Когда растает снег... (СИ) - Семенов Игорь. Страница 30

Вспоминать про это было неприятно… Тем более, что по трезвому уму Александр прекрасно понимал, что ничего он не сделает. Он даже не доберется до востока бывших США! И все равно было стыдно… Сколько раз уж Александр обвинял себя в трусости! Сколько раз жалел о том, что не попытался в первый же год спасти свою дочь! Пусть не сразу, так через месяц, два, три, в конце концов, податься на восток! Пусть даже в то время как раз шли кислотные ливни или стояли морозы. Но хуже всего мужчина себя чувствовал именно в такие вот дни… В годовщину извержения!

Опустив взгляд от фотографии, Александр с силой треснул кулаком по массивному деревянному столу… Машинально рука потянулась к дверце стола, за которой стояла предпоследняя бутылка виски, но большим усилием воли мужчина одернул ее. Пить — не решение… Только и решения не было.

— Опять ее вспоминаешь? — окликнула Александра незаметно подошедшая жена.

— Да, — ответил мужчина. — Чувствую себя предателем собственной дочери…

Несмотря на все испытания, что выпали на их судьбу, они с Миладой были вместе с самого 1938 года… Мюнхенский сговор, захват Судет немцами, создание независимой профашистской Словакии — все это происходило у них на глазах. Вместе они бежали от надвигающейся новой мировой войны в Америку — хотя тут помогли деньгами родители Милады, имевшие торговый бизнес. Ему-то, вчерашнему студенту, даже не успевшему найти работу, это было не по карману. Вместе жили на новом месте, родили троих детей — Квету, Владана и Ладу.

— Не вини себя, — подойдя к фотографии и проведя по ней рукой, вздохнула женщина. — Ты не мог ничего сделать…

— Мог! — треснув кулаком по столу, произнес Александр. — Я мог…

— Мог отправиться на восток и погибнуть… Помнишь, что нам рассказывали те, кто… вернулся?

— Да, Милад, — согласился мужчина. — Но я должен был попытаться…

— … и никого не спасти, да еще и погубить меня, Владана, Ладу… Это ты хотел сказать?

— Наверное, ты права, — вздохнул Александр. — Вот только… Умом я понимаю, а на душе муторно!

— Мне тоже… Но… — дрогнул голос Милады. — Квета была хорошей девочкой, доброй и чистой душой… И я верю, что там ей лучше чем нам…

Откровенно говоря, Миладе и самой было больно вспоминать про свою старшую дочь… Вот только что она могла сделать? Ничего! Что-то изменить обычному человеку было просто не под силу, и с этим оставалось лишь смириться. И радоваться, что сберегла хотя бы младших детей… Тем более, что многие окружающим не удалось и этого. Во всем их поселке не найдется ни одного человека, кто бы не потерял родных и близких в результате случившегося извержения и случившейся следом за ней большой зимы.

Впрочем, даже сейчас… Что у них есть? Каждый новый день — бесконечная борьба за выживание. И с этим тоже ничего нельзя было поделать. Лишившись буквально всего, всех благ цивилизации, они выживали как какие-нибудь средневековые люди. Когда скудных урожаев их огородов с трудом хватало чтобы не помереть с голода. Когда любая простуда грозила свести в могилу. Когда какая-нибудь внезапно объявившаяся в их краях крупная банда могла уничтожить все немногочисленное население. Или вынудить спасаться бегством, что с большой вероятностью означало все ту же смерть.

Однако за прошедшие годы они настолько привыкли буквально каждый день заглядывать в глаза смерти, что уже даже перестали обращать на это внимание. Даже научились радоваться каким-то мелочам, на которые раньше не обратили бы никакого внимания… А уж выросшие за эти годы дети и вовсе не могли себе и помыслить другой жизни… Огромные, шумные города, автомобили, поезда, самолеты, электрическое освещение и вода из крана, заводы и фабрики, где работали тысячи людей… Даже у Лады, ее младшей дочери, о тех временах остались лишь смутные детские воспоминания. Что уж говорить про тех детей, кто на момент извержения был совсем крохами? Они другой жизни и не видали никогда…

Пройдет еще полвека — и их потомки даже не смогут поверить, что когда-то можно было за несколько дней добраться из одного конца материка в другой. Что по вечерам сидели в домах при ярком электрическом освещении. Что бывают какие-то еще производства, кроме жалкой поселковой кузницы и гончарной мастерской… Это если они еще будут живы!

— Пойдешь сегодня на Совет? — усевшись за стол рядом с мужем, спросила Милада.

Совет Обороны был создан еще в первый год для организации защиты поселка от бандитов и мародеров. Именно в его ведении было руководство всем их немногочисленным «войском» и даже своеобразные полицейские функции. Первые годы он руководил еще сбором и распределением продовольствия и предметов первой необходимости. Но эта функция осталась уже в прошлом — теперь все жили исключительно со своих огородов. Во всем остальном тоже каждый был сам по себе. И все же раз в месяц проводилось заседание Совета… И, конечно, было оно и сегодня — в годовщину катастрофы.

— Пойду, — вздохнул Александр. — Хотя уже и не вижу в том Совете особого смысла…

Тяжело, опять давала знать о себе больная спина, которую он сорвал еще в первую зиму, поднявшись из-за стола, мужчина бросил еще один взгляд на фотографию старшей дочери, а затем одел фуражку и вышел из дома. Да, если игнорировать торчащие вдоль дороги покосившиеся столбы с трансформаторами, то и впрямь можно было подумать, что оказался в какой-то средневековой деревне. Заросшая, разбитая, дорожка вдоль кое-как подлатанных домов. Грядки картошки и капусты во дворе, где как раз сейчас копались лада с Владаном… Сыну его сейчас двадцать три года, недавно вон уж к соседской дочке посватался. Как закончатся садово-огородные работы — можно будет и свадьбу сыграть… Дочке — двадцать. По нынешним временам, уже возраст невесты… Прямо как было Квете когда свершилось извержение. Только какая судьба ждет их? Продолжать выживать на руинах цивилизации, постепенно скатываясь в Средневековье?

Увы, силами трех сотен человек цивилизации не возродить. Но и покидать насиженное местечко в поисках лучшей доли — незавидная перспектива… В том, что с распростертыми объятиями их не примут, Александр не сомневался ни на грамм. Отвоевать же себе место под солнцем у них не было сил. Да и где теперь найдешь такое место, где бы до сих пор в домах были вода и свет, в полях работали трактора с комбайнами, а по рельсам проносились поезда? Наверное, такого теперь нет во всем мире…

***

Когда-то население штата Аляска составляло две с половиной сотни тысяч человек… В одном только Анкоридже жили тысяч сорок жителей, не говоря уж о еще нескольких достаточно крупных городах. Увы, это все осталось далеко в прошлом…

Когда рванул Лонг-Вэлли, первое время жители Аляски не придали этому особого значения. Ну да, прошли землетрясения — местами сильные, от которых складывались как карточные домики здания, рушились мосты, сходили мощные оползни. А следом активировались сразу целый ряд вулканов… Но жители были уверены, что вскоре правительство наведет какой-никакой порядок — и жизнь наладится.

Увы, этого не случилось уже никогда… Сначала хлынули мощные ливни, а вскоре на смену им пришла невиданно суровая зима. В Фэрбанксе и северных областях Аляски морозы достигали семидесяти градусов, на тихоокеанском побережье приходящие с севера сильные морозы чередовались с принесенными с моря мощнейшими снегопадами, с которыми не справлялась никакая коммунальная техника — особенно с учетом понесенного от землетрясений урона. Навсегда прекратили работу железнодорожный авиатранспорт, движение по дорогам казалось парализовано, а весь штат превратился в кучку практически не связанных друг с другом анклавов. Судьбой большинства из которых было — умереть от холода и голода.

Однако незавидной была и судьба тех, кто выжил… Сельского хозяйства на Аляске практически не было и в прошлые годы, теперь же о нем не могло быть и речи. Летом 1967 года хоть и настало некоторое потепление, но за короткое лето снег успел сойти лишь в самых южных приморских районах — и вырастить что-либо за это время было невозможно. Даже тех оленей, что когда-то здесь разводили, пустили на мясо в первую же зиму — и на вторую их уже не осталось.