Человек закона - Ламур Луис. Страница 35

Теперь он знал. И должен делать свое дело. И дело это ему не по душе.

Он повернул к своему дому и открыл ворота. Постоял там, глядя на маленький беленький домик. Наемное жилье всего-навсего, но для них оно было семейным приютом. И Том будет помнить его, когда даже ранчо будет забыто. И пещеру, открытую им около родника.

Он вошел, приблизился к стене, снял запасной револьвер и проверил его. Заткнул его за пояс. Бесс смотрела на мужа большими испуганными глазами.

— Беспорядки, Борден?

— Да вроде не предвидится. Нужно произвести арест.

— Будь осторожен.

— Буду, но он человек глупый. Шестерых убил, чтобы прикрыть преступление, за которое его никто не преследовал. Наделает и еще глупостей, чего от него ждать.

— Борден? Кто он?

Борден поднял руку.

— Погоди, Бесс. Не хочу называть имя, пока не будет такой необходимости. Держи для меня горячий ужин, мне он понадобится.

Он вышел со двора и аккуратно закрыл за собой ворота. И потом отправился широким шагом к городской улице.

Глава 19

Получасом раньше Ким Бака встал со стула и отложил журнал, который читал. Он заметил тень около дверей. И только ступив на порог, обнаружил, что в живот ему упирается револьвер.

Внешность человека была ему знакома, а вот имени его Бака не знал. Но что до самого револьвера, тут вопросов не возникало. Кольт сорок четвертого калибра, весьма авторитетное оружие.

Он попятился обратно в канцелярию.

— В чем дело?

— Валяй в ту камеру, — негромко произнес человек, — и тогда проживешь достаточно, чтобы узнать. Раз пикнешь, и никогда не узнаешь ничего.

— Звучит заманчиво, только есть у меня сомнения насчет того, кто напишет конец новеллы.

— Давай, лезь в камеру. И если закричишь, первым в эту дверь войдет Чантри и ляжет мертвым, даже не сообразив, что творится.

Он закрыл и запер камеру, затем шагнул к узилищу Сильвы и открыл его.

— Твоя одежда в переднем помещении, в шкафу. Там же твое оружие. Но я еще принес вот это. Может, больше понравится.

«Это» было тяжелым двуствольным дробовиком с повышенной скоростью вылета. Наверняка заряжено картечью.

Затем человек положил на стол мешочек золотых монет.

— Тут триста. Вот вексель нашего друга на остальные две сотни, А теперь иди и делай ту работу, для которой тебя наняли.

Бун Сильва посмотрел на деньги, потом на человека, заплатившего ему.

— Когда? — спросил он.

— Сейчас! Сию минуту! Он придет сюда, а я хочу, чтобы он умер, умер! Слышишь?

— Слышу.

Сильва опять посмотрел на деньги. Почему-то они не показались ему такой уж большой платой за человеческую жизнь. Но Чантри схватил его и провел по всей улице без штанов. И за такими шутками должна следовать смерть, или же ему придется найти себе весьма отдаленное местечко. Отдаленное от всех тех, которые он, Бун Сильва, знает. Потому что слухи об этом полетят, как на крыльях.

— Хорошо, — сказал он, но человека с кольтом в участке уже не было.

Сильва оделся, двигаясь быстро и уверенно. Застегнул пояс с оружием, провернул цилиндр. Покосился на дробовик и замялся.

— Сильва, — сказал Бака, — открой мою камеру, а?

— Иди ты, — ответил Сильва равнодушным голосом.

— Ты дураком будешь, если выйдешь против него. Такой еще на свет не родился, кто начинит его свинцом, сам не скушав такой же порции. Он мужик крепкий, кремень, и раскачиваться не будет. Просто сделает то, что правильно, и не станет сомневаться. Мотал бы ты лучше.

— Убью его и уеду.

— Сколько ты проедешь? Милю? Десять миль? Сто? Ты знаешь, кто сегодня явился в город? Тайрел Сэкетт! Тайрел, усек? Он шел на Круса, шел на Тома Санди, на самых лучших, какие были. Бун, одолеешь маршала, за ним ждет тебя Тай Сэкетт. А с Таем справишься, Телль возникнет. Послушайся доброго совета, Сильва, прыгай на свою лошадь и скачи. Он держать тебя не станет. У него другое вот где сидит, и вообще ты ему сто лет не нужен. Езжай! Езжай, Сильва, пока есть время!

— Я взял деньги.

— К черту деньги! Недели не пройдет, как он будет на том свете.

Бун Сильва, шокированный, обернулся к камере.

— Ты что думаешь, я вор? Берешь деньги, выполняй, за что заплатили!

Опять взглянул на дробовик. Каждая частица разума требовала взять его, но гордыня восстала. Ни один человек не может целиться скорее и стрелять более четко, и он не собирается показывать пятки какому-то сельскому маршалу и в поддержке не нуждается. Встретится с ним на его поле и по его правилам.

В этом наплыве сумасшествия была и доля мудрости. Застрелить человека в поединке на револьверах — это одно, а дробовик уже попахивает преступлением, и как бы он не привел его на виселицу.

Он шагнул на улицу. В нескольких ярдах у коновязи стоит пара упряжных мустангов, головы висят — дремлют на солнышке. Дальше около «Корраля» Тайма Рирдона и около питейной Хенри скучают верховые лошади, ждут, когда хозяевам будет угодно ими воспользоваться.

Перед витриной магазина торчит Луси Мари, что-то рассматривает.

Один за одним, его взгляд вонзался в дверные проемы, исследуя каждый по очереди… Бордена Чантри нет.

Из разговоров, подслушанных в тюрьме, Он понял, что Чантри за излюбленное гнездышко выбрал «Бон тон», стоящий сразу за почтовым отделением. Вновь пробежал глазами улицу, разочарованный: Бордена Чантри не видать.

Пошел. Поравнялся с почтой и увидел почтмейстершу — уставилась на него, рот открыт от удивления.

Мрачно пообещал себе, что сегодня очень многим еще придется удивиться, в частности, этому городскому паяцу, маршалу этого зачуханного городишки, этому…

— Не меня ищешь, Бун?

Он только что миновал угол почты и находился в промежутке, отделяющем здание от ресторана. Правше проще стрелять влево, и Сильве это было известно, но Чантри стоял справа, и стрелок крутнулся на левой ноге, чтобы оказаться с противником лицом к лицу. Правая его нога коснулась земли, и он выстрелил.

Стремительный поворот, хладнокровие Чантри и подленькое малодушное сомнение в собственном благоразумии общими силами принудили его промахнуться. Пуля прошла высоко, оцарапав маршалу мочку уха. Маршал смотрел прямо на него. И глаза открыты. Потом из его револьвера вырвался пламенный клинок, и Бун Сильва получил порцию в подходящее местечко.

Чуть ниже, чем следовало, но удар пули заставил его зашататься. В неустойчивом равновесии Сильва промазал второй раз. Третий выстрел ему не суждено было сделать.

Почему-то он стоял на коленях. Когда это он успел? Разозлившись, принялся вставать, но что-то с его ногами было не так. Он не мог их вытащить.

Попытался опять, но из ног точно кости вынули. Он полежал лицом в пыли. Попробовал подняться на руках.

Борден Чантри стоял тут же. Револьвер в руке, смотрит на него, словно ждет чего-то.

Чего он ждет?

Глаза заволокло туманом, и Сильва ругнул себя самого. Что творится с его зрением? И в такой момент? Он поднялся-таки на колени. Сделал героическое усилие и поставил одну ступню на землю.

— Надо было тебе оставаться там, куда я тебя прибрал, Бун, — произнес Чантри.

Вокруг теперь стояли люди. Бун Сильва слышал, как они шаркают ногами, как шелестит на них одежда, как поскрипывают тротуарные доски.

— Можно было обойтись и без этого, — продолжал маршал. — Я же тебя запер, чтобы цел остался.

— Я взял у него деньги. — Буну хотелось, чтобы Чантри понял его. В конце концов, он играл с Буном честно. — Я был обязан. Ты ведь понимаешь, правда?

— Конечно.

Сильва поднял руку, чтобы выстрелить — и в ней не оказалось оружия.

В недоумении он уставился на нее. Потом взглянул вниз. Вот оно, лежит у кочки. Он потянулся за своим револьвером и снова шлепнулся лицом в пыль. Что-то забулькало в горле, и он закашлялся. Кровь. Это его, Сильвы, кровь.

Он умирает.

«Нет!»

Он прокричал это слово, но звук не получился. Одним объединенным судорожным сокращением мышц он вскочил на ноги.