Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 37

Я съехала вбок и уткнулась виском ему в плечо.

– Не знаю. Живая.

– Тебе как-нибудь, ну…

– Ничего не надо, – заставила я себя разлепить глаза и улыбнуться. – Дино, иди спать.

Наверное, это убежище действительно было лучшим, на что мы могли сейчас рассчитывать. Шесть комнат только на первом ярусе – можно бродить целую неделю и не натыкаться друг на друга. Я выбрала ближайшую, даже не разглядывая её, наскоро ополоснулась в бассейне и забралась под одеяло.

Хотелось не просто отключиться, а исчезнуть – желательно навсегда.

Сначала мне снилась всякая бессвязная муть. Бег по лабиринту, чудовища, поезда, Хорхе в образе совы, удушающие ароматы цветов… Земля осыпалась под ногами, крошилась и обрушивалась в пропасть; дул сильный ветер, подхватывал меня и уносил прочь, в новое место, но и оно вскоре начинало разрушаться. А потом течение сна изменилось. Мы были в какой-то аудитории, целая толпа детей… нет, пожалуй, уже подростков, и постарше, и помладше; я видела руку с обломанными ногтями, вцепившуюся в бледно-розовые волосы и чувствовала запах крови, который становился всё сильнее, почти до тошноты…

«Нет, – пронеслось в голове. – Нет, нет, нет. Хватит. Не хочу. Не надо меня пугать. Я хочу знать твоё прошлое, но не такое».

Образ аудитории исчез, оставляя неприятный мутный след – как мел, стёртый тряпкой.

«Какая требовательная девочка, – шёпот ощущался как щекотка. – И чего же ты хочешь?»

А что ты прячешь, Йен?

«Урсула, не надо».

Ты ведь прячешь что-то, да? Покажи, Йен.

Что-то промелькнуло между нами, как вспышка молнии – запах роз, острое разочарование, белое-алое-белое… белое…

…он был в лаборатории.

Уже совсем взрослый, лет двадцать или чуть больше; рубашка слишком обтягивала плечи и казалась тесноватой. Длинные волосы скрепляла чёрная лента, неширокая и атласно блестящая, и сейчас он задумчиво накручивал её на палец, как локон.

– И что же ты здесь делаешь, Флёр? Дай-ка угадаю: решила завершить наши нежные отношения до срока и пришла за положенной наградой?

Молодая женщина у стола, заставленного колбами и приборами, тоже была мне знакома: каштановые локоны с крупным завитком, ясные голубые глаза, капризный рот… Та самая, из первого сна. Но сейчас она выглядела почти испуганно.

– У нас нет никаких отношений.

Пальцы замерли; лента выскользнула и сползла по плечу.

– Конечно, нет. Но это было та-а-ак удобно, что даже обидно прекращать. Знаешь, Флёр, твой брат, когда выпьет, рассказывает всё. Абсолютно всё… – он пересёк лабораторию и навис над женщиной – но только на мгновение, а затем потянулся дальше, к столу. – Мне даже стало совестно. Столь блестящая чародейка с безупречным будущим вынуждена мириться с дешёвкой вроде меня, и всё ради… вот этого, верно? – он отстранился и протянул ей колбу с цветком – багровым, как венозная кровь. – Но, думаю, это станет для тебя достойной компенсацией. Нет? Всё ещё слишком дёшево? Может, тогда возьмёшь ещё мои записи? – и он пихнул ей в руки тетрадь. – Всё ещё недостаточно? Ах-х…

Женщина размахнулась и коротко ударила его по щеке – сперва ладонью, потом тыльной стороной, наотмашь.

Он даже не отшатнулся.

– Ты просто ублюдок.

– Знаю, – произнёс он с нежностью и осторожно прикоснулся к её волосам. – Ты ведь так давно мне это говоришь… так давно. Почему ты злишься, Флёр? Ведь ты была несерьёзна с самого начала… делала это ради высшей цели… превозмогала. Но почему же несерьёзным нельзя быть мне?

Женщина резко развернулась и вышла, прижимая к груди колбу с цветком и записи. Лицо у неё горело.

Он замер посреди лаборатории, запрокинув голову, и прикрыл глаза ладонью; дыхание у него сбилось.

– Ах-х-ха…

А потом он сдвинул пальцы и посмотрел на меня в щель, и стало ясно, что больше это не воспоминание, а он сам.

Йен.

– Да, ну и влипли же мы, Урсула, – выдохнул он хрипло и рассмеялся. Голос был таким же приятным, гипнотическим, как минутой ранее, но теперь будто бы надтреснутым. – Флёр действительно забрала мою работу, чтобы укрепить влияние Роз… Но, конечно, у них не получилось воспроизвести эксперимент. Бессмертный цветок, ах-х-ха… Я уже забыл, насколько глупо всё это выглядело… Эй, Урсула, – обернулся вдруг Йен ко мне, не отнимая от лица руку. – Кажется, меня только что бросили. Утешишь меня?

Я ведь знала, что он шутит.

Совершенно точно знала.

…но всё равно шагнула к нему, ближе, ближе, пока не оказалась почти вплотную. Йен ощущался таким тёплым, реальным, от него даже пахло по-настоящему – чистотой, травяным мылом и чем-то солоноватым. Его волосы казались на ощупь влажными, точно не успели просохнуть после купания; я встала на цыпочки, положила ему руку на затылок, пригибая к себе, заставляя уступить.

А губы у него были твёрдыми и немного шершавыми. И очень, очень горячими.

Раньше я уже целовалась, да хотя бы с Дино, но это было совсем не так. Прижиматься к чужому рту; впускать язык; покусывать губы; задыхаться. Ноги у меня подломились, и Йен подхватил меня под спину, а потом скользнул другой рукой под сорочку, под которой не было ничего, ни клочка ткани, и я…. я испугалась.

И – очнулась в разворошённой постели в совершенно незнакомом месте.

– Ах, да, – пробормотала я. – Убежище вампиров. Терновый Сад.

Голова была как чугунная. Мне с трудом удалось выбраться из одеял и кое-как сунуть ноги в кроссовки. Время уже перевалило за полдень; солнце шпарило безжалостно, и весь огромный сад за окном благоухал как-то остервенело, точно в последний раз. Я выбралась наружу, как была, в кроссовках и сорочке, и привалилась спиной к яблоневому стволу; ноги до сих пор подкашивались, а губы горели и горячо пульсировали.

– Йен, – тихо позвала я. – Если ты сделаешь это ещё раз, я выкину тебя из своей головы, и будь что будет. Понял?

Он не откликался некоторое время, а когда заговорил, то голос его звучал покладисто.

«Идёт, милая. Вполне справедливо. Остаётся вопрос: как поступим, если это сделаешь ты?»

Я сползла на траву, стискивая ладонями виски так, словно пыталась череп раздавить. Ответить было нечего.

Ведь я действительно подошла к нему сама.

Сама.

ГЛАВА 6. Жадные цветы

До самого вечера мы так и просидели по своим комнатам. Дино отсыпался – похоже, его основательно накрыло после вчерашнего, и он только мычал невнятно, когда его пытались разбудить. Гэбриэлла вышла один раз, когда я задумчиво обдирала вишни в саду; она немного постояла рядом, съела несколько ягод и вернулась в свою комнату. Когда стемнело, в наши роскошные тюремные апартаменты заглянул Хорхе, сокрушённо покачал головой и снова исчез.

«А кому бы пришлось по вкусу это сумрачное царство уныния? – резонно заметил Йен. – Да и ты вроде ведь никогда не была любительницей кислятины, моя прелесть. Так что же изменилось вдруг? И как долго ты собираешься меня игнорировать?»

Так долго, как получится, естественно… Но вслух я этого не скажу.

«Тебе не кажется, что ты реагируешь немного избыточно? – продолжил он, начисто игнорируя моё желание побыть немного в тишине. – Сейчас ты в таком ступоре, словно много лет заблуждалась в собственной ориентации и неожиданно прозрела… Ты не одна в замешательстве – я тоже смущён, знаешь ли, потому что эту страницу своей биографии показывать тебе не собирался».

Он заблуждался как минимум наполовину, потому что дело было не только и не столько в воспоминаниях, и за какую-то ночь всё осложнилось необратимо. Рухнул баланс, который мы удерживали пятнадцать лет, а как теперь его восстанавливать – я не знала.

«Урсула, поговори со мной. Если хочешь, отругай. Только не молчи, хорошо, солнце?»

Я упрямо уткнулась лбом в колени и замерла. Было ощущение, что голова сейчас взорвётся, и вечерняя прохлада в саду нисколько не остужала этот жар.

«Тебе понравилось», – сказала вдруг Салли.

Меня на месте подкинуло, и я едва не завалилась спиной в заросли пионов.