Попутчик (ЛП) - Биел Лорен. Страница 25

Моя сперма стекает по всей длине члена, размазываясь по моей коже, когда вонзаюсь в нее. Протягиваю руку между нами, проводя двумя пальцами по лужице спермы на моем тазу. Я вижу ее лицо, освещенное лунным светом. Стоны срываются с ее отвисших губ. Подношу к ним свои пальцы и толкаю сперму ей в рот. Ее губы смыкаются вокруг моих пальцев, и взгляд, который она бросает на меня, приближает меня к тому, чтобы снова взорваться.

Я хватаю обе стороны ее лица и целую ее, ощущая вкус своей спермы во рту.

— Ты хочешь, чтобы я снова наполнил тебя? — Спрашиваю я, отстраняясь от нее.

Она хнычет в ответ, ее лицо наклоняется к моей шее, когда она опускает рот на мою кожу.

— Твой муж никогда не кончал в тебя, и все же ты у меня на коленях, желаешь, чтобы я наполнил тебя во второй раз.

Она стонет, прижимаясь ко мне, ее тело напрягается при упоминании ее мужа. Я поднимаю ее, чтобы снова положить на спину. Не выхожу из нее, ни на секунду. Хочу остаться похороненным внутри того, что принадлежит мне.

Протягиваю руку между нами и потираю ее клитор, липкий от моей спермы и ее собственной влажности. Каждый раз, когда толкаюсь в нее так далеко, как только могу, все больше переплетенного удовольствия проскальзывает на мой член. Ее стоны — единственный другой звук, на котором я сосредотачиваюсь, растущие крики удлиняются и становятся хриплыми, чем сильнее и быстрее трахаю ее. Она прикрывает рот, чтобы не закричать, и я наклоняюсь и убираю ее руку от лица.

— Я хочу слышать эти звуки, выходящие из твоего рта.

— Боже, Лекс, ты слишком глубоко, — шепчет она, и понимаю, сколько моего члена заставляю ее принять. Каждый гребаный дюйм. Я достаточно глубоко, чтобы чувствовать ее все еще набухший клитор напротив моего таза.

Я отстраняюсь, давая ей немного облегчения.

— На тебя когда-нибудь плевали? — Спрашиваю я.

— Что?

— Твой муж когда-нибудь плевал на твою киску?

Она качает головой достаточно быстро, чтобы я убедился, что с ней никогда не поступали так неуважительно.

Я протягиваю руку и засовываю большой палец ей в рот, оттягивая ее нижнюю губу. Наклоняюсь и плюю на ее киску, теплая влага стекает по клитору и распространяется вокруг моего члена. Это не неуважительный жест. Совсем наоборот. Я никого не уважаю так, как уважаю ее. Она издает тихий стон, который удивляет нас обоих.

— О, кролик, тебе это понравилось?

Не желая сталкиваться с собственным позором, она не отвечает мне. Я снова засовываю большой палец ей в рот и касаюсь ее нижней губы, прежде чем приподнять ее подбородок.

— Открой рот, — говорю я. Моей слюны на ее киске недостаточно, и уверен, что никто никогда не плевал в ее красивый ротик. Она колеблется, и я смотрю на ее полные губы, ожидая, что она сделает, как ей сказали. — Давай, милый кролик, откройся для меня. — Мой голос низкий и насыщенный от удовольствия.

Включаю верхний свет, потому что хочу увидеть все это. Она раздвигает для меня губы, и мой член дергается от этого зрелища. Часть меня хочет опустить ее невероятный рот на мой член, заставить ее попробовать нас обоих, но больше хочу быть внутри ее киски.

Я ухмыляюсь, когда наклоняюсь над ней, мой рот наполняется слюной от предвкушения. Не часто тебе удается совершить такой поступок с женщиной, которая настолько выше тебя. В этот момент не имеет значения, сколько у нее еще денег и власти. Она ниже меня.

Я плюю ей в рот. Испуганный вскрик покидает ее горло, когда слюна попадает на ее язык. Знаю, что она злится, но ясно, что ее телу это понравилось, когда она сжимается вокруг меня.

— Ты примешь все, что я тебе даю, — стону я, толкаясь глубже. Я снова приближаюсь, чувствуя, как стенки ее киски сжимаются вокруг меня. Мысль о том, чтобы снова наполнить ее, дать ей еще одну нагрузку, которая утверждает, что она моя, подталкивает меня ближе к краю.

Что-то в том, что я изливаю в нее свое удовольствие и держу ее на своем члене, пока не смогу трахать и наполнять ее снова, заставляет меня забыть обо всем вокруг нас. Это заставляет меня забыть о наших преступлениях. Забыть, что мы убегаем от закона.

Я кончаю. Низкий и хриплый стон вибрирует у нее во рту, когда целую ее. Кладу руку на основание своего члена, отодвигаюсь от нее и сажусь. Когда почти выхожу, мой кончик все еще дергается внутри нее. След спермы омывает мой член. Так много всего произошло. Она в ужасном состоянии, когда я выхожу из нее. Я собираю столько, сколько могу, кончиками пальцев и толкаю сперму обратно в нее, случайно задевая ее клитор, когда убираю пальцы.

— Ты выглядишь так чертовски сексуально, покрытая моей спермой, — рычу я. Она любит. Она раскрыта для меня, покрыта двумя освобождениями, и у нее на языке моя слюна.

Мы из двух разных миров, но только толстый слой наших остатков объединяет нас сейчас. Мы находимся в месте, где боль и страдания могут быть излечены только удовольствием.

Место, где нет ни правил, ни законов.

Место, где волки спят со своей добычей.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Не могу поверить, что я позволила Лексу плюнуть на меня. Со мной никогда в жизни не поступали так унизительно. Но когда он оказался надо мной, надув губы и двигая языком, чтобы собрать слюну, я позволила ему. Я бы позволила ему делать со мной практически все, что угодно. Черт возьми, я даже была готова позволить ему убить меня. Маленький плевок — ничто по сравнению с остальным.

Плевок беспокоил меня не так сильно, как реакция моего тела на него. Влажное тепло заставило меня трепетать. Я смотрела, как он слетает с его идеальных губ и медленно движется к моему рту, и мой желудок сжался от волнения. Ненавижу то, что это вызвало удовольствие, но мне понравилось, каким большим и сильным он чувствовал себя надо мной, когда его слюна была на моем языке. Проглотила ее, пока его член двигался во мне.

— Что у тебя на уме, кролик? — Лекс спрашивает, когда я веду машину. Его слова отрывают меня от моих мыслей. Не знаю, как ему ответить. Все сливается воедино, и мне трудно сосредоточиться на чем-то одном.

Позади нас загораются красные и синие вспышки.

— Черт! — Говорит Лекс. Он не выглядит испуганным или запаниковавшим. Он выглядит сердитым — раздраженным мной и ситуацией. Я никогда не видела страха на его лице и не думаю, что когда-нибудь увижу. Он опускает зеркало и расчесывает волосы поверх татуировки вдоль линии роста волос. Он не паникует, но я паникую. У меня перехватывает дыхание, когда сворачиваю на обочину затемненного шоссе.

Лекс протягивает руку и хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Если что-то пойдет не так, опусти свое сиденье и убирайся с моего пути. — Он указывает на пистолет, заткнутый за пояс. — Тебе нужно взять себя в руки, маленький кролик. Ты похожа на кролика, который заметил движение в кустах — спина прямая, как стрела, нос раздувается, глаза широко раскрыты. Мне нужно, чтобы ты была храброй, или нам обоим пиздец. Ты понимаешь это?

— Лекс… — шепчу я, качая головой, которая не останавливается. Пытаюсь не паниковать, но мои нервы натирают изнутри. Я выгляжу так неуместно рядом с Лексом, и чувство вины, которое чувствую из-за всех убийств, свидетелем которых была, кипит у меня под кожей, готовое выплеснуться из меня.

Ты и раньше лгала полиции, напоминаю я себе, пытаясь использовать храбрость, которой, как думает Лекс, обладаю. Ищу уверенность, которая скрывала мои синяки так много раз раньше.

— Ты можешь это сделать, кролик, — говорит он, убирая пальцы с подбородка, чтобы убрать волосы с моего лица, и вытирая холодный пот с моих щек. Его слова наполняют меня силой, которой у меня не было несколько мгновений назад. С его поддержкой я чувствую, что могу сделать что угодно.

Включая ложь закону.

Когда слышу тяжелые шаги за окном, опускаю его. Офицер наклоняется, чтобы посмотреть на меня, светит ослепительным светом мне в лицо. Пластичное выражение, которое я использовала, чтобы скрыть для Брайса, снова рисует мое лицо.