Гимн Непокорности (СИ) - Злобин Михаил. Страница 13

Я растворился в музыке, забыв о том, кто я и где нахожусь. В моем сознании рухнули окружающие каменные стены. Свежий воздух снова толкал в лицо упругими волнами. Потрескивал костёр. Пахло солдатской кашей с солониной. Мертвый хор Сарьенского полка подпевал мне, вызывая волны мурашек по всему телу. Казалось, будто я прорвался сквозь незримую преграду, отделяющую загробный мир от нашего. И теперь мог обменяться с погибшими товарищами последним словом. Пусть мы были знакомы совсем немного, но мы вместе с ними проливали кровь. И свою, и чужую. И это сплотило нас, как ничто другое. Суровое воинское братство сплавило наши души в единый монолит. Мне было очень тоскливо оттого, что они меня покинули. Это чувство гложущего одиночества сейчас кололо острее, чем когда-либо, и сжирало изнутри, как комок голодных плотоядных червей.

А ведь я многократно с чужих слов слышал о подобном в своей прошлой жизни. Частенько бывавшие на войне завсегдатаи заведений, где я играл, перебирали с алкоголем и заплетающимся языком пересказывали ровно то же самое, что я сейчас чувствовал. Но я не понимал их. Не осознавал и не представлял всей глубины их слов. Прозрел я только сейчас. В давящем плену подземных тоннелей.

Да, у Александра Горюнова никогда не было настоящих друзей. Их я нашел лишь став Ризантом нор Адамастро. И почти сразу же потерял…

— Прощайте, — одними губами произнес я, смотря в одну точку. — Я обязательно поведаю всем, как храбро вы сражались…

Финальный аккорд повис в воздухе, и пальцы замерли, не решаясь больше прикасаться к серебряным язычкам. Постепенно негромкое пение калимбы смолкло, и на вертеп опустилась тягостная тишина. Моя похитительница сидела неподвижно, не решаясь пошевелиться. Вполне вероятно, что она тоже ощутила ту незримую бурю, гремевшую в моей душе.

Я медленно повернул голову и в тусклом свете пещерного мха увидел, что на щеках альбиноски едва заметно блестят дорожки от слез.

— Это было… волшебно, Риз… — дрожащим голосом вымолвила она. — Я… я никогда не думала, что музыка может быть такой… такой…

Не сумев до конца сформулировать свою мысль, красноглазая порывисто подалась вперед. Её тонкие руки обвили мою шею и притянули к себе. Короткий миг, и черные губы страстно впились в мои уста.

Это был наш первый с ней поцелуй. Ведь раньше Насшафа ничего подобного себе не позволяла. Я вообще не подозревал, что кьеррам этот жест известен. Пленительница могла нюхать меня, кусать, тереться, жадно прижимать к себе. Но целовать — никогда.

— Я клянусь, что никому тебя не отдам Риз-з, — пообещала дочь Абиссалии, отстранившись от моих уст. — Я буду защищать тебя даже ценой собственной ж-жиз-з-зни.

«Тем хуже для тебя…» — пронеслось в моей голове. Но вслух я ничего так и не сказал.

Насшафа, как и всегда, уснула на моем плече. Копна ее белоснежных волос разметалась повсюду, свисая с края постели красивым водопадом. Интересно, понимала ли альбиноска, что это был последний раз, когда я изображал из себя покорного слафа? Ведь чем бы ни окончилась моя авантюра, а наши странные взаимоотношения уже никогда не станут прежними.

Легко коснувшись её лица рукой, я задумался. Сформировать ли мне «Холодок», чтобы остановить сердце белой дьяволицы навсегда? Или оставить её в живых, просто погрузив в магический сон? Хм… как странно. Я чувствую, что прикончил бы Насшафу без малейших колебаний, встань она с клинками на пути к моей свободе. Но убить спящую… это было для меня слишком.

Ох, Сашок, только не говори, что эта красноглазая тварь оставила свой след в твоей душе. Ты же её ненавидел? Ты сотню раз хотел испепелить её, пока заново учился ходить. Что же сейчас произошло? Неужели этот прощальный поцелуй много значил и для тебя? Тьфу, Горюнов, что ж ты за размазня такая! Ладно, сойдемся на том, что в случае неудачного побега Насшафа полезней будет мне живой. Вдруг она сумеет защитить меня от гнева верховного отца и выторговать мою жизнь? Шанс этого мизерный, но он всё же есть. А чем больше ставок делаешь, тем выше вероятность, что сыграет хотя бы одна из них.

Приняв решение, я сформировал одно из новых плетений, названное «Морфеем», и погрузил альбиноску в глубокий сон. Затем я поднялся, немного попрыгал, разогрел тело «Божественным перстом» и взялся за сборы своих нехитрых пожитков. Повесил калимбу за спину, привязав к ней кожаный ремешок. Натянул потертые, но все еще целые сапоги. Достал браслет с символом Сарьенского полка, тщательно запрятанный за парочкой людских чучел. Вот, пожалуй, и всё, что у меня было. Хотя нет, кое-что еще может мне пригодиться…

Достав перевязь с многочисленными ножами Насшафы, я выбрал парочку наиболее приглянувшихся. Мало ли, чем обернется моя попытка побега? Всегда лучше иметь лишнюю карту в рукаве.

Закончив сборы, я уже собирался откинуть полог из шкур, закрывающий выход. Но тут мое внимание привлек какой-то странный хрип, исходящий от постели. Я недоуменно обернулся и чуть не рухнул, завидев пару кроваво-красных глаз, смотрящих на меня. Твою мать! Альбиноска не спит!

— Риз-з-з… что с-с-со мной? Я не могу пош-ш-шевелиться… — практически неслышно просипела похитительница.

Хм… и правда, что за ерунда? Почему она проснулась? Неужели физиология кьерров отличается от людской настолько, что даже магия тела действует на нас по-разному? Я ведь свои плетения проверял только на себе…

— Ч-ч-что ты делаешь, Риз-з? — предприняла новую попытку дозваться до меня Насшафа.

— Ухожу, — лаконично ответил я.

— Нет… нет… с-с-с-стой! — взмолилась она. — Не брос-с-сай меня! Ты же мой ласковый ш-ш-шаас, как ты можеш-ш-шь⁈

Губы белокожей шевелились с огромным трудом. Какой бы там эффект не оказал на неё «Морфей», но по факту, она сейчас была беззащитней грудного ребенка.

— О, не волнуйся, Насшафа… — на мои уста наползла многообещающая ухмылка. — Я обязательно вернусь.

— Риз-з-з… не… надо… а как же мы?

— Не было никаких «Мы», — жестко припечатал я. — Всё это время тебя волновала только ты сама.

— Но… ты ж-ж-же…

Не став дослушивать собеседницу, я положил ладонь ей на лоб и сотворил еще одно заклятие «Морфея», накачанное энергией до самого предела. На сей раз альбиноска точно отключилась. Её алые глаза закатились, тело обмякло, а из-под закрывающихся век успела показаться пара одиноких слезинок.

Не желая больше терять времени, я поспешил прочь. Откинул шкуры и скользнул в тоннель, ведущий к инкубаторию. Мне приходилось таиться за каждым поворотом, подолгу вслушиваясь в тишину. Красться, словно вору, придерживая музыкальный инструмент, чтобы он не издал непрошенного звука. Эх, зря взял с собой. Но видят боги, как же мне не хочется бросать его здесь! Надеюсь, я не пожалею о своем выборе…

Однако пока что всё складывалось нормально. Трижды я издалека различал костяное клацанье, издаваемое асшатари, и пережидал, пока оно не стихнет. Несколько раз натыкался на сколопендр-чаранов. Но те, если и замечали меня, то не обращали внимания. И такими перебежками я почти добрался до первой точки назначения. Стойкая вонь, исходящая от инкубатория, уже витала в тоннелях. До него оставалось совсем немного…

— Эй-й-й, с-с-слаф-ф! Щ-щ-щто тьи делать с-с-сдесь⁈

От прозвучавшего справа от меня шипящего окрика я вздрогнул и сдавленно чертыхнулся. Замерев, словно кролик под взглядом удава, я следил, как ко мне приближается низкорослый кьерр, едва дотягивающий макушкой до моего подбородка. Вот же дерьмище! А этот тут откуда взялся⁈ Падла бесшумная…

— Я с-с-спрос-с-сить, пощ-щ-щему ты тут слоняш-ш-шься⁈ — потребовал ответа альбинос, подходя практически вплотную.

— Простите, я не хотел побеспокоить вас! — отвесил я унизительный поклон. — Я слаф госпожи Насшафы. Она сегодня вернулась с охоты и приказала мне кое-что принести с нижних уровней.

— Х-х-х-а-а, ты тот ж-ж-желтоглас-с-сый, который с-с-сводить её с ума? Отлич-ч-чно… с-с-следоф-ф-фай за мной…

— Э-э, простите, господин, но у меня приказ… — вяло возразил я.