Духов день (СИ) - Криптонов Василий. Страница 11

— Старик был напуган до смерти, — продолжил Головин. — Открыть мне дверь согласился лишь после того, как я пригрозил, что её вынесу. Но рассказать толком ничего не смог. По его словам, Алексей — тот, кто должен был забрать мешок из леса, явился вместе с Дорофеевым, якобы для того, чтобы помочь донести мешок. Требовал встречи с Иоганном. Архивариус, разумеется, не позволил и захлопнул дверь перед его носом. Но Алексей каким-то образом пробрался в архив. Дождался Иоганна, после чего налетел на них, как ястреб. Архивариуса свалил с ног ударом. Когда старик очнулся, рядом уже никого не было. Мешок тоже исчез. Во дворе я увидел следы побоища — кто-то дрался с тварями. А след от кареты привёл меня к широкой улице, выложенной брусчаткой. На камнях он, конечно же, затерялся. Алексея на постоялом дворе, где он квартировал, не видали с позапрошлой ночи. Дорофеев так же бесследно исчез. А Троекуров ждал меня к себе уже вечером. Я должен был привезти товар. Сказать ему о том, что мешок пропал вместе с моим братом — о подобном я не смел даже думать. При мысли о том, как явлюсь к Троекурову и расскажу об этом, кровь стыла в жилах.

— И ты решил свинтить.

— Я… Поймите правильно — я всего лишь хотел поступить достойно! Надеялся отыскать Иоганна и вернуть товар!

— Врать будешь прокурору. Ты решил, что дурачок Иоганн, которого обуяла жадность, свинтил вместе с подручными — в надежде самостоятельно отыскать барыгу и открыть собственный бизнес. Надоело под братцем-жмотом ходить, отчалил в свободное плавание.

Вольфганг отвёл глаза.

— Высокие отношения, — похвалил я. — Только так родные братья и должны поступать! Дальше что было?

— Я нанял карету. Взял с собой лишь самое необходимое и поехал в Петербург.

— Логично. Где ж ещё ныкаться, если не в большом городе. Дальше?

— Я спешил, как мог. На почтовой станции мы сменили лошадей, но ехать в ночь возница отказался. Сказал, что боится тварей — в последнее время на тракте они нападают всё чаще. Путешественники стараются не передвигаться по одному. И уж тем более — ночами. Я рвал и метал, но переубедить его не смог.

— Да и сам зассал ночью ехать. Говори уж правду.

— Ну… У меня тоже были некоторые сомнения. И мы остались там, на почтовой станции. В крошечной клетушке, разместиться там пришлось вместе с возницей и ещё двумя проезжими. Один из них ужасно храпел, невозможно было спать. Я растолкал его и потребовал уйти на конюшню. Спорить с аристократом он не посмел. Вышел, я уснул. И вдруг — стук в дверь. Проезжий требовал впустить его обратно. Буквально умолял. Я открыл — только лишь для того, чтобы поставить этого плебея на место. И вдруг…

— Плебей схватил тебя и овладел тобой противоестественным способом, — зевнул я. — Вурдалаком оказался. Или упырём.

В глазах Вольфганга мелькнуло разочарование. Не такой реакции ждал — в ответ на леденящий душу рассказ… Ну, блин. Думать надо, кто твоя целевая аудитория. Ты мне ещё про крыс с лягухами задвигай — и жди, что со страху маму звать начну.

— … его клыки вонзились мне в шею, — упавшим голосом закончил Вольфганг. — Когда я очнулся, понял, что нахожусь на кладбище. Я был привязан к каменному кресту, а передо мной стоял Троекуров. Он требовал отдать мешок. Я рассказал чистую правду — что мешок бесследно исчез, но он не поверил. На моих глазах разверзлась могила, и наружу выбрался мертвец. У меня волосы встали дыбом…

Я взглянул на лысую, как колено, башку Вольфганга и поморщился.

— Давай-ка без подробностей. Что там у тебя встало, на каком месте — мне до звезды… Выбрался мертвец. Я так понимаю — вот этот самый, который утопал добывать тебе паёк. И?

— И Троекуров ему сказал: жил ты грешником, душа твоя не упокоена. Жилище твоё посмертное — с сей минуты, моею волей, не только твоё. Приказываю за жильцом следить, чтобы не сбёг, кормить человеческой пищей. Упустишь его али голодом заморишь — так неупокоенным и останешься. А ты — это он ко мне повернулся, — до тех пор тут лежать будешь, покуда не скажешь, где мешок! Мне, говорит, спешить некуда.

— Ну да, — согласился я. — Реально — куда ему спешить? В тварь ты не обратишься, после вурдалака наверняка санобработку провели. С мертвяком, соответственно, не справишься, они ребята крепкие. Лежи себе в гробу да лежи. Отдыхай, предавайся воспоминаниям.

— Да как же я могу вспомнить то, чего не знаю⁈

— А вот это уже, друг мой Вольфганг, проблемы индейцев. Которые шерифа, как известно, не колебут.

— Освободи меня! — Вольфганг снова рванулся из гроба.

— Погоди. Мы не всё обсудили. Про Троекурова я понял, с ним решим вопрос. А вот кто тебя снарядил за моей усадьбой гонять? Ты ведь в Поречье на суде не просто так нарисовался. И тот, кто тебя прислал — не Троекуров, к тому вы с братом сами прибежали. Когда поняли, что яйца у вас слабоваты, со мной мериться. Так кому понадобилась моя усадьба?

Вольфганг снова поджал губы.

— Ну, не хочешь, как хочешь. В молчанку поиграть я и сам могу. Пойду, — я повернулся к лестнице.

— Стой! — взмолился Вольфганг. — Я молчу не потому, что не хочу говорить. Мне просто нечего тебе сказать. Я не знаю, кто заказчик.

— Это как так?

— Мы не встречались лично. Он прислал с курьером анонимное письмо. В котором изложил суть своей просьбы — необходимо выкупить усадьбу графа Давыдова. Если мы согласны, нужно передать ответ с тем же курьером, и в этом случае нам пришлют задаток. Очень приличную сумму. Я, естественно, ответил согласием. На следующий день курьер привёз задаток. Клянусь честью, я несколько раз пытался отказаться от этого задания! Когда понял, что дело гораздо труднее, чем казалось на первый взгляд. В ответ мой аноним удваивал сумму, которую я получу после того, как выкуплю чёртову усадьбу. Отказаться было решительно невозможно.

— Да ясное дело. Неужели отказываться. Всего-то делов — какого-то Давыдова грохнуть. И почём нынче услуги риэлтеров?

— Пятьсот империалов.

— Ишь ты. А ставки-то выросли! Полтора месяца назад за мою жизнь — мешок муки и два отреза полотна. А теперь аж пятьсот империалов. Инфляция, однако… Прям интересно, что дальше будет.

— О чём это вы?

— Да так, не обращай внимания.

— Освободите меня, умоляю! — снова рванулся Вольфганг. — Он скоро вернётся, я чувствую! Помогите мне спастись!

Положа руку на сердце, освобождать этого слизняка у меня не было ни малейшего желания. А было желание с чистой душой свалить, и пусть они тут с мертвяком делят место под крышкой гроба сколько душе угодно. Но — мало ли. Вдруг мне эта мразь пригодится ещё. Да и Троекурову подгадить хочется, чего уж тут. Представляю, как взбесится, когда увидит, что Вольфганг слинял — и сразу на сердце теплеет.

— Ладно, хрен с тобой.

Я взялся за край гроба двумя руками. Дёрнул — опрокинув его набок. Качнул и треснул кулаком по дну. Вольфганг, с высоты табуретки, вывалился наружу. Хряпнулся рожей в землю. Что-то пробубнил.

— Не слышу. У вас претензии к доставке? Вернуть, как было?

Вольфганг тут же заткнулся. Я взял его за шиворот, поставил на ноги. Верёвку на ногах разрезал, на руках трогать не стал. Выберемся отсюда, осмотрю нового знакомого на предмет наличия амулетов — тогда и решу, развязывать или пусть так ходит.

Приказал:

— Топай. — Выдал Вольфгангу указующего пинка в сторону лестницы. — Сам ныл, что сосед вот-вот вернётся, а теперь тормозишь.

Вльфганг, со всей поспешностью на какую был способен после трёхдневного лежания в гробу, принялся подниматься по лестнице.

После мёртвого освещения могилы звёздному небу и свежему воздуху я обрадовался, как родным. С наслаждением вдохнул. После чего показал Вольфгангу:

— Нам туда.

Вольфганг посмотрел «туда» и завизжал. «Оттуда», перепрыгивая через могилы, семимильными шагами нёсся знакомый мертвяк.

— Ну, всё-таки не пройдёт ночь даром, — воодушевился я. — Как говорится, на охотника и родии бегут.

Достал меч. Чтобы не ждать вхолостую, кастанул Удар.