Весна, которой нам не хватит (СИ) - Летова Ефимия. Страница 33

- Там кто-то есть, - озвучила я очевидное, стараясь говорить как можно тише. Но Эймери всё равно приложил палец к губам и медленно пошёл на звук, а я двинулась за ним, чувствуя себя неуклюжей громыхающей слонихой. Надо было всё-таки настоять на посещении факультатива по главтону… Почему под Эймери ступеньки не скрипят, а подо мной – жалобно стонут?! Тощий невесомый глист, он очаровал даже ступеньки!

Глава 18. Потревоженный дом

К счастью, скрипучая лестница быстро закончилась, и мы с Эймери оказались на втором этаже. Было тихо, раздавшийся однажды подозрительный звук более не повторялся, но всё равно вдруг стало страшно, и я взяла Эймери за руку. Он не возражал, но и не смотрел на меня, оглядывался и прислушивался. И я тоже, наконец, огляделась.

Жилище несчастного мальёка Реджеса было пустым – минимум мебели и личных вещей владельца. Те, что были, стояли на пыльных полках и прочих поверхностях хаотично, беспорядочно. Пыль была повсюду, впрочем, вряд ли экономка-любовница так уж пренебрегала своими обязанностями. Просто месяц прошёл, а в нежилом доме была своя особенная атмосфера, способствующая усиленному запылению. Золотистая пыльца кружилась в воздухе, словно совсем недавно здесь веселились феи.

Пока я осматривалась, отмечая небрежно брошенную на лестничные перила поношенную мужскую рубашку, чашку с присохшим ко дну скелетиком лимона в окружении уныло позеленевших чаинок, стопку учебников по лайгону, стоящую прямо на полу, Эймери медленно подходил к ближайшей полуоткрытой двери. Непохоже, чтобы он чего-то боялся... а чего ему, действительно, бояться? Призрака мальёка Реджеса? Полицейских?

Подумав так, я вдруг расслабилась и успокоилась. Эймери резко толкнул дверь, распахивая её до конца, а я выглянула из-за его плеча.

Помещение за дверью представляло собой и спальню, и кабинет одновременно: просторная комната с тем самым разбитым окном, которое было видно с улицы. Кровать... незаправленная. Книги... в стеллажах и на столе, и опять на полу... много книг. Одежда – на стуле, мятая, небрежно сброшенная. Картина над столом... кажется, это наш Колледж. Ну, точно, наш. Очевидно, подарок кого-то из студентов... или мальёк Симптак был истинным поклонником собственного места работы.

Источник шума сидел посреди комнаты прямо на разрушенной стопке книг и смотрел на нас в упор жёлтыми немигающими глазами.

***

Эймери тихо выругался и подошёл к рабочему столу, принялся перебирать и разглядывать лежащие там в беспорядке бумаги и книги, явно кем-то уже изученные, а я опустилась на колени перед тощей трёхцветной кошкой. Кошка погладить себя не дала, но и убегать не стала.

- Это она целый месяц тут живёт, некормленная? - ужаснулась вслух.

- Не думаю, - коротко отозвался Эймери. - Окно же разбито, уходит охотиться.

Кошка была изрядно отощавшая и довольно грязная, но месяц без еды, конечно, не выдержала бы. Я поднялась, жалея, что всех наших объединённых даров, что благих, что скверных, недостаточно, чтобы намагичить хотя бы маленький кусочек мяса.

- Да не переживай, не помрёт.

- Не любишь кошек?

- Всех люблю, кроме людей, злые они. Но был бы выбор, предпочёл бы собаку.

Я неопределённо кивнула.

- Что скажешь?

Эймери деловито открывал и закрывал дверцы шкафов, изучил содержимое полок и ящиков стеллажей и секретера, заглянул и в шкаф с одеждой. Обошёл комнату, беря в руки то одну, то другую вещь, вышел, вернулся минут через двадцать и только потом ответил:

- Ничего. Спал, читал, предавался утехам с дамой, вероятно, той самой... ничего интересного.

В принципе, мы же и не ожидали чего-то... этакого? Воспоминаний банного халата о грозном убийце, восклицающем: "Я убью тебя, мерзавец, но позже, в Колледже, ночью в купальне?!"

И всё равно какое-то разочарование присутствовало.

Эймери опустился на кровать и похлопал ладонью радом с собой, но я чувствовала какое-то нелепое смущение вкупе с ноткой брезгливости и садиться на кровать, где мой преподаватель, пусть и бывший, с кем-то там "предавался утехам" не стала. Выбрала табуретку.

Странно, что дом никак не охраняется, не выставлен на продажу или что-нибудь в этом роде, хотя... Наверное, об охране и прочем должны думать родственники. А им может быть совершенно не до того, если финансовые и жилищные проблемы их не тяготят...

Совершенно некстати подумалось, могла бы я жить в таком вот тесном и довольно скромном – с точки зрения семейства Флорисов – доме. Жить с Эймери. Будет ли здесь тесно нам вдвоём? А с детьми? Детям нужна гувернантка, а ещё потребуются повар и как минимум одна уборщица. И садовник. Ладно, без гувернантки как-то можно обойтись, но без хорошего садовника, хотя бы в первые несколько лет – однозначно никак! Сколько стоит содержать такой дом в месяц? Обустроить нормальный сад вокруг него, поставить цветник, скамейки, качели? И хорошо, если у разорвавшей связи со своей семьёй – а как же иначе! – малье Флорис будет хотя бы такой дом, а возможно, раза в два меньше... В голове отчётливо представилась безумная сюрреалистичная картинка: холодная осенняя ночь, гроза, и мы с Эймери ютимся на маленькой одноместной кровати в комнатке чуть больше гардеробной мамы в нашем особняке во Флоттервиле, перетягивая тонкое проеденное молью одеяло. В чадящем камине догорает последнее дровишко. Удар грома – с рёвом вбегает один ребёнок и с размаху плюхается на кровать! Еще удар – вбегает ещё один ребёнок (почему-то я была уверена, что количество детей всегда обратно пропорционально количеству средств на них)! Ещё удар – и забегают, держась за руки, повариха и садовник с криком "Простите нас, пожалуйста, малье и мальёк Дьюссон, но в погребе, где вы нас устроили, из-за дождя начался потоп, можно мы к вам?!" – и тоже падают сверху...

Я тихонько хрюкнула, а Эймери вопросительно уставился на меня. Я тут же сделала серьёзное лицо:

- Ты специально сидишь на кровати, чтобы видения "утех" были отчётливее?

- Да нет, – Эймери пожал плечами. – Не хочется уходить ни с чем, но... – он замялся. – Наверное, для тебя это дикость, но мне здесь нравится. Пустой свободный дом. У меня... у меня мог бы быть такой же. У нас.

Эти слова явно дались ему нелегко. То, что насмешило меня, было его недостижимой мечтой. Я наклонилась, якобы поправляя туфлю, надеясь, что он не прочитает на моём горящем лице то, о чём я думала несколько мгновений назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кошка подошла ближе, потёрлась о ноги, видимо, решив, что обидчики из нас не ахти, а вот как возможные кормильцы мы очень даже перспективны. Я протянула руку и погладила её по бархатному лбу с трогательной рыжей звёздочкой. Эймери, до этого интереса к кошке не проявлявший, тоже наклонился, но гладить кошку он не собирался:

- Смотри.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду, пригляделась и увидела безволосые проплешины на её боку.

- Больная? – сперва предположила я, однако руки не отдёрнула: судя по всему, болезнь или повреждения были давние, сейчас кошка чувствовала себя неплохо, нос влажный и глаза ясные, а голая кожа чистого розового цвета.

- С живыми... предметами очень нелегко работать, – как-то неуверенно сказал Эймери, глядя на кошку. – Но если живое существо небольшое... Крот небесный, даже с трупами легче.

- Хочешь поспрашивать кошку?

- Да. Пока не знаю, зачем, но… Надеюсь, у неё не будет возражений. Не говори пока ничего, ладно? Мне нужно сосредоточиться.

Кошка не возражала, даже наоборот: милостиво позволила водрузить себя на колени, зажмурила глаза, пока Эймери почёсывал ей уши и шею, разомлела и заурчала, сжимая и разжимая когтистые лапы-ладошки. Эймери тоже прикрыл глаза, а я сидела неподвижно, боясь ему помешать и отчего-то представляя совсем иную картинку, нежели в первый раз.

Дом, совсем маленький, как тот, у Лурдовского ущелья. Дождь за окном. Огонь, не нуждающийся ни в каких дровах – я же огненная одарённая, неужели не смогу что-нибудь придумать? Ребёнок, спящий на моих коленях, обнимающий какого-то плюшевого зверька. Сидящий рядом Эймери с мурлычущей кошкой на коленях, читающий вслух какую-то из мудрёных книг, которую он написал сам. Три стакана чая с молоком и простые поджаренные тосты с маслом и джемом на подносе на маленьком столике у дивана. Букет из полевых цветов в простой глиняной вазе. И я, сонная, усталая, вслушивающаяся не столько в слова, сколько в сам звук его голоса. Его рука, лежащая на моём плече.