Попутчик (ЛП) - Биел Лорен. Страница 10

Я наклоняюсь к ней, кладу руку на ее нежное горло. Белки ее глаз — это все, что вижу на темной парковке. Она увидела, что я сделал одним быстрым движением, и вот я здесь, с рукой на ее хрупкой маленькой шее.

— Не будь такой болтливой, кролик, — говорю я. Чувствую биение ее сердца под своими пальцами. Нервный пот покрывает ее кожу.

— Ты пытался продать меня! — говорит она напряженным голосом.

— Скорее… одолжить тебя. — Я пытаюсь рационализировать себя так же, как и ее. То, что я сделал, было хреново, да, но иногда невозможно изменить то, кто ты есть, даже перед лицом чего-то настолько отличающегося.

Ее кожа горячая, пылающая от гнева и… чего-то еще. Это течет по ее венам. Она резко вдыхает, глядя на меня с эмоциями, которых я никогда не видел ни у одного человека.

Это взгляд человека, который только что сломался.

— Убей меня. — Ее голос звучит тихо и слабо, но почему-то все еще уверенно.

Я поднимаю бровь, но сомневаюсь, что она видит это в темноте.

— Что?

Она позволяет еще одному теплому дыханию омыть меня.

— Я сказала… убей меня. — На этот раз ее голос дрожит.

Я опускаю руку с ее горла и кладу на ключицу. Она лишила удовольствия охотиться на нее. Ее страх мутировал в капитуляцию на моих глазах, подавляющее чувство разбитости, которое захлестывает нас обоих. Это заразно. И я не могу сказать, что когда-либо испытывал такую печаль, даже когда меня избили до полусмерти в детстве или когда понял, что моя жизнь закончилась, когда стоял перед судьей. Это некомфортное и чуждое чувство, и я не могу представить, что буду жить в этом состоянии вечно, как она. Я понимаю, почему она хочет умереть.

Если она умрет, эта пустота умрет вместе с ней.

— Это действительно то, чего ты хочешь, кролик? — Спрашиваю я, убирая свободной рукой ее потные темные волосы с щеки.

— Я в любом случае мертва. Больше не хочу играть в эту игру. Возьми машину. Делай что хочешь. Просто… не могу… сделать это. — Ее мир рушится вокруг нее, сокрушая. И это все моя вина. Ну, не совсем. Очевидно, что ее муж — гребаный мудак. Он сломал ее, прежде чем я взял и создал последнюю трещину, которая расколола ее на части.

Я наклоняюсь к ней, прижимаюсь лбом к ее лбу и убираю руку с ее груди.

— Садись в машину, маленький кролик, — шепчу я. — На заднее сиденье.

Она колеблется, прежде чем взяться за ручку и сесть в машину. Я подталкиваю ее и сажусь рядом с ней.

— Ты уверена, что это то, чего ты хочешь? — Спрашиваю я, наклоняясь к ней и кладя руку на изгиб ее шеи. У нее такое хрупкое горло. Я едва замечал это до сегодняшнего вечера, и вдруг это все, о чем я могу думать. Как она похожа на стекло в моих руках. Но если она действительно этого хочет, она выбрала правильного человека, чтобы попросить. Я единственный, кто может сделать это, не задумываясь дважды. Не теряя сна. Для меня всегда было и будет легко отнимать жизнь.

Свет фонарей отключается, окутывая нас темнотой, и я чувствую теплоту слез на своей руке. За исключением нескольких тихих всхлипываний, здесь тошнотворно тихо. Она кивает головой, и я чувствую движение в пределах моей досягаемости. Она кажется такой уверенной, заставляя меня думать об этом. Мои мышцы подергиваются, и я жажду дать ей разрядку, которую она хочет.

Я наклоняюсь и шепчу:

— Если это то, чего ты хочешь, я сделаю это для тебя. — Мой голос дрожит, что для меня нехарактерно. Чувствую сомнение в животе, какой-то ноющий дискомфорт, который никогда не испытывал ни при одном убийстве, которое совершил. И это убийство, даже если она сама хочет умереть.

Мои руки поднимаются выше, чтобы схватить ее голову с обеих сторон. Она расслабляется от моих прикосновений, как будто я дарю ей подарок. Для нее это так. Для меня это как бремя, которое я не хочу нести. Но буду.

Я делаю глубокий вдох.

Это то, чего она хочет. Это для нее. Это все для нее.

Я чувствую тепло его рук с обеих сторон моей головы, но прикосновение не обжигает меня, как должно. Не смея вздохнуть, ожидаю резкого подергивания его мышц перед небытием. Дело не в том, что я хочу умереть, просто я чертовски устала. Так устала от всего этого. Брайс убьет меня, когда вернусь домой. Он прикончит меня самым худшим, самым болезненным способом, который только сможет придумать в своем садистском уме. Так, кажется, лучше.

Как бы безумно это ни звучало, так безопаснее.

С закрытыми глазами я купаюсь в темноте за моими веками. Мне нужно поспать. Мне нужно отдохнуть. И я никогда не получу этого от той жизни, которая у меня была, даже до того, как Лекс забрал меня. Для меня есть только один конец. Всегда был только один способ, которым это могло закончиться: смерть от рук мужчины. Я просто выбираю, в чьих руках это произойдет.

Он убирает руки с моего лица и наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я отстраняюсь, ловя его дыхание на своем вдохе. Он на вкус как грех.

— Лекс, — шепчу я, толкая его в грудь.

— Если ты все еще захочешь умереть после того, как я трахну тебя, то я сделаю это. — Его голос низкий и отчаянный. — Позволь мне войти в тебя, кролик.

Насколько ниже я могу опуститься? Помимо шести футов под землей, на которые надеялась? Переспав с ним, отправлюсь в свободное падение в ад, но действительно ли это имеет значение на данный момент? Насколько важна святость брака, из-за которого я вся в синяках?

Я опускаю плечи, когда он снова наклоняется. Луна заглядывает сквозь лобовое стекло, предлагая лишь проблески слабого света. Он не сможет увидеть мои синяки. Он не сможет пожалеть меня. Я могу притвориться женщиной хоть раз в жизни. Я могу притвориться, что я обычная двадцатидвухлетняя девушка. Возможно, даже найду несколько мгновений счастья.

Его губы снова встречаются с моими, и я принимаю его поцелуй. Приоткрываю рот, чтобы впустить его внутрь. Его грудь тяжело вздымается, когда он наклоняется надо мной, толкая меня к двери, когда ползет между моих ног. Его рука обвивается вокруг моей шеи и поднимается, чтобы схватить волосы. Он стягивает с меня рубашку, позволяя тяжелой руке скользнуть по выпуклостям моей обнаженной груди. Я борюсь с болью, когда он касается синяков возле моего пояса. Я бы никогда не позволила ему сделать это, если бы он мог меня видеть. Не хочу, чтобы он кто-нибудь увидел, насколько я повреждена. Он стягивает с меня штаны с таким голодом, как будто он — животное, которое вот-вот сорвется.

Я слышу, как расстегивается его молния.

Это на самом деле происходит.

Это реально.

Я задыхаюсь, когда чувствую тепло его члена напротив моей киски. Я хочу остановить его. Протягиваю руку и упираюсь в его широкую грудь, но он такой сильный. Намного сильнее, когда он выше меня.

— Лекс, — тяжело дышу я, в слове сквозит неуверенность. Такое чувство, что уже слишком поздно. Поводок едва сдерживает его сейчас, особенно когда он так близок к тому, чтобы проскользнуть внутрь меня.

— Шшш, милая крольчиха, — шепчет он, прежде чем снова поцеловать меня. — Впусти меня. — Он рычит и углубляет поцелуй. Его твердая рука исследует меня между ног, и я прижимаюсь к нему, когда прикосновение посылает электричество по моему телу и пробуждает то, что давно спало. Может быть, эти части меня вообще никогда не пробуждались.

Его пальцы проникают внутрь меня, прикосновение, которое помнит мое тело. Я выгибаю бедра под его рукой. Он убирает руку, и я слышу, как он сплевывает. Затем снова прикасается ко мне, погружая пальцы внутрь меня. Я не вижу его член, но чувствую его тепло на своей коже. Помню, как он выглядел в мотеле. Как и весь Лекс, он огромен. Я бы хотела, чтобы не было так чертовски темно, чтобы я могла его видеть. Но если я могла бы увидеть его, то и он мог бы увидеть меня.

А этого не должно произойти.