Будни, праздники, радости (СИ) - Тарьянова Яна. Страница 13

В обед Казимир выбрался из летней кухни, занял у Гвидона тренировочные штаны, выклянчил пирожков у тети Виктории и соседей, стащил из кладовки баллон кабачков, доел лук с кусочками курицы и милостиво позволил Ярмилу и Бартошу обглодать уцелевшую часть кастрюли. После этого он исчез из поля зрения наблюдателей вместе с добычей, и ничем не радовал общественность до самого позднего вечера. Шакалица и волк убежали в сторону кукурузного поля в темноте, без бинокля. Потом вернулись к праздничному костру — уже на ногах — бросили в него два мгновенно сгоревших кленовых листка и удалились, не удосужившись вознести молитву Хлебодарной.

Наутро после Праздника Второй Жатвы Сусанна отбыла в аэропорт, сославшись на срочный вызов на работу. Казимир последовал за ней, оставив Гвидону заявление на отпуск и прихватив бинокль.

Через месяц удивленный Гвидон, получивший по почте заявление об увольнении, сказал Дарине:

— Ладно. Шпионаж. Святое дело. Но его назначили атташе по культуре! Мыслимо ли? Где Казимир, а где культура!

— Ну... навыки рукопашного боя у него на высоте. Как-нибудь не посрамит.

— Он и стреляет хорошо. А еще у него фотографическая память.

— С этого и надо было начинать, — фыркнула Дарина. — Повезло. И Сусанне, и Управлению Внешней Разведки. А культура как-нибудь переживет. Она и не такое переживала.

К Дню Изгнания Демона Снопа в Лисогорск прибыла посылка. Гвидону и Дарине достались плетеные тапочки, Светланочке — пальмовый веер с резной ручкой, а родителям Дарины — бумажник и кошелек из крокодиловой кожи. В записке, вложенной в тапочек, Казимир сообщал, что у них с Сусанной все хорошо, и карьера складывается удачно — его ждет повышение по службе.

— Как ты думаешь, они приедут в отпуск летом или осенью? — спросил Гвидон, обмахивая Дарину веером.

— Вряд ли, — ответила та. — Сусанна свою маму знает прекрасно, и понимает, что за такой короткий срок получить прощение за порчу кастрюли невозможно. Они приедут, в этом сомнений нет. Года через два или три. Когда растрата посуды немного забудется.

Сырница

— У людей — Масленица, у волков — Мясоед, у шакалов — Сырница, — объяснил Альме дядя Ромуальд, поправляя очки. — Граница зимы и весны.

— У нас есть Вороний праздник, — сообщила Альма. — Мы готовим угощение лесным духам и воронам, говорим с ушедшими предками. Это праздник наступления весны. Но он в середине апреля. А сейчас начало марта.

— Альма, дорогая, мы же не на севере, — напомнил дядя Ромуальд. — У нас все происходит раньше. На Сырницу прилетают ласточки и грачи. Мы внимательно следим за птицами, это очень важно. В этом году ласточки прилетели задолго до обычного срока. Это знак, что пора вывозить навоз на поля и огороды. Срочно! Люди и волки пекут блины, пьют, едят, жгут чучела, а мы, шакалы, занимаемся делом. Ты знаешь, что у нас много поговорок о навозе?

Альма замотала головой.

— «Клади навоз густо — не будет в амбаре пусто». «В поле навоз, в амбаре хлеба воз». Учти, навоз нельзя запахивать в землю ни в полнолуние, ни в новолуние — вырастет сорная трава. Лучшее время — последняя четверть луны. Нам повезло, фаза луны подходящая. Разложим навоз, посеем раннюю капусту — ее надо сеять сейчас, чтобы завязавшиеся кочаны не съели гусеницы — а потом устроим Разгуляй-Вечер, чтобы Хлебодарная видела, как мы радуемся началу посевной. И вот что я тебе скажу. Нам понадобится ваша помощь. Не твоя, Хлебодарная упаси, ты должна спокойно вынашивать котенка. Нам нужен Ларчик.

— А-а-а... — Альма замялась. — Вообще-то мы не очень умеем... никогда не сажали капусту. И, знаете ли...

Они очень хорошо жили. Ларчик был заботливым, сильным, осторожным. Никогда не кричал, и не то, что не бил, он на Альму даже ни разу в сердцах не замахнулся! Однако прямое взаимодействие с навозом могло бесповоротно изменить ситуацию. Ларчик ни разу не выражал желание сажать капусту, а про корову бабы Таси как-то сказал: «Молоко вкусное, но на пастбище так воняет, что хоть в противогазе в ту сторону ходи». Альма уважала стареньких шакалов, ценила их заботу и помощь, но предлагать Ларчику возиться с навозом не хотела. Надо было срочно что-то придумать.

— Ларчик сейчас уехал в пункт выдачи, чтобы забрать заказанную кроватку для маленького.

Вот, даже врать не пришлось.

— А потом он будет ее собирать. Извините, он не может.

— Не говори глупостей! — строго сказал дядя Ромуальд. — Всё он может. Дел на полчаса.

— Нет, — Альма решила проявить твердость. — Он не будет. Он не умеет. Попросите кого-нибудь другого.

— Альма, дорогая... — дядя Ромуальд очень обеспокоился. — Как это — не умеет? Три дня назад умел, а сейчас разучился?

Альма глубоко задумалась. Три дня назад у Ларчика был выходной. Он ходил с детьми к озеру, поймал здоровую рыбину, принес домой, почистил, пожарил, наелся, поспал, а потом строил крепость из конструктора по просьбе Здравки. Никакого навоза, никакой капусты... даже о ласточках речи не было.

— Папа Дарины уже набросал прикормки.

— Для навоза или для капусты? — Альма запуталась в странных речах дяди Ромуальда и спросила прямо.

— Для рыбы, дорогая, — нахмурился дядя Ромуальд. — Для сазана. Нужно поймать несколько рыбин для черной ухи. Вы же придете в гости? Ларчик любит уху, я знаю. Думаю, черная ему понравится.

Никогда еще общение с дядей Ромуальдом не было таким сложным! Черная уха? Может быть, старенький шакал что-то путает?

— Мы провожаем зиму белыми свечами, встречаем весну зелеными и желтыми. Ах, какую мимозу прислал нам мастер Савватий! Красота необыкновенная! Вы обязательно должны посмотреть. И покушать уху. Правда, Здравка?

Котята сидели на полу, внимательно слушали речи дяди Ромуальда и шевелили ушами и хвостами.

— Мы ставим на столы сырные тарелки, уху, соленья и, конечно же, выпечку. К ухе подают постные расстегаи. А на десерт мы печем безе. Снеговиков и желтых цыплят. Вы любите безе, котятки?

Брайко и Здравка переглянулись, кивнули. Дяд Ромуальд воодушевился:

— Отлично! Ваш папа наловит сазанов, и это будет самый главный вклад в праздничный стол. Черную уху варят из сазана, карася или карпа. В крайнем случае — из красноперки.

Вдалеке раздался шум мотора. Приблизился — на радость Ромуальду и котятам. Ларчик вошел в дом, громко топоча, объявил:

— Привез кроватку!

— Прекрасно, дорогой! А я к тебе с просьбой, — обрадовался дядя Ромуальд.

После коротких переговоров был составлен план действий. Ларчик пообещал наловить столько сазанов, сколько попадется под лапу, и доставить в Метелицу.

— А когда приходить на праздник?

Альма напряглась — а вдруг дядя Ромуальд воспользуется случаем и заставит Ларчика носить навоз и сажать капусту? Обошлось. Приглашение на готовку было неопасным: дядя Ромуальд сказал, что приготовление черной ухи — практически обряд, и вся община будет рада, если к кухонным делам присоединятся ближайшие соседи. Да еще и котики.

В воздухе действительно пахло весной — на деревьях стремительно набухали почки, на полянках расцвели лесные фиалки, подснежники, синие пролески, желтые и фиолетовые крокусы. В четверг, когда Ларчик был на работе, с полей и огородов ощутимо потянуло навозом, а к вечеру тетя Пелагея принесла Альме завернутый в салфетку ком земли и велела положить где-нибудь в доме.

— Всех клопов изгонит, вернейшее средство! Всегда комья с первой вспашки собираем и по коттеджам раскладываем.

— У нас нет клопов, — сказала Альма, взвешивая на ладони попахивающий навозом земляной комок.

— И у нас нет, — заверила тетя Пелагея. — А если ком положить, то точно не будет.

Альма спрятала ком земли в подвал, хорошо подумала и испекла к праздничному столу две «ромашки» с рыбой и мясом, и два противня птичек, вырезанных из теста. Пока Ларчик отсыпался после дежурства, она оббежала лес, повесила на ветку дуба носовой платок с завязанными в углах мелкими монетками, а в дупло положила двух румяных «птичек» — и запас на черный день, и уважение к лесному хозяину.