнес уставился громадный рыбий глаз. Наконец декан удовлетворенно кивнул.

– Кольцо Барбароссы, без сомнений. Оно единственное в своем роде, и узнать его можно по крошечным инициалам, скрытым в бороде. Невооруженному глазу они кажутся лишь царапинками.

– А я считала, что таких колец целое множество, – заметила Агнес.

Отец Доминик рассмеялся.

– Тот, кто сказал вам это, либо ничего не смыслил, либо хотел от вас что-то утаить. Гогенштауфены передавали это кольцо из поколения в поколение как символ власти. Сначала его носил Фридрих Барбаросса, потом – его сын Генрих Шестой и Фридрих Второй, а после – его сыновья Генрих, Конрад и Манфред. Все они умерли, в том числе и внебрачные сыновья Фридриха: в бою, от яда или болезней. Когда шестнадцатилетний Конрадин, внук Фридриха, пал от рук французов, кольцо перешло к последнему наследнику рода Гогенштауфенов, его дяде Энцио, который более двадцати лет, до самой смерти, провел в заточении в Болонье.

Агнес задумчиво кивнула.

– Отец Тристан, мой исповедник в Трифельсе, тоже рассказывал мне о потомках Фридриха. Правда, о кольце он при этом не упоминал… Мне все кажется, что отец Тристан хотел от меня что-то скрыть. Вот только зачем?

Несмотря на теплый плащ, ее вдруг пробрала дрожь. Матис, похоже, это почувствовал. Он взял ее за руку и мягко пожал.

– Агнес нашла кольцо недалеко от Трифельса, – обратился он к декану. – Ну, скорее ее сокол нашел. Может, вы знаете, как оно туда попало? Возможно, это всего лишь совпадение…

– Совпадение? Нет, не думаю. Даже наоборот. Но чтобы вы всё поняли, я должен рассказать вам долгую историю…

Отец Доминик жестом пригласил всех сесть за стол. Потом взял с полки увесистый фолиант и принялся перелистывать страницы с красочными рисунками. Отыскав нужную страницу, декан положил книгу на стол перед Агнес. Он показал на изображенного там юношу в привычном для рыцарских времен пажеском одеянии.

– Это Энцио, любимый сын Фридриха, пусть и внебрачный, – начал декан мягким голосом. – Должно быть, он очень походил на отца – любознательный и склонный к поэзии. Но еще юношей, в сражении под Фоссальтой он попал в плен и до конца жизни пробыл в Болонье. Ему разрешали писать письма и принимать посетителей. Но его никогда не оставляли с ними наедине. Кроме одного единственного раза… – декан прокашлялся. – Была, вероятно, одна монашка. Звали ее Элеонорой Авиньонской, она происходила из знатного норманнского рода и была невероятно красивой. Энцио влюбился в нее еще в молодые годы. От любви этой родилось дитя, девочка по имени Констанция…