Когда растает снег... (СИ) - Семенов Игорь. Страница 41

Да, жизнь тогда было нелегкой и невеселой… И газеты с радио были единственным способом отвлечься от всего этого. Единственным, что дарило надежду… Ведь если жива страна, значит еще не все потеряно! Значит, хорошая жизнь еще вернется… Надо лишь дотянуть до тех времен! И постепенно и впрямь дела шли лучше…

Сейчас их поселок совершенно не походил на то, что было сначала… На окраине появилась трансформаторная подстанция, провода от которой шли в дома. В другом конце села появилась водонапорная башня, а вдоль улицы — колонки, но в скором времени обещают начать разводку воды и в сами дома. На смену времянке-одноколейке пришла двухпутная железная дорога, появилось новенькое кирпичное здание вокзала… Отсыпали щебенкой и укатали катком улицы села. Да и дома стали строить другие — из железобетонных панелей. А в полях появились оросительные каналы, по которым идет вода Иртыша…

Изменился и город, их районный центр… Когда он в первый раз побывал там — это было скопище бараков и «эвакуационок», натыканных буквально посреди степи. Там не было практически ничего — даже как таковых улиц, не говоря уж об остальных благах цивилизации. Не было ни электричества, ни воды, буквально ничего… Лишь контора заготзерна, элеватор, при котором была дизельная электростанция и отапливающая в том числе и многоэтажки угольная котельная, овощехранилище и локомотивное депо. Не было даже школ — учились, как говорят, в конторе все того же заготзерна по вечерам.

Однако за прошедшие годы все изменилось… Построили ТЭЦ, электричество с которой подавали и в их село. Заработали эвакуированные из Сибири заводы. Построили школы, детские сады и даже техникум, куда год назад уехала учиться старшая дочь Дмитрия. Как и в их селе, отсыпали щебенкой центральные городские улицы… А еще пустили дизельный поезд и автобусы, на которых люди из окрестных деревень могли добираться до райцентра. В общем… Как говорил когда-то товарищ Сталин, «жить стало лучше — жить стало веселее!»

— Диман, ты? — когда мужчина уже подходил к дому, внезапно окликнул его показавшийся знакомым голос.

— Валер, ты? — в первый миг даже не узнал говорившего мужчина.

— А то кто же! — усмехнулся в ответ мужчина.

— Какими судьбами у нас-то?

— Да вот… К родным приехал в отпуск, — ответил Валера.

Они были знакомы, можно сказать, всю жизнь… Жили в одном селе, учились в одном классе одной школы, вместе уезжали в город учиться. Только Дмитрий — в училище на механизатора, а Валерка — в военное артиллерийское училище. После этого дома он появлялся лишь во время отпусков, да и то не часто. До Долгой зимы Валерий служил где-то на Дальнем Востоке, потом — в Манчжурии, откуда присылал письма родителям…

— Ну что, — усмехнулся Валерий. — По пивку за встречу?

— А давай! — усмехнулся Дмитрий.

Пиво появилось в продаже полгода назад — на радость многим людям, кому вусмерть надоела гидролизная водка, бывшая единственным алкогольным напитком Долгой зимы. «Деревяшка», «полено», «долгозимка» — так называли ее в народе… Зайдя в магазин, мужики прикупили пару бутылок и пошли к Дмитрию домой.

Дома никого не было… Жена работает в школе поварихой и еще не вернулась с работы. Младший сын там же на уроках. Так что никто не помешает мужикам посидеть за бутылкой пива. Достав стаканы, Дмитрий открыл бутылку и налил себе и товарищу.

— Ну что, выпьем за встречу? — предложил он.

— Давай! — поддержал его Валера.

Следующими были тосты за конец Долгой зимы, за Советскую армию и даже за товарища Пономаренко… Пусть он уже и не был генсеком, главой партии недавно назначили товарища Шелепина, но Председателем Совета министров оставался.

— Как там у вас в Манчжурии-то дела? — в какой-то момент спросил Дмитрий.

— да как сказать? — пожал плечами Валерий. — Последний пару лет тихо все вроде как… Но до того повоевать пришлось! Мао-то со своими прихлебателями хоть и сбежал, но китайцев еще достаточно много оставалось. А жрать им нечего стало! И до того-то на грани голода были. Вот и перли к нам словно саранча… Ни недели без набега не бывало. Как власть в Китае кончилась, так там такое начало твориться, что никому мало не покажется. Одних только «императоров» чуть ли не с десяток объявилось! Были и такие, кто себя наместниками Мао объявляли…

— Что, реально его наместники что ли? — не понял Дмитрий.

— Да кто ж их знает? Может и впрямь, а может и брешут… Это не моего ума дело — на то командование есть. Моя задача простая — как разведка сообщает о скоплении у границ сил противника, так накрыть их из своих самоходок. Ну или засаду какую подготовить — тут уж как прикажут… И так изо дня в день.

— И как тебе такая жизнь? — поинтересовался Дмитрий.

— А знаешь, Диман… — усмехнулся Валерий. — А мне оно даже нравится! Видишь врага — бери на прицел и пали! И пусть эти черти трясутся от страха при одном лишь упоминании Советской армии! А не расшаркивайся, раскланивайся с ним… Помнишь, как оно до Долгой зимы было? — усмехнулся военный. — «Вероятный противник», мать его так! Как будто все мы прекрасно не понимали, как этого противника зовут! Знали, понимали! Но все равно — «вероятный»…

— А с урками как? — поддержал товарища Дмитрий. — Перевоспитывать их пытались, за «примерное поведение» досрочно освобождали… А они вернутся домой, а вскоре за то же примутся!

— Горбатого могила исправит, — согласился военный. — Мы этой сволочи тоже знаешь сколько к стенке поставили? Особенно когда в Манчжурию входили. Власти там тогда уже не было, вся сволочь на улице выползла… Там-то мы и давили гадов. Бандит, мародер, грабитель, насильник — разговор один. Стенка!

В свою очередь Дмитрий вспоминал борьбу с басмачами… Как жили словно на осадном положении. В поле выезжали с винтовкой и сигнальной ракетницей в кабине — и некоторым, как говорят, они даже пригодились. Но вот уже несколько лет ни про каких басмачей не слыхать — говорят, их не просто изгнали из страны, но уже и в Афганистане с Восточным Туркестаном громили их лагеря с помощью авиации и артиллерии, буквально сметая их с лица земли.

— Было и такое, — согласился Валерий. — Правда, про то не любят говорить — хоть, вроде, и не секрет. Но в официальных выступлениях стараются отделаться размытыми фразами. Что-нибудь вроде «силами Советской армии пресечена деятельности басмаческих банд в приграничном районе СССР».

— Ага, помню, — усмехнулся Дмитрий. — По радио передавали…

— А вот подробности стараются не вспоминать, — заметил военный. — Там же, увы, под раздачу не только бандиты попадали… Пушке или бомбе плевать, бандит там укрылся, его бабы с детишками или вообще случайно оказавшийся около бандитского лагеря местный житель…

Так, вспоминая события прошедших лет, мужики просидели до самого вечера, когда сначала прибежал из школы сын Дмитрия, а затем пришла и его жена. Вскоре после чего Валерий стал прощаться…

— Эх, еще три года — и на пенсию! — мечтательно улыбнулся мужчина. — Буду сидеть у озера, ловить рыбу и пить пиво!

— Тебе-то три, а мне почитай все семнадцать, — усмехнулся в ответ Дмитрий. — Ну да ничего… Теперь-то точно до пенсий доживем!

— Теперь доживем, — согласился Валерий.

***

Эту картину можно было бы, наверное, считать первым посвященным Долгой зиме памятником в родном городе Михаила… Всего лишь новая пятиэтажка «стандартной», не «эвакуационка», планировки отличалась от «сталинок» и построенных до Долгой зимы «пономареновок» уменьшенной высотой этажа, маленькими окнами с новомодными стеклопакетами, производство которых наладили у них в городе на Техстекле, и ставнями и… полным отсутствием каких-либо декоративных элементов. В какой-то мере отделкой можно было считать лишь орнамент в виде выложенных из красного кирпича ромбов и надписи «Слава СССР!» под крышей.

Однако этот дом отличался от типовых зданий нового проекта выложенной на торце мозаикой, своеобразным памятником Долгой зиме. Напоминанием о ней была и надпись «Долгая зима. 1966–1974». Сама же картина изображала улицу города, посреди которой стоял загруженный снегом грузовик ЗиС-131 и несколько мужиков с ломами и лопатами, убирающих снег.